Круглая печать - Камил Икрамов

— Хотите, я куплю у вас ящик и собаку? Из вашего аппарата конура хорошая выйдет.

Ребята нетерпеливо ждали трамвая и не оборачивались в сторону Азиза.

— Эй, Садык! — продолжал Азиз. — Продашь аппарат, не растрать деньги, будешь своему отцу лепешки носить.

Садык не понял Азиза и повернулся к нему. Зато Эсон и Закир поняли. Эсон подбежал к Азизу:

— Если ты еще слово скажешь…

Громыхая, подходил трамвай.

— Если ты еще слово скажешь…

— А чего! — нагло улыбался Азиз. Он лизал мороженое и свысока смотрел на Эсона. — Вся улица об этом знает… Эй, Садык! А зачем твой отец Махкам-ака убил?

И тут Эсон сделал неуловимое движение головой. Азиз лязгнул зубами и как подкошенный упал в пыль. Не оглядываясь, Эсон бросился к трамваю.

— Скорее, скорее! — подталкивал он ребят.

Трамвай тронулся.

— Что он крикнул про моего отца? — спросил Садык.

— А-а-а… — сказал Закир, — мало ли что…

— Он сказал, что мой отец убил Махкам-ака? — Садык ясно разобрал слова Азиза, только никак не мог их понять.

— Ну да, — сказал Закир, — это его отец так говорит.

— А вы раньше об этом слышали?

— Слышали, — сказал Эсон.

— И ничего мне не сказали?

— А зачем говорить… — начал Закир.

А Эсон закончил:

— …если это неправда.

Однако ребятам пришлось рассказать Садыку все, что они знали.

3

Во дворе, где жил Иван Кустов, все было по-прежнему. В одном палисадничке женщина стирала белье, в другом лысый мужчина в украинской рубашке, сидя у медного самовара, пил чай.

Ребята подошли к двери, где жил Иван, и постучались. Больше всего они боялись, что его нет дома.

— Кто там? — обрадовал их голос Ивана.

— Это мы, — сказал Закир.

— Подождите! — крикнул Иван из-за двери. — Подождите еще семнадцать минут.

Почему именно семнадцать, ребята не поняли, но уселись на корточках под деревом. Доберман бегал тут же, принюхиваясь и оглядывая все кругом. Видимо, он узнавал свой прежний двор.

Наконец вышел Иван.

— Привет! — сказал он свое обычное слово. — Значит, принесли обратно? Не понравился? В общем, кстати принесли. Тут один фотограф ателье открывает, и ему как раз такая бандура нужна. Четвертной обещал дать. Ну, мы по-братски поделим: половину вам, половину мне. Все будем с прибылью. Эта бандура для павильона вещь необходимая.

— Мы не потому… — сказал Садык.

— Ну, сами-то хоть сфотографировались? — спросил Иван.

— Конечно, — сказал Эсон. — Я их всех сфотографировал.

— Не ты, а он, — сказал Закир, указывая на Садыка. — Ты только под аппаратом стоял.

— Помню, помню, — заулыбался Иван, — вместо треноги. А кассету принесли? У меня как раз реактивы готовы. Я тут печатал кое-что, заодно и вашу пластинку проявить могу. Заходите, покажу, как это делается.

В комнате было совершенно темно. Окно было занавешено ватным одеялом, под потолком, укутанная в красные тряпки, еле светилась лампочка.

— Садитесь на кровать и привыкайте к темноте.

Казалось, привыкнуть к темноте невозможно, но постепенно ребята стали различать силуэт гитары на стене, сундук, на котором стояли две белые эмалированные ванночки. Иван сделал что-то с кассетой, вытащил оттуда пластинку и положил в одну из ванночек.

— Вот, — сказал он, — десять минут в одном растворе, в проявителе, десять минут — в другом, это закрепитель, или фиксаж. — Иван сидел на табуретке около сундука и легонько покачивал ванночку. — Посмотрим, что тут у вас получилось… Если хорошо получилось, значит, вам повезло, потому что с первого раза ни у кого не получается… Только, ребята, если уж продавать фотоаппарат, то для того, чтобы новый купить, я так считаю. Если мы прибыль от продажи разделим пополам, то вам приходится двенадцать с полтиной и пять рублей — семнадцать рублей. За семнадцать рублей можно отличный аппарат купить. Как вы думаете?

О семнадцати рублях ребята и мечтать не могли.

«За семнадцать рублей можно купить две пары бутсов и рубль еще останется», — думал Закир.

«За семнадцать рублей можно на всех купить эти крючки-кошки», — думал Эсон.

— А собаку вы тоже заберете? — спросил Рахим.

В это время Иван как раз вынул из ванночки пластинку и посмотрел ее на красный свет.

— Что-то у вас здесь непонятное, — сказал он и переложил пластинку в другую ванночку.

— А собаку вы тоже заберете?

— Добермана-то? Нет, зачем же. Я же вам ее подарил, а не продал.

— Нам один дяденька за Добермана десять рублей давал, — сказал Закир.

— Десять? — удивился Иван. — Что-то больно много. Ведь он даже не чистокровный. Он только наполовину доберман, а наполовину неизвестно кто. Я, ребята, против того, чтобы вы его продавали. По-моему, собак продавать нечестно, они вроде как люди. Подарить — другое дело, если в хорошие руки.

Садык во время всего этого разговора молчал. Он думал о том, что все на улице считают его отца убийцей, и о том, что отец так некстати уехал, а теперь еще приплели исчезновение Кудрата. Сначала он обиделся на ребят, что они ничего ему не рассказали, а теперь понимал, что и сам никогда бы не решился сказать Закиру, если бы что-нибудь такое говорили про его отца.

— Ну, а сейчас пойдем на свет, — сказал Иван, — посмотрим, что вышло. — Он открыл дверь и, осторожно держа пластинку, предложил ребятам посмотреть.

На пластинке было большое светлое мохнатое пятно с коротенькими лучиками. Выше этого пятна были еще какие-то светлые полоски и пятнышки.

— Это солнце, что ли? — спросил Эсон.

— Это? — указывая на светлое пятно, сказал Иван. — Нет, это не солнце. Это на негативе оно светлое, а на бумаге темным получится.

— Как солнце, — сказал Эсон.

— Это твоя голова, — хмуро догадался Садык. — Я же тебе говорил — опусти голову.

— Я и опустил, — сказал Эсон.

— А нас там не видно? — спросил Закир.

— Вас, ребята, не видно, — ответил Иван. — Вот дерево тут есть… дувалы какие-то… а вас не видно. Но дерево хорошо получилось. Интересно, у вас задний план лучше получился. Навели плохо… — сказал Иван. — Конечно, снимок испорчен, но я все-таки отпечатаю для вас на память, как не надо снимать.

Иван снял с окна одеяло, пристроил пластинку на подоконнике. Ребята увидели, что в ведре на полу плавают мокрые фотокарточки. На всех была одна и та же девочка лет двух, со светлыми волосиками и темными глазами. На одной карточке она стояла с куклой в руках и смеялась, на другой — сидела на полу возле кровати и плакала, на третьей — играла в песочек.

— Сейчас мы сделаем, чтобы они блестели, — сказал Иван и прилепил мокрые фотокарточки на оконное стекло. — Вы не очень спешите? — спросил он, — А то негативу еще сохнуть надо. Давайте пока чаю попьем.

Ребята выпили чаю с леденцами. Потом Иван опять закрыл окно одеялом, плотно притворил дверь и стал делать что-то непонятное. В темноте он достал из черного пакета лист бумаги, положил его в деревянную рамку, сверху приложил к бумаге негатив, потом все это прижал к животу, вышел во двор, подержал рамку открытой, потом опять прижал ее к животу и вернулся в комнату. Бумагу он положил сначала в одну ванночку, потом в другую, потом бросил ее в ведро с водой и тогда открыл дверь и снял с окна одеяло.

— Все в порядке, — сказал он. — Что вышло, то вышло.

Садык очень боялся, что ребятам не понравится фотография — ведь ни один из них на ней не получился, — но ребятам фотография понравилась, особенно Эсону.

— О-о-о! — сказал он. — Какая у меня большая голова!

— А вот это тутовник! — обрадовался Рахим.

— А вот это бутылочный склад, — сказал Закир.

— Тут вот вдали какие-то люди получились, — сказал Иван. — Крышу они, что ли, чинят?

Садык внимательно всмотрелся в фотографию.

— Это не крышу… — сказал он.

— Это далеко, — согласился Эсон.

— Во всяком случае, — сказал Иван, — для первого раза неплохо. Дерево все получилось, каждый листочек видно. Задний план неплохо проработан.

— Я не думал, что так хорошо получится, — сказал Закир.

— В следующий раз ты обещал меня отдельно снять, — напомнил Садыку Эсон.

— Так что же, не будем аппарат продавать? — спросил Иван у Садыка.

— Дайте мне карточку, — вместо ответа попросил Садык. Он еще раз внимательно вгляделся.

Действительно, совсем маленькие на фотографии получились два человека. Один из них был виден весь, а у другого только плечи и голова. Оба держали в руках какой-то черный предмет.

Незаметно для себя Садык все больше приближался к открытой двери, к свету, пока наконец не оказался во дворе. Нет, конечно, эти люди не чинили крышу. Это была не крыша, это был дувал. Дувал… Неужели?..

— Ребята, — сказал Садык, заглянув в комнату, — я должен сейчас сбегать в одно место. Вы здесь без меня решайте — продавать, не продавать.