Крах династии - Сергей Шхиян

Пока же из сотни другой каменных домов на глаза мне попалось не больше десятка, да и то дома эти были маленькие, угрюмые, действительно напоминавшие то ли казематы, то ли бункеры. Затевали такие строения скорее всего чудаки и оригиналы, чтобы таким образом выделиться из общей массы.

Моя конная прогулка кончилась возле палат Блудовых. Я сразу пошел в «нашу» светелку. Из моих клевретов на месте оказался только Ваня Кнут, который по малолетству и провинциальности ничего о событиях в царском дворе не знал. Пришлось идти на разведку, в доме царили страх и уныние. О том, что Федька покусился на государя, знали уже все и боялись жесткой опалы. И то, что до сих пор ничего не произошло, не прибыли для разбора из Разбойного приказа дьяк с подьячими, еще больше пугало домочадцев Блудовых. Как известно, простите за тавтологию, неизвестность чаще хуже самого наказания.

Я пошел к старшему Блудову. Боярин Семен Федорович уже вполне отошел после приступа почечных колик, но несчастье с сыном опять уложило его в постель. Мой, как представителя царствующего дома, приход его напугал. Блудов поднял голову с подушки:

— Здравствуй, Алексей Григорьевич, — поприветствовал он меня по имени-отчеству, чего раньше, во время наших встреч, не делал.

Я вежливо ответил.

— Федька-то, слышал уже? Надо же, что выкинул подлец!

— Не только слышал, но и видел, — сказал я, не уточняя подробностей происшествия, — не знаешь, кто его подослал?

— Откуда! — плачущим голосом воскликнул Семен Федорович. — Я бы сам с него живого шкуру спустил! Другие дети как дети, а этот шалопут с детства выродок. Все ему денег было мало, на красные наряды не хватало! Теперь, того и гляди, под опалу попадем, всех по миру пустят!

— Это вряд ли, — попытался успокоить я, — царь Федор милостив, не станет напрасно невинную кровь лить. Только и ты, Семен Федорович, помоги, попробуй узнать, кто сына нанял на цареубийство.

Сколько я понимал в людях, Блудов действительно ничего не знал про аферы сына. Однако положение в городе представлял и тут же выдвинул версию:

— Поди, от царевича Дмитрия такое идет, многие его в Москву ждут. Наверное, кто-то захотел перед ним выслужиться.

— Вот мне и нужно знать, кто. Поможешь? А я постараюсь, чтобы опалу на вас не насылали.

— Помогу, чего же не помочь. Я за царя Бориса уже раз голос отдавал, помогу и его сыну.

На том мы и разошлись. Я вернулся во дворец, теперь уже на своей лошади, ведя царскую кобылку под уздцы. Не нравилось мне каждый раз, когда было куда-то ехать, кланяться конюшему.

Ко времени моего возвращения царское семейство уже собралось в своем дворе. Первым делом я навестил Марью Григорьевну, справиться о мигрени. Царица только махнула рукой. Однако выглядела она значительно лучше, чем тогда, когда я увидел ее впервые.

— Голова-то у вас болит или нет? — все-таки спросил я.

— Что голова, когда тут такие дела! Да и Ксения совсем занедужила, еле вечерню выстояла. Ты, голубь, сходи к ней, проведай. Я смотрю ты, хоть и наш, а лучше немецких лекарей в болезнях понимаешь.

— Конечно, схожу, сейчас же, — пообещал я, с радостью про себя отметив, что предсказания карлицы сбываются.

— Что с ней такое, ума не приложу! — продолжила сетовать мать. — Здорова была, а в последние дни, краше в гроб кладут.

— Царевне покой нужен, а ее беспокоят, — поделился я своими наблюдениями.

— Кто же ее, сердешную, беспокоит? — встревожилась царица.

— Народу у вас в Царской палате очень много, кто храпит, кто громко дышит, вот царевне выспаться и мешают. Сегодняшней ночью что было! Шум, гам, разговоры, разве молодой девушке отдохнуть?

Честно сознаюсь, обманывать чистую, наивную женщину мне было стыдно, но я в себе успешно переломил укоры совести и продолжил ее подталкивать к нужному решению:

— Ей полная тишина нужна, чтобы никого рядом не было.

— Да где ж у нас такое тихое место найдешь? Надо же, как ты меня, голубь, озадачил! Разве что в теткином дворце пусть спит, там уже который год никто не живет.

— Что за теткин дворец? — не понял я.

— Иринин, малый золотой дворец, что у Грановитой палаты.

Я догадался, что речь идет о сестре Бориса Федоровича, царице Ирине, вдове Федора Иоанновича.

— Это было бы хорошо, там царевне Ксении точно никто не помешает, — похвалил я мудрое материнское решение.

— Только как же она там одна-то будет? — тотчас забеспокоилась мать. — Время теперь лихое, мало ли что может случиться!

— А вы велите поставить снаружи стрельцов, а внутри с ней пусть карлица Матрена ночует, она маленькая, от нее и шума мало.

— А как ей худо станет, при болезни-то?

— Ну а я на что? Буду сидеть в сенях, покой царевны беречь. Да и защищу в случае чего.

Идея Годуновой понравилась, и она пошла советоваться с сыном. Однако тому было не до болезней сестры, он явно впал в депрессивное состояние и на все, что ему говорили, не слушая, угрюмо кивал головой. Парня было жаль, но помочь мне ему было нечем.

Когда мне показалось, что все благополучно решилось, неожиданно возникло непредвиденное обстоятельство. Во дворце покойной царицы несколько лет никто не жил, следовательно, там и не убирали, да и обветшал он без присмотра порядком, так что мать забеспокоилась, можно ли там поместить больную девочку. Мне пришлось брать инициативу в свои руки и срочно организовывать там «коммунистический субботник».

Ничего не понимающие слуги при свечном освещении, спешно разогнали пыль по всем покоям, так что вскоре стало возможно эвакуировать туда больную. Сама Ксения вела себя непонятно смирно, ничем не интересовалась, покорно шла туда, куда ее вели, так что я начал подозревать, не больна ли она на самом деле. Наконец все организационные и протокольные мероприятия были выполнены, дворцовые девушки под ручки отвели царевну в теткин дворец, и я изнутри запер за ними двери. И вот мы остались втроем!

Всем было немного неловко, даже Матрена вела себя необычно тихо, медленно двигалась и всячески старалась не шуметь, Ксения, так и не выйдя из роли больной, понуро сидела в спальне своей покойной тетки, а я так и вообще чувствовал себя последним негодяем.

Пожалуй, в такую странную ситуацию я попал впервые в жизни. Главное, я не знал, что от меня ждут. Вернее будет сказать, не представлял, как довести ситуацию до желаемого финала и, главное, как это сделать. Сложно тащить в постель девушку, за которой даже толком не ухаживал.

— Ну, что будем делать? — бодро, с интонациями массовика-затейника, спросил я, усаживаясь рядом с царевной.

Ксения скорбно вздрогнула и отодвинулась от меня на край лавки. Похоже было, что я зря мыл шею, придется теперь, как дураку, ходить с чистой. Однако сдаваться было рано.

— Рассказать тебе о будущем? — спросил я, пересаживаясь с девушкой на соседнюю лавку.

— Расскажи, — бледно улыбнулась она.

— Мы все живем в каменных домах, — начал я, не представляя, что может быть понятно и интересно средневековой девушке в таком далеком будущем.

— Все? — переспросила она. — В пещерах?

— Нет не в пещерах, а в очень больших теремах. И окна у нас большие.

О телевизоре и сотовом телефоне можно было умолчать, как и остальных благах цивилизации, вроде повозок без лошадей, коврах-самолетах и прочей чертовщине.

— Окна-то у вас цветные? — поинтересовалась она.

— Нет, прозрачные.

— А у нас, чай, цветные!

— У нас тоже есть цветные, только редко у кого.

— Значит, все, как и у нас.

— Зато Москва стала такой большой, что ее на хорошем коне за два дня не обскачешь.

— Это плохо, что же вам, земли не хватает, если вы так кучно живете?

— Почему, земли достаточно, только многие хотят жить там, где побольше людей.

— Тоже как у нас, все хотят за стенами селиться, набегов боятся! А царь у вас кто?

Вопрос оказался на засыпку. Хвастаться нашими президентами не приходилось. Люди они, конечно, хорошие, достойные, всенародно избранные, но, как мне кажется, без державной харизмы.

— Царь у нас не постоянный, его выбирают на четыре года.

— Как же так можно?

— Так все решили, а то попадется какой-нибудь, вроде вашего Ивана Грозного, половину страны перебьет.

— Да, батюшка рассказывал, грозен был Иоанн Васильевич! Много невинной крови пролил! У вас-то такого, поди, не бывает?

Ответил я не сразу. Говорить правду не позволяла гордость за свое время. Не выдавать же было тайну о людоедах, ни за что, ни про что сожравших миллионы человеческих жизней, тиранов, по сравнению с которыми средневековый Иван Грозный выглядит мальчишкой и щенком. Пришлось врать с листа:

— У нас тишь и гладь, да Божья благодать. Народ добрый, степенный, все трудятся в поте лица, оттого и живут хорошо. Воровства нет и в помине. В бояре попадают умнейшие люди, а не всякая случайная шантрапа. Дьяки и подъячии пекутся исключительно о благоденствии народа, а не о своей выгоде, потому хорошо всем: и пастырям, и овцам. Православные иереи сплошь схимники и аскеты, живут идеей и постятся круглый год. Особое уважение мы оказываем старикам. Те, как сыр в масле катаются.