Поверженный разум. Теория и практика глупости - Xoce Антонио Марина

В этом случае, разумеется, пострадал не Хейг, а его люди („Иррациональность: внутренний враг“, 1996).

А вот как обосновал сенатор Дентон в своем обращении к сенату Соединенных Штатов просьбу не отказываться от развития очевидно нежизнеспособного оросительного проекта: „Решение закрыть проект, в который вложены один миллиард сто миллионов долларов, представляет собой недопустимое разбазаривание денег участников проекта“. В чем он не отдавал себе отчета, так это в том, что продолжение работ привело бы к еще большему их разбазариванию.

Упрямство, таким образом, может таить в себе большую опасность. Поэтому восхваление „силы воли“ представляется мне ошибочным. Я предпочел бы говорить о правильном или ошибочном использовании воли, об умном или глупом ее применении.

Вновь мы встречаем старых знакомых. Ошибки воли всегда проистекают из злоупотребления властью. Когнитивные или аффективные модули, поведенческие привычки лишают „я исполнительное“, с одной стороны, необходимой энергии, а с другой — соответствующей гибкости, то есть оно становится либо чрезмерно жестким, либо чрезмерно податливым. Это я имел в виду, когда говорил о том, что качество воли зависит от качества разума. Личность, не способная контролировать свои поступки, не может быть особенно разумной, но точно так же разумным нельзя считать человека, который одержим какой-нибудь идеей или глупой целью.

Мы не можем создать универсальную модель — волю на весь размерный ряд, „прет-а-порте“. Надо принимать во внимание своеобразие каждого конкретного случая, умело используя адекватные критерии. На стокилометровом шоссе погрешностью в десять сантиметров можно пренебречь, другое дело, когда речь идет о нейрохирургической операции и врач удаляет опухоль мозга. Действие окончится неудачей, когда применяется неподходящий свод правил, плохие критерии оценки. В ряде случаев мы должны выбрать между двумя диаметрально противоположными критериями. То, что мы подчас воспринимаем как частный успех, может считаться провалом с точки зрения социального разума. Обогатиться, вырубая бразильские леса, — да, это большая удача для участника сделки, но и большая беда для общества. Принцип иерархии рамок вступает в игру, заставляя нас делать выбор. Этой проблеме посвящена следующая глава.

VI. Выбор целей

14 января 1913 года Кафка пишет Фелице:

Как-то раз Ты написала, что хотела бы сидеть рядом со мной, когда я пишу; представь себе, я бы тогда не смог писать (у меня и сейчас-то не особенно получается), напрочь не смог бы. Писать — это ведь раскрываться до самого дна; даже крайней откровенности и самоотдачи, допустимой в общении между людьми, такой, когда, кажется, вот-вот потеряешь себя, чего люди, покуда они в здравом уме, обычно стараются избегать, ибо жить, покуда жив, хочет каждый, — даже такой откровенности и самоотдачи для писательства заведомо бесконечно мало. Все, что с этой поверхностной плоскости ты переносишь в писательство — если уж иначе не получается и более глубокие родники в тебе молчат, — все это ничто и распадется в прах в тот самый миг, когда более истинное чувство поколеблет в тебе эту первую, поверхностную оболочку. Вот почему никакого одиночества не хватит, когда пишешь, и любой тишины мало, когда пишешь, и никакая ночь не бывает достаточно темна. Вот почему и никакого времени никогда не хватает, ибо пути твои долги, сбиться с них легче легкого, и иной раз такой страх накатывает, что, забыв все влечения и соблазны, хочется повернуть и бежать назад (за что потом всякий раз тяжело бываешь наказан) — как при нежданном поцелуе, случайно сорванном с вожделенных уст!

Кафка считает, что его писательское призвание несовместимо с любовью, о которой он, тем не менее, мечтает.

Побуждаемые желаниями и потребностями, мы должны строить планы на жизнь, и от этой операции в значительной мере зависят наши успехи или поражения. Важно разобраться с противоречивыми планами (противоречие, которое видел Кафка между писательством и жизнью с другим человеком), составить совмещенные планы (как совместить работу и личную жизнь, например) или реализовывать планы по отдельности (любовь, работа, политическая деятельность).

Мы постоянно сталкиваемся с тремя проблемами. Я не знаю, что делать. Я знаю, что я хочу сделать, но не знаю как. Я знаю как, но не решаюсь. У всех нас есть непременный и непременно туманный замысел: мы хотим быть счастливыми. Однако мы не знаем, какие шаги конкретно надо сделать, чтобы приблизиться к неясной цели. Выбор задач — одна из наиболее тонких операций разума. В последнее время возрастная психология пристально исследовала способы, при помощи которых подростки выбирают себе карьеру. Психолог Э. Гинзберг разработал теорию, согласно которой дети и подростки проходят через три этапа выбора: этап фантазий, этап проб и реалистический этап. Последний этап сигнализирует о зрелости, но как его достичь?

Многие неудачи случаются потому, что цели, которые мы намечаем, недостижимы сами по себе или же недостижимы для нас. Невозможно быть всемогущим, невозможно сделать яичницу, не разбив ни одного яйца. Сартр считал, что невозможно сохранить руки чистыми, борясь с несправедливостью. Камю рассказал в „Чуме“ историю писателя, который потерпел поражение, потому что стремился построить совершенную фразу. Перед смертью обнаружился чемодан, наполненный вариантами этой фразы. Фраза, тысячу раз написанная и тысячу раз отвергнутая, в одной из своих версий гласила: „Прекрасным утром мая элегантная амазонка на великолепном гнедом коне скакала по цветущим аллеям Булонского леса…“ Неудовлетворенный автор так объясняет то, что он думает об этой фразе: „Пока что все это еще очень приблизительно. Когда мне удастся непогрешимо точно воссоздать картину, живущую в моем воображении, когда у моей фразы будет тот же аллюр, что у этой четкой рыси — раз-два-три, раз-два-три, — все остальное пойдет легче, а главное, иллюзия с первой же строчки достигнет такой силы, что смело можно будет сказать: „Шапки долой!“[54]

Бинсвангер[55] рассказывает нам случай одной женщины, измученной несбыточными мечтами. С малых лет она могла плакать часами, если в любом деле не превзошла всех своих подружек, но даже несомненные успехи не приносили ей удовлетворения, ибо она вознамерилась достичь столь чудесных высот, которые обеспечили бы ей бесконечную славу. Живя под лозунгом „Или Цезарь — или никто“, она воспринимала свои успехи как оскорбительные провалы. Она была жестока не только по отношению к себе, но и других постоянно меряла той же меркой, применяя к ним те же самые нереальные критерии. Когда парализующее отчаяние начало подтачивать ее способности, она погрузилась в глубочайшее чувство собственной ненужности и бесполезности. Только смерть могла избавить несчастную от мук, и она искала смерти, пройдя сквозь череду попыток самоубийства.

Иногда достижимая сама по себе цель оказывается недостижимой для определенного человека. В фильме „Бунт на „Каине“ знаменитый американский актер Хэмфри Богарт показал крах человека, который хотел командовать, но не умел этого делать. Герой много лет проводит в чиновничьей должности, а потом его назначают командиром военного корабля. Исполняется, таким образом, его страстное желание командовать, и пост дает ему власть, но не проницательность. Он не способен отличить пустое от важного, понять мотивы человеческого поведения, он запутывается в собственных бессмысленных приказах, не понимает, когда нужно быть жестким, а когда — гибким, и в конце концов провоцирует бунт на корабле, одержимо пытаясь выяснить, кто же все-таки сожрал украденную на камбузе банку земляники. Принимать в расчет то, на что мы способны, а на что нет, тонкая задача. Если цель чрезмерно высока, вероятность потерпеть поражение также очень высока. Если цель, напротив, слишком занижена, многие потенциальные возможности человека так и не получат своего развития.

Ставить противоречащие друг другу цели — пусть даже они таковыми не кажутся — значит обречь себя на неминуемое поражение. Физики знают, что невозможно одновременно измерить скорость и положение элементарной частицы, потому что фиксация ее положения изменит ее траекторию. Теологи не смогли узнать, как Бог мог быть абсолютно справедлив и абсолютно милосерден. Многие родители ставили перед своими детьми противоположные цели: они хотели бы, чтобы те были одновременно эгоистами и справедливыми, голубями и соколами, и это смешение представляется крайне трудным. Гарсиа Маркесу пришлось поменять свои планы, когда у него уже был почти написан первый вариант „Осени патриарха“: с самого начала он хотел во что бы то ни стало добиться безличностного повествования, написанного при этом от первого лица, что оказалось неодолимым противоречием. Миллера, Галантера и Прибрама, о которых я вам уже говорил, авторов „Планов и структуры поведения“, удивила частота, с которой люди строят противоречивые планы, не отдавая себе в том отчета. „Кажется, будто такой человек сознательно стремится к поражению, но не может понять почему. Он знает, что есть какая-то ошибка, но не может понять, где она кроется“. Оба плана, возможно, никак не соприкасаются между собой, и у этого человека никогда не будет случая сопоставить их. В более серьезных ситуациях мы можем столкнуться с феноменом „раздвоения личности“.