Хромая дама: Нерассказанная история женщины – тайного агента периода Второй мировой войны - Пернелл Соня

Похоже, неявка Вирджинии была своеобразным способом проверить добросовестность Черчилля. Как только он вернулся в свой номер в отеле «Верден», где его предупредили спрятать свое драгоценное мыло от горничной, то почти сразу же получил от нее звонок. Он сообщил новости о ее «сестре» Сюзанне – еще один согласованный пароль, – и она пригласила его на ужин. Они сели в ее любимом ресторане, она накормила его и дала талоны на еду, любезно предоставленные ее другом из продовольственной администрации. Черчилль был поражен качеством еды – они оба заказали по дюжине устриц, – но она сказала ему, что это блюдо чрезвычайно дорогое, и в подобных элитных ресторанах посетителя должен был бы сначала представить хорошо знакомый им старый клиент.

Они болтали по-французски, Вирджиния была дружелюбна и очаровательна. Она раздавала комплименты и умело успокаивала Черчилля, пока в разговоре он не произнес слово «Англетер»[112]. Она прервала его на полуслове и твердо сказала, что он никогда не должен «называть это место, если мы хотим о нем поговорить. Вместо этого мы говорим chez nous [дома]. Использование другого слова может привлечь ненужное внимание»[113]. Она произнесла этот упрек таким же спокойным тоном, чтобы не насторожить соседей, но в ее серьезности не было сомнений. Черчилль не мог не заметить, что улыбка исчезла, а в глазах появилась явная усталость.

Вирджиния уже знала, что такие мелкие ошибки могут стоить жизни агентам и ей самой. Один ее коллега был схвачен зорким офицером гестапо после того, как он вышел перед машиной, забыв на мгновение, что французы держатся другой стороны дороги. Вирджиния напомнила новичкам, что нужно есть, как французы, – торопливо собирать подливу хлебом, не оставлять ни крупинки еды на тарелке и уж точно не выкладывать столовые приборы на «половину седьмого» в конце трапезы, как учили хорошо воспитанных британцев. И поскольку они больше не были в Англии, им следовало воздержаться от постоянного ношения плаща.

Не имея возможности покупать своим «мальчикам» сигареты, чтобы унять их приступы дрожи, Вирджиния подбирала для них окурки с пола различных кафе. Собирание окурков стало местным (и весьма уважаемым) времяпрепровождением. Это считалось более надежным, чем популярная альтернатива – скручивать сигареты, используя осенние листья. Из-за этой привычки улицы Лиона пахли кострами, и люди постоянно кашляли.

Тем не менее, несмотря на все таланты Вирджинии, даже вновь прибывшим агентам, таким как Питер Черчилль, сразу было очевидно, что безответственное поведение Алена делало ее уязвимой. Он понял, что потеряй он ее, последствия будут еще более разрушительным, чем фиаско на Вилле де Буа. Тем не менее, было также понятно, что Ален постоянно пытался дискредитировать Вирджинию и не принимал ее помощи, хотя правда заключалась в том, что он терпел неудачу за неудачей. На самом деле ему так и не удалось создать каких-либо подходящих групп для будущих диверсионных операций. Вернувшись через несколько недель в Лондон, Черчилль сообщил Секции F о недовольстве Вирджинии Аленом и его поведением, и даже предложил отозвать его. В то же время Черчилль рассыпался комплиментами в адрес американки, предлагая Лондону облегчить ее жизнь – и отразить реальность на местах, – четко дав понять, что она главная.

Он объяснил, что именно Вирджинию считали настоящим руководителем. Она была «известна в Лионе как le champion américain и добивалась того, что для нее делали все необходимое. Она была, добавил он, «ходячей энциклопедией: всех знает, со всеми на связи, всем нравится»[114]. Вирджинию действительно все любили, но в то же время и немного побаивались. Ее готовность помочь другим сочеталась с постепенно растущей безжалостностью. Она старалась оттачивать свои навыки стрельбы во время регулярных охотничьих вылазок на холмах за пределами Лиона (уверяя Лондон, что она будет осторожна с Катбертом – так она называла свою ногу). И с удивительно ледяным спокойствием она сообщала Черчиллю, что ее «ребята» «избавятся» от контакта, подозреваемого в передаче информации французской полиции[115]. Тем не менее, официальное оформление ее в должности руководителя или наделение ее четкими полномочиями командовать в полевых условиях было слишком большим шагом для женщины, даже для УСО. Казалось, что несмотря на все, чего она добилась, создав устойчивую почву под ногами УСО во Франции, – и какими бы необоснованными ни оказались утверждения Алена о собственном прогрессе, – к его словам в Лондоне отнеслись более серьезно, чем к словам Вирджинии. Росло раздражение: Вирджиния отказывалась выполнять полученные от Алена приказы и передавать свои сети под его контроль.

Энергичный Питер Черчилль также был звездой на Бейкер-стрит. Именно ему, а не Вирджинии, была поручена первоочередная задача установить, что случилось с дюжиной агентов, арестованных в результате катастрофы на Вилле де Буа. Все оказалось сложнее, чем он ожидал. Покинув Лион, Черчилль отправился в Марсель (где, как он думал, содержались агенты), чтобы проверить одну многообещающую зацепку. Для сбора информации он вез с собой огромное количество наличных и запас мыла. Вирджиния должна была помочь ему в качестве гида: она встретила его с поезда под сводчатыми арками марсельского вокзала Сен-Шарль и сопроводила по платформе к выходу. Заметив толпу гестаповцев у турникета, она быстро увела его в переполненный вокзальный буфет через оставленную без присмотра боковую дверь – никем не замеченная, не проронив ни слова. К тому моменту, когда они спешили вниз по величественным каменным ступеням вокзала на ветвистые улочки, Черчилль уже считал Вирджинию «женщиной, способной преодолеть любое препятствие». Он был настолько поражен темпом, с которым она продвигалась сквозь толпы голодных и оборванных марсельцев, стучавших каблуками по улицам цвета охры, что почувствовал себя обязанным нарушить молчание и спросить, правдивы ли слухи о ее искусственной ноге. Вирджиния их подтвердила, а позже со смехом сняла Катберта и ударила им об стол, чтобы он услышал, что протез полый. Тем не менее, она никогда не любила рассказывать, как потеряла ногу, и многие в УСО поверили не очень правдоподобной истории о падении с автобуса. Она предпочитала терпеть витающие вокруг нее слухи, чем раскрыть слишком много информации о себе. Особенно о самом мрачном периоде своей жизни, который война, наконец, позволила ей оставить позади. Вирджиния сохраняла бдительность и предупредила Черчилля, чтобы он делал то же самое. Она предупредила его, что Марсель – опасное место, и ему следует избегать людей V, или информаторов гестапо, патрулирующих Корниш, а также банд головорезов у   Старого порта.

Черчилль отправился, на этот раз в одиночку, к правительственному адвокату. Он считал, что тот поможет ему освободить людей с Виллы де Буа. Однако все пошло совсем не по плану, несмотря на то, что Черчилль предложил миллион франков в качестве поощрения. На самом деле встреча прошла так напряженно, что Черчилль подумал, не попал ли он сам в ловушку и тем самым даже усугубил положение заключенных. Когда Черчилль чуть позже присоединился к Вирджинии за столиком в кафе, где она подписывала открытки, женщина предположила, что у него плохие новости. «Вы выглядите, как ребята, которых я видела однажды, они тогда только что узнали, что проиграли кубок Эшес[116]», – сказала она, демонстрируя свое знакомство с жестоким противостоянием между Англией и Австралией в соревнованиях по крикету. Вирджиния предложила свою помощь, обратившись к одному из своих любимых контактов, мадам Жермен Пуансо-Шапюи, которая и правда оказалась значительно более полезной, чем любой из контактов Черчилля. Мадам вскоре сообщила, что мужчин держат не в Марселе, а в неприступной крепости-тюрьме, в Перигё, в двухстах милях от города. Вирджиния хотела было заплатить за информацию, но женщина отказалась, несмотря на то, что ходила в лохмотьях.