Да пошли вы все!.. Повесть - Макар Троичанин

- Я думаю, что пора нам переходить на всех формах обучения к интернатскому содержанию, а, следовательно, и к повсеместному наробразовскому общепиту через соответствующий государственный налог.

- То есть, - заволновался малодетный, - я обязан буду кормить чужих детей?

- А вы не отставайте от других, - посоветовала реформаторша, и оба рассмеялись, довольные решением неразрешимой проблемы.

- Боюсь, однако, что могут возникнуть нешуточные трения с ВТО, - всё ещё сопротивлялся он, сдаваясь.

- Это ещё почему? – возмутилась она.

- А куда они будут сплавлять искусственную жратву со вкусовыми и цветовыми химическими добавками в броских коробочках и пакетах, которые так любят наши беспризорные дети? Продают-то втридорога! Обманные миллионы долларов липнут и к их карманам и к карманам наших чинуш, радеющих за народ.

- Вот что, - остановилась Вера Васильевна на выходе из леска. – Давайте обсудим это препятствие завтра. Приходите к семи, - и чуть помедлив, добавила, - если захотите, конечно. А теперь нам с Юлей пора, у нас, к сожалению, нет консенсуса со свободным временем. До свидания! – и она свернула влево, на еле заметное ответвление от тропы.

- До свидания, - запоздало попрощался Иван Ильич вслед, твёрдо решив: «не приду!» и свернул с тропы на правое ответвление. Дарька безропотно последовал за ним, и стало понятно, что собаки тоже привыкли здесь прощаться.

Марья Ивановна, похоже, опять караулила его за дверью. Как ни старался он тихо пробраться на площадку и беззвучно вставить ключ в замок, чтобы не побеспокоить беднягу, она тут же вышла, и по скорбному виду было понятно, что алкаша нет.

- Не пришёл? – спросил Иван Ильич в мизерной надежде, что явился.

Впервые очень захотелось, чтобы беспокойный сосед вернулся, и обеспокоенный сосед готов был даже дать пропавшему на бутылку. Но преданная жена отрицательно покачала головой, а в потускневших, всегда улыбчивых, глазах читалось: «Ну, сделайте что-нибудь, ради бога!» В нём всё встало дыбом: «Почему я? Почему все всегда лезут ко мне?» Но возмущался и сопротивлялся зря, потому что это его судьба – помогать всем. Почему-то все всегда понимали: этот поможет, этот не откажет. Вдруг мелькнула спасительная мысль:

- Марья Ивановна! Вы же знаете, где обитает наш участковый, не раз бывали по делам мужа. Сходите к нему, он всё сделает как надо, это его прямая обязанность.

Иван Ильич открыл, наконец, свою дверь, пропустил Дарьку и прежде, чем спасительно скрыться за ней, ещё подсказал:

- Не забудьте взять паспорта.

Задавливая постыдное состояние, он оправдывал себя тем, что теперь не один, и должен, в первую очередь заботиться о малыше. Да, честно говоря, и о себе тоже – надоело быть скорой помощью для всех.

- У-уф! – шумно выдохнул и прошёл на кухню.

День, теряя краски, давно уже клонился к сумеречному вечеру, и пора кормить уставшего питомца, а не разыскивать пьянчугу. Дарька, намекая, уже занял выжидательную позицию на пороге.

- Чего бы ты поел? – спросил кормилец.

Подопечный постучал обрубком по полу, давая понять, что согласен на всё, лишь бы побольше. Иван Ильич не был рабом желудка, Элеонора приучила к спартанской кухне, в которой главными были натуральные белковые продукты и, в первую очередь, мясо без всяких портящих разносолов. Поэтому сейчас они ели: один - мясо с гречкой, другой – гречку с мясом. Насытившись, кто от пуза, кто от мощей, прилегли на диван, собираясь поразмыслить о прошедшем дне и прикинуть планы на будущий, но им помешали: противно завыла сигнальная гаишная сирена мобильника. «Элеонора!» - подумал Иван Ильич и не ошибся.

- Ты дал ей деньги? – спросила без всяких вежливых вступлений.

- Дал, - сознался, шумно вздохнув.

- Мы же договорились! – повысила она голос.

- Я вынужден был денонсировать договор в связи с возникшими форс-мажорными обстоятельствами.

- Объясни!

- Не могу: у нас есть договорённость о неразглашении договоров.

- Идиот… - оставила женщина последнее слово за собой.

«И она права», - оправдал бывшую жену бывший муж, - «но идиотом я стал, когда вышел за неё замуж». Небольшая телефонная встряска отбила, однако, охоту к отдыху, а удачная перепалка даже подвигла к подвигам.

- Дарька! – весело обратился он к товарищу. – Неделя кончилась, а мы с тобой немытые. Не заняться ли нам этим грязным делом? – Но Сударь, уткнувшись мордой в ложбину между спинкой и ложем дивана, никак не реагировал на чистое предложение. – Вот те на! – с укоризной попенял притворщику Иван Ильич. – Задремал, что ли? – Пёс не шевелился. – Да на тебе грязи полбазара! – стыдил чистоплюй. – А ты об меня трёшься!

Он легонько перевернул малыша, и тот, согнув передние лапки и широко расставив вытянутые задние, лежал на спине с закрытыми глазами, отвернув голову. Ему сегодня больше ничего не хотелось, только бы заснуть, желательно в тепле и тишине, и ещё более желательно под боком у хозяина или, в крайнем случае, у спинки дивана.

- Ничего не выйдет! – настаивал жестокий хозяин. – Просыпайся, а я пойду готовить ванну.

Готовить-то, собственно говоря, было нечего, кроме двух махровых полотенец, оказавшихся, к счастью, чистыми, для обтирки вымытого. Налив тёплой воды в ванну так, чтобы покрывала собачьи лапы, он развёл в ней малую толику шампуня и пошёл за клиентом. Тот, не теряя времени зря, снова уткнулся в спинку дивана в тщетной надежде, что его не заметят или пожалеют и не станут тревожить. Не пожалели. Иван Ильич осторожно подхватил расслабленное тельце широкими мягкими ладонями. Дарька приоткрыл мутные полусонные глаза и безропотно отдался во власть водного экзекутора. Окончательно проснувшись в ванной, он стоически стоял в тёплой воде, очевидно, знакомый с неприятной процедурой.

- Вот молодец! – успокаивающе нахваливал банщик, осторожно обливая пёсика с ладоней и ещё осторожнее растирая-разминая шерсть, чтобы шампунь добрался до кожи. – Вот умница! – Переполненный нежностью Иван Ильич почти мурлыкал, приятно ощущая податливое и беззащитное тельце друга. – Хороший парень! – и умилялся терпению и доверчивости малыша. – Чистым можно и в космос лететь. – Но потенциальный космонавт не хотел в космос, он хотел на диван. – Ещё самую малость.

Вода в ванне посерела от грязи. Дарька нагрелся и тяжело задышал, и Иван Ильич заторопился:

- Сейчас, сейчас!

Он всячески старался, чтобы мыльная вода не попала в уши и в глаза – вот когда по-настоящему пригодились чуткие пальцы электронщика, но она стекала на нос, и космонавт недовольно фыркал и чихал. Разомлев, он поднял глаза на хозяина, давая понять, что процедура ему надоела.

- Ещё потерпи! – уговаривал тот, выпустил грязную воду и, отрегулировав душ, смыл её с заблестевшей шерсти. – Видишь, сколько на тебе грязи? – выговаривал другу. – А ты кобенишься-кобелишься. Ещё немного, и готов на выставку!

Когда закончил и критически осмотрел заново рождённого, то удивился, до чего тот стал маленьким и худеньким с прилипшей к рёбрам шерстью. Только уши да обрубок торчали, и удовлетворённо сияли большущие глаза. И как в таком крохотном тельце, пережившем такой нечеловеческий стресс, сохранилась богатая жизненная энергия и воля к жизни! Сам-то Иван Ильич сник и от меньшей встряски после развода. Неврастеник, одним словом, да и только!

- С лёгким паром! – поздравил он маленького друга с большой душой.

Осторожно поднял, поставил на ванную доску и накрыл полотенцем, впитывавшим стекающую воду. И Дарька помог – встряхнулся всем телом, обдав брызгами Ивана Ильича, и даже улыбнулся, заметив, как тот от неожиданности слегка отпрянул.

- Спасибо!

Второе полотенце понадобилось, чтобы завернуть малыша – не дай бог, простудится! – и отнести на диван. Подняв кулёк и прижав к груди, Иван Ильич вдруг вспомнил, как принял когда-то в роддоме почти такой же с дочерью и почти так же млел от близости самого родного человечка. Теперь её ни в какой кулёк не завернёшь и прижать к груди неудобно. И было это очень-очень давно и совсем-совсем недавно. А теперь из махрового полотенца торчала осоловелая усатая мордочка отмытого дьяволёнка, и была она такой симпатичной, что страстно захотелось чмокнуть, но чересчур расчувствовавшийся сангвиник, сдерживаемый прежними многочисленными правилами, сдержался и в этот раз, подумав, что псу может не понравиться. Переложив полотенце так, чтобы под Дарькой была сухая сторона, он опять завернул его в кулёк, уложил в уголок дивана и присел рядом, ожидая, пока окончательно разомлевший Дружок не закрыл затуманенные глаза, сопротивляясь сколько мог, и, положив голову набок, заснул. Иван Ильич поправил ему подвернувшееся ухо и ушёл на собственное омовение. Изменив обычаю, он не стал киснуть в ванне, а быстро вымылся под душем и заторопился к спящему. Тот безмятежно спал в кульке и даже не открыл глаза, когда хозяин, сидя, чтобы не потревожить друга, примостился рядом.