ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ РАСЧЕТ: СУДЬБА БЕСТЕРА - Дж. Грегори Киз

– Комплекс Электры. Женщина ищет мужчину, подобного ее отцу, потому что она подсознательно влюблена в отца и знает, что не может это реализовать.

– Оно самое.

– Тебе поможет, если я скажу, что ты ничуть не похож на моего отца?

– Уверен, поможет.

– Ты ничуть не похож на моего отца.

– Ну, если ты это говоришь, я верю.

– Доверчивость. Люблю это в мужчинах. Что я еще могу тебя попросить принять без вопросов? – Она сделала паузу, как бы раздумывая об этом, затем посмотрела ему прямо в глаза. – Как насчет этого? Ты – самое лучшее, что случилось со мной за очень долгое время. Я не знаю, что привело тебя в мой отель, но я рада, что это произошло.

– Я не стану это оспаривать, – сказал Бестер немного через силу. – Я могу сомневаться, но не могу оспаривать это. Ты сделала меня… – он поискал слово, но все звучало так банально, так неуклюже. – Ты сделала меня счастливее, я думаю, чем я был когда-либо.

– Хорошо, – сказала она, глаза ее сверкнули, – а теперь, оставив в стороне взаимное восхваление, как мы проведем остаток этого дня?

– Хм… Какую вещь ты втайне до боли хотела бы сделать в Париже – вещь, которую настоящий парижанин не сделает и под страхом смерти?

– О, это просто. Эйфелева башня.

– Тогда – на Эйфелеву башню.

– Э, тогда мы должны прикинуться туристами.

– Да, конечно. Камеры.

– Шорты и гетры для тебя.

– Футболку "Я люблю Париж" для тебя.

– И безобразные ботинки для нас обоих. Отлично. Прекрасная идея. И ты будешь спрашивать дорогу.

– Но я знаю дорогу к Эйфелевой башне.

Она взъерошила ему волосы.

– Если мы собираемся играть в туристов, мы должны это делать во всем. Я не желаю, чтобы кто-нибудь узнал меня. О, и солнцезащитные очки для нас обоих, да? Здоровенные.

– Ты выглядишь безобразно, – заключила Луиза через час или около того, когда они вырядились примерно так, как собирались. – Гавайские шорты – несомненно ужасный штрих.

– Благодарю, дорогая. Ты выглядишь точно мне подстать.

– Так, я бы сказала, мы готовы идти. Уверен в том, что ты задумал?

– С этого момента я больше не говорю по-французски, – откликнулся Бестер. Они вознамерились быть отвратительными американцами и

зеваками-марсианами. Они заказывали "настоящий" кетчуп в ресторанах и требовали льда в напитки. Когда они не могли заставить себя понять на английском, они говорили по-английски очень громко и очень медленно. Они были отъявленно несносны, и Бестер обнаружил, что доволен собой больше чем когда-либо за долгое время.

Они предприняли тур вдоль Сены, обошли Лувр, затем поднялись на верхушку Эйфелевой башни, где стояли со смешанной группой, в большинстве японских и нарнских туристов, и наблюдали, как солнце касается горизонта.

– Я приходила сюда однажды маленькой девочкой, – рассказала ему Луиза. – С тех пор я здесь не бывала. Это стыдно, право, – она сжала его руку. – Это был прекрасный день. Давно я так не дурачилась.

– Это так называется? – откликнулся Бестер. – Я точно не уверен, что знаю значение слова.

– Вероятно, нет. Ты воспринимаешь жизнь очень серьезно. Чересчур серьезно, я думаю.

– Идея была моя.

– Знаю. Но что забавно – я давно хотела сделать что-нибудь вроде этого. Ты будто мои мысли прочел.

– Ха. Хотел бы я уметь. Никогда не знаю, что ты думаешь, – но, конечно, он знал. Почему он должен чувствовать себя из-за этого виновато? Но, каким-то образом, он чувствовал. Это ощущалось как мошенничество.

– О, я думаю, ты умеешь, иногда, – она снова пожала его руку, и они притихли на несколько минут.

И посреди разгорающихся сполохов удовольствия он почувствовал – кто-то пытается сканировать его.

Его улыбка примерзла к лицу, и он медленно огляделся, ища в толпе. Спустя мгновение он нашел. Это был Акерман, тот самый человек, которого он видел на платформе поезда.

И Акерман думал: "Огосподигосподигосподи…"

– Луиза, дорогая, – сказал Бестер. – Что-то я устаю. Как по-твоему – ужасно, если мы перекусим и пойдем домой?

– "Домой" – звучит хорошо, – ответила она. – Я могу устроить нам сандвичи.

Бестер попытался скрыть свою тревогу. На этот раз Акерман его узнал, в этом он был абсолютно уверен. Когда он проходил мимо, Бестер считал его поверхностные мысли. Он попробовал слегка углубиться и нашел адрес.

"Домой" звучит хорошо". Мысли Луизы отзывались в его голове мучительной горечью. У Альфреда Бестера, похоже, никогда не было дома.

Глава 2

– Куда-то собрался, Жюстин? – тихо спросил Бестер.

Склонившаяся фигура замерла, перестав заталкивать вещи в чемоданчик, и медленно сжалась.

"Так это вы," – передал он.

– Ш-ш-ш. Говори со мной, Жюстин. Как давно мы не виделись? Семь лет?

Пожилой человек медленно повернулся к нему лицом.

– Примерно столько. Я удивлен, что вы помните меня, мистер Бестер.

– Ты был хорошим человеком. Верным Корпусу. Поверь мне, таких, как ты, я замечаю. – Он снова взглянул на наполовину упакованный чемодан. – Ты как будто спешишь. Помочь?

– Вы следовали за мной?

– Вчера ты практически указал, где остановился. Я не думал, что ты станешь возражать, если старый друг нанесет тебе визит.

– Н-нет, конечно, нет. Могу я… э… предложить вам что-нибудь выпить?

– Хорошо бы воды, – отозвался Бестер. – Просто большой стакан холодной воды.

– Разумеется, – Акерман вышел в кухню. Бестер молча закрыл за собой дверь и встал у окна. Из отеля открывался вид на Венсеннский лес, обширный парк для гуляний. Группа детей в школьной форме играла в футбол на лужайке под присмотром пары монашек.

Акерман вернулся с водой.

– Это вам, сэр.

– Больше нет нужды в "сэре", Жюстин. Я теперь гражданский, прямо как ты. Пытаюсь жить тихой жизнью, прямо как ты.

– Да, с… мистер Бестер. Это все, чего я хочу.

– Ты в бегах?

– Нет, сэр. Я отсидел два года в тюрьме, а затем меня выпустили условно. Я вышел почти год назад.

– Сожалею, что так случилось, Жюстин, но, в конце концов, для тебя все уже позади, не так ли? Хотел бы я иметь возможность сказать то же самое, – он поднял глаза и улыбнулся. – Но, представляю, мне они дадут больше двух лет, как думаешь?

– Думаю… да, мистер Бестер. – сказал Акерман очень осторожно. Он все еще держал воду. Бестер взял ее и отпил немного.

– Ужасная штука – война. В действительности произошло то, о чем я никогда не помышлял. Я никогда не верил, что увижу наших телепатов настолько разобщенными, бросающимся друг на друга, как свора изголодавшихся собак. И даже позже, во время процессов – кое-кто из моих самых старых и близких друзей продал меня, дал показания против меня. Пошли на сделку, чтобы спастись самим. Скажи-ка, ты же лично надзирал за казнями по крайней мере пяти наших военнопленнных. Как это ты ухитрился получить всего два года?

– Мистер Бестер, прошу…

Бестер поднял бровь.

– Успокойся. Я просто пошутил. Я тебя ни в чем не обвиняю.

– Я – я знаю.

– Расслабься, Жюстин. Я пришел сюда не за тем, чтобы причинить тебе вред. Просто поговорить. Посмотреть, каковы твои намерения.

– Что вы имеете в виду?

– Некоторые люди желали бы знать то, что знаешь в данный момент ты. Некоторые люди очень хорошо заплатили бы за информацию, которой располагаешь ты один. Ты совсем недавно вышел из тюрьмы. Скорее всего, ты теперь немного в нужде. Ты, должно быть, испытываешь искушение – совсем чуть-чуть – сделать то же, что многие из моих коллег уже сделали.

– Нет, – сказал Жюстин подчеркнуто. – Я просто хочу забыть – забыть все это. Без обид, мистер Бестер. Я всегда восхищался вами, даже когда другие стали говорить о вас плохо. Я всегда думал, что вы правы – насчет нормалов, насчет нелегалов, насчет их всех. Что бы вы ни думали, я не свидетельствовал против вас. Ладно, я кое-кого сдал, но не вас. Можете посмотреть в судебных отчетах.

– Меня не интересует месть, – сказал ему Бестер. – Даже если они принудили тебя к некоторому предательству, я действительно не буду тебя обвинять. Я не хочу и пытаться расквитаться с каждым, кто меня предал. Я понимаю их выбор. Я с ним не согласен. Думаю, что, на самом деле, это смердит, но я это понимаю. Оставим это на их совести. Я покончил с этим. Чем я озабочен – это будущим, а не прошлым.

– Я тоже, – сказал Акерман. – Я тоже, мистер Бестер. Как я и сказал, я просто хочу все это забыть – включая вас. И я хочу, чтобы мир забыл обо мне.

– Что ж, тогда мы одинаковы, Жюстин. Так что же нам делать с этим? Как я могу успокоить свои мысли, когда их занимаешь ты?

– Клянусь вам, мистер Бестер, я не скажу. Я никому не скажу.

– Верю, что ты так считаешь. Но не проверят ли тебя? Не является ли это частью новой процедуры проверки твоей деятельности с целью увериться, что ты не "злоупотребляешь" своими способностями? Увериться, что ты был хорошим и не подавал дурного примера маленьким ребятам-телепатам?