Лягушка Баскервилей - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сильно, – захихикала я.
– Идиот! – кипела Оксана. – Попыталась объяснить ему, что он идиот, но идиот не понял, что он идиот, потому что он идиот!
– Слышала ли ты о профессоре Калужном? – решила я подтолкнуть Оксану к необходимой теме.
– Господи, да он у меня латынь списывал! – засмеялась подруга. – Кстати, ты его сама великолепно знаешь. Сенька за тобой ухаживать пытался, а умная Даша нос отвернула, хороший тогда аргумент выдвинула: «Мне рыжие и конопатые не нравятся». Оно и правда, Сенька страшный, хуже Квазимодо. Зато теперь светило, великий нейрохирург, по всему свету катается, лучшие клиники ему в ноги кланяются.
В моей памяти зашевелились воспоминания. Вроде какой-то студент-медик, сильно смахивающий лицом на перепелиное яйцо, пытался носить мне букеты, кажется, у него имелась буйно вьющаяся рыжая шевелюра…
– Ну, вспомнила? – щебетала Оксанка.
– Так, в общих чертах. Ты можешь устроить нам свидание?
– Если он в Москве, то легко. А когда надо?
– Да хоть сейчас! Даже именно сегодня! Ксюха, постарайся!
– А что случилось?
– Потом объясню.
– У кого беда? – насторожилась Оксана. – Сенька великий доктор, но лучше к нему на стол не попадать, берется лишь в тяжелых, практически безысходных случаях. И представляешь, вытаскивает людей с того света. Ладно, жди!
Я положила трубку на сиденье. Если нужен врач, то следует незамедлительно обращаться к Оксанке – либо она училась с искомым эскулапом, либо он практиковался у нее, либо вместе сидели на научных конференциях.
Сотовый снова ожил.
– Дашута, вот хохма, – засмеялась Оксана. – Ты его в свое время сильно зацепила, оказывается! Как услышал, о ком веду речь, занервничал, даже охрип. Звони ему немедленно, записывай номер мобильного. Во как! Думаю, Сенька не всем его сообщает.
Я моментально воспользовалась полученными сведениями, и Калужный ответил сразу. Но тут до меня дошло, что я не знаю отчества профессора.
– Простите, можно господина Калужного?
– Слушаю, – повторил баритон.
– Вас беспокоит близкая подруга Оксаны, мы…
– Дашенька, – ласково сказал хирург, – это просто оживший сон! Здравствуй, радость моя!
– Э… э… Добрый день, Семен… э… э… Извините, но вот отчество…
– Какие глупости! – возмутился доктор. – Что случилось? Надеюсь, ты здорова?
– Как корова, – машинально ответила я и рассердилась на себя: красиво высказалась.
Семен засмеялся, потом осекся.
– Афанасия? Муж? Дети? Для кого я понадобился?
– Ты помнишь имя моей бабушки? – поразилась я. – Она умерла давно. Мужа у меня нет, а дети в полном порядке. Просто надо поговорить, но не о моей семье.
– И слава богу! – с явным облегчением воскликнул Семен. – А то, если кто из друзей звонит, всегда напрягаюсь. С хорошими новостями давно не беспокоили, в основном о болезнях речь.
– Можно нам встретиться?
– Нужно! Мы так давно не виделись! Называй место.
– Лучше я приеду в клинику. Речь пойдет об одной больной, может понадобиться история ее болезни.
– Хорошо, – безо всяких колебаний с ходу согласился Семен. – Охране у входа скажи: Калужный велел пропустить.
То ли профессор сделал секьюрити внушение, то ли его рейтинг в больнице зашкаливал, только парни, облаченные, несмотря на жару, в черную форму, начали суетиться, услышав условную фразу. Меня с поклонами усадили на банкетку, выдали бахилы, затем довели до лифта и даже нажали на кнопку. Не успели двери на нужном этаже раскрыться, как подлетела приятная женщина лет тридцати и зачастила:
– Сюда, пожалуйста. Семен Михайлович ждет. Налево, направо, осторожнее, тут порог… ой, у нас скользко, полы мыли, не запнитесь, вот, прямо…
Продолжая приседать и кланяться, секретарша ввела меня в прохладный, темноватый, набитый дубовыми шкафами кабинет и доложила:
– Семен Михайлович, привела.
Лысый мужчина, сидевший за столом, вскочил, уронил ручку и кинулся ко мне.
– Даша! Ты такая же! А я растерял кудри! Садись сюда! Дина, неси чай, кофе, пирожные, конфеты. Помнишь, Дашенька, как я рецепт Пыне выписал?
В моей голове словно раздвинулись темные шторы.
Оксанка с детства мечтала стать врачом, но сразу поступить в институт ей не удалось, пришлось идти кружным путем. Ксюша закончила медицинское училище и оказалась на первом курсе, уже имея рабочий стаж. Это кардинально отличало ее от большинства студентов, не слишком ответственных людей. Оксанка училась хорошо, ей даже удалось овладеть латынью, а вот ее одногруппник Сеня Калужный никак не мог запомнить необходимое. Ну не укладывались в его кудрявой голове премудрые обороты вроде «да талес дозес». По латыни у Сени была жалкая тройка, поставленная сердобольной преподавательницей.
От сессии до сессии живут студенты весело. И медики не исключение. Как-то раз мы все, смешанная компания из будущих врачей и преподавателей иностранных языков, гуляли на квартире у некоего парня. Кто он такой, почему все оказались у него, не спрашивайте, эти сведения начисто выветрились из моей головы, помню только, что странную личность именовали Пыней.
В разгар веселья Пыня пристал к Сене:
– Ты латынь учил?
– Угу, – кивнул Калужный, к тому времени почти впавший в бессознательное состояние от горячительных напитков.
– Я тут бланк надыбал, – обрадовался Пыня, – выпиши мне морфий.
– Низзя… – икнул Сеня. – Запрещено.
– Ха, значит, не умеешь, – умело подначил студента Пыня.
– Я? – возмутился Калужный. – Еще как могу! Давай бланк.
Только большим количеством принятого на грудь можно объяснить безответственность Сени, который нетвердой рукой нацарапал на бумажке с печатью некие письмена. Обрадованный Пыня убежал, а мы с Оксанкой подхватили Калужного и потащили домой.
На следующий день Ксюша прибежала ко мне после занятий, упала на диван и, корчась от смеха, рассказала дивную историю. Оказывается, не успели мы утащить Сеню, как Пыня вернулся домой и начал рыскать по квартире с воплями:
– Где прячется этот сучоныш?
В конце концов хозяин успокоился и на вопрос одного из медиков: «А зачем тебе Сенька?» – обиженно ответил:
– Во, глянь, чего он накалякал!
Будущий врач взял рецепт и начал сползать по стене. Неровным почерком на бланке стояло: «Аптека, пожалуйста, дайте Пыне яду». Представляете реакцию провизора, узревшего оригинальную просьбу? Еще странно, что Пыне удалось убежать, по прошлым годам подобные шуточки заканчивались плохо.
– Сеня! – подпрыгнула я. – Привет!
– Ну вот, теперь ты меня вспомнила, – усмехнулся Калужный.
Некоторое время мы перебирали общих знакомых, потом я .спросила:
– Можно узнать, кого ты оперировал двадцать девятого января этого года?
– Легко, – кивнул Калужный.
Он подошел к столу, ткнул пальцем в кнопку и сказал:
– Дина, январь месяц, двадцать девятое. Кто у меня был?
– Сейчас, Семен Михайлович! – отозвался женский голос, и через минуту секретарша продиктовала: – Королькова Валентина, исход летальный, не на столе, на седьмые сутки в реанимации.
– Мм, – помрачнел Калужный, – ясно.
– Королькова Валентина… – повторила я. – Знакомая фамилия. Женщина умерла?
Семен кивнул:
– Да, в принципе иного и не ждал, шансов не было почти никаких. Знаешь, у медиков есть понятие – «операция отчаяния». Это когда понимаешь, что человека не спасти. Но все равно берешься.
– Зачем мучить человека? Пусть уходит спокойно!
Сеня взял очки и водрузил их на нос.
– Всегда остается шанс. Любой хирург расскажет тебе массу случаев, когда абсолютно безнадежные люди выздоравливали, буквально уже лежа в гробу. И наоборот, вроде ерундовый случай может закончиться летальным исходом. Есть многое на свете, друг Горацио, что неизвестно нашим мудрецам…
– Случай с Корольковой был не ерундовый?
– Нет, – помотал головой Сеня. – Совсем плохой случай был, опухоль нехорошая, но крохотный шанс имелся, хотя от Валентины отказались все. А я рискнул и проиграл. Очень гадко себя потом ощущал.
– Думала, врачи привыкают к смерти. Сеня снял очки.
– Нет, неправда. Мне не попадались на пути такие. Да, многие напускают безразличие, делают вид, что все им нипочем. Только собственное кладбище помнишь поименно, прокручиваешь в голове операцию, пытаешься найти ошибки, чтобы потом избежать их. Даже если, как с Корольковой, имелись несовместимые с жизнью обстоятельства, все равно тяжело. А уж родственники! Она мне стекла в шкафу побила, представляешь? Конечно, понимаю девушку, жизнь с ней обошлась жестоко, но все же надо себя в руках держать.
– Кто из родственников Корольковой хулиганил в твоем кабинете?
– А тебе зачем?
Я устроилась поудобней на диване и рассказала Семену о Розалии.
– Однако интересно! – воскликнул приятель студенческих лет. – С Корольковыми случилась похожая история. Юлия так плакала… А потом бросилась кабинет громить, мы с Диной еле ее успокоили.