Убийство на верхнем этаже - Энтони Беркли

— Разумеется, я зайду, — с пылом откликнулся Роджер.

— Значит, вы думаете, это конец?

— А что вы имеете в виду, сэр?

— Ну, я о том… вы думаете, он сознается?

— К концу нашей беседы с ним, я полагаю, мы что-нибудь да вытянем из него, мистер Шерингэм. — Морсби был преисполнен доброжелательности.

— Опять допрос с пристрастием, а?

— Разумеется нет, сэр, — в который раз обиделся Морсби. — Вы же знаете, мы к таким штучкам не прибегаем. Да вы сами сейчас посмотрите, как мы добиваемся своих результатов.

Роджер повесил трубку.

— Любопытно, — сказал он вслух. — Очень любопытно. Любопытно до крайности.

Он взглянул на секретаршу. Секретарша на него.

— Вы готовы, мистер Шерингэм?

— Готов? В каком смысле?

— Продолжать диктовать свой рассказ.

— Нет, к этому — не готов, — отрубил Роджер, поражаясь этой девице. Нет, это не живой человек. Ни любопытства, ни теплоты, ничего женского. Ведь не могла же не понять, что речь шла о деле ее тетки, ведь слышала же, что Роджер упомянул Кембервильского Малыша, и — ни вопроса, ни намека на вопрос.

Роджер пересказал ей свой разговор с Морсби, по существу навязав ей эту новость. Мисс Стелла Барнетт выслушала внимательно, но никакого особого интереса не проявила.

— В самом деле? Значит, скоро дело закроют. Гора с плеч, — резюмировала она.

— Дело не закроют, — пришел в ярость Роджер. — Этот человек невиновен. То, что он явился к Морсби, тому доказательство. Морсби сколько угодно может разглагольствовать о блефе, но это не блеф.

— Вот как? — отозвалась мисс Барнетт. Следовало понимать, что блеф как явление криминального опыта ей абсолютно не интересен.

Роджер с неудовольствием отметил, что заводится тем сильнее, чем безразличней держится секретарша.

— Послушайте, — сказал он. — Хотите пари? Ставлю пару шелковых чулок против сотни сигарет, что Малыш сегодня представит убедительное доказательство тому, что его не было в районе «Монмут-мэншинс» после полуночи в прошлый вторник.

— Никогда не заключаю пари, — отрезала мисс Барнетт.

— Иначе говоря, вас не устраивают условия. Отлично, пусть будет три пары шелковых чулок против сотни сигарет!

— Благодарю вас, мистер Шерингэм. Нет!

— Гарнитур белья самой последней модели против сотни сигарет!

— Разумеется, нет.

— Вы не человек, мисс Барнетт, — простонал Роджер. — Будь вы человеком, к этому времени я уже звал бы вас Стеллой. Я всегда называю по имени девушек, с которыми знаком больше суток. Это быстро, удобно и экономично. Ну, а что вы скажете о шляпке по последней парижской моде против ста сигарет?

— Если вам угодно звать меня по имени, ничего не имею против, парировала мисс Барнетт, — но заключать пари с вами не стану.

— Да почему же?!

— Ну хоть потому, что мне совсем ни к чему парижская шляпка — мне просто не с чем ее носить.

— Послушайте, — в изнеможении произнес Роджер, — согласны ли вы спорить на парижскую шляпку, платье в тон шляпке, бельевой гарнитур к платью, пару туфель к белью, три пары шелковых чулок к туфлям, три пары перчаток к чулкам и…

— Стоп! — И тут мисс Барнетт, впервые на памяти Роджера, рассмеялась. Надо сказать, что смех был ей к лицу, но Роджер как-то не обратил на это внимания. — Скажите, мистер Шерингэм, почему вы так настаиваете на этом смехотворном пари?

— У меня есть свои причины, — высокомерно произнес Роджер.

— Доказать, что я ошибаюсь?

— Думайте что хотите. Так как, принимаете пари? Я ведь предлагаю отличные условия.

— Это уж точно.

— Значит, вы не должны быть в претензии, если у меня будет еще одно небольшое условие, а именно: побежденный покупает товары в присутствии победителя.

— К чему вам это условие?

— К тому, что иначе я обязательно куплю не то, что нужно, — вполне разумно отвечал Роджер, — и все мои денежки пропадут даром. Вы не можете не признать, что это довод очень веский. Итак, Стелла, заключаете ли вы о мной пари, или вы до такой степени лишены женственности, что упустите шанс выиграть парижскую шляпку, платье к шляпке, гарнитур…

— Хорошо-хорошо, вам не обязательно перечислять весь список снова. Насколько я понимаю, вы уверены в выигрыше. Что ж, я убеждена в противном. И если вы так настойчиво рветесь остаться в дураках, я, безусловно, этим воспользуюсь. Я принимаю ваше абсурдное пари, мистер Шерингэм, но также ставлю условие: победитель абсолютно свободен в выборе вышеперечисленных предметов. В конце концов, вы можете выбрать сигареты «Салливан», дороже которых я не знаю.

— Согласен, — донельзя довольный, улыбнулся Роджер. — Только напечатайте соглашение о пари со всеми условиями.

— Охотно. А сейчас, не кажется ли вам, что уже пора отправляться в Скотленд-Ярд?

— Это первые разумные слова, которые вы произнесли за все утро.

— Но я не уверена, — задумчиво протянула мисс Барнетт, когда он уже был в дверях, — совсем не уверена, входит ли в мои обязанности поощрять ваши глупости, вместо того чтобы предостерегать вас от них.

— Ради бога, — взмолился Роджер, — перестаньте. Вы сейчас все испортите, а ведь я только-только начал думать, что в вас все-таки есть что-то человеческое.

Несвойственное Роджеру чувство собственной неполноценности, которое он испытывал в присутствии мисс Барнетт, почти испарилось. Комплексы Роджера особенно долго не мучили.

Глава 9

Мистер Джеймс Уоткинс аккуратно, палец за пальцем, стянул с рук свои лимонного цвета перчатки, поддернул стрелки на брюках и водворил себя на стуле, предложенном ему старшим инспектором. Ласково улыбаясь, он провел холеной, белой рукой с явно наманикюренным ногтями по щедро набриолиненным черным волосам. Глядя на этого стройного, моложавого, элегантного господинчика, которому только монокля в глазу недоставало, чтобы придать довольно пустой физиономии завершающий Штрих, Роджер с трудом верил, что перед ним один из самых наглых воров эпохи. Со времен диккенсовского Билл Сайкса тип грабителя здорово изменился.

— Итак, Джим, — с интонацией доброго папаши обратился к нему Морсби, поведай нам, что у тебя на уме?

— Ну, мистер Морсби, странно, право, что вы об этом меня спрашиваете, проговорил мистер Уоткинс, манерно растягивая слова, чтобы не выдать акцент кокни. — Право, странно, потому что это я пришел к вам узнай, что у вас на уме.

— Значит, ты чист как стеклышко, так я понял?

— Ну конечно, — с достоинством ответствовал мистер Уоткинс. — Я завязал, вы же знаете, мистер Морсби.

— Завязал… Завязал, значит, Джим? — с сомнением вторил Морсби. — Ну, рад это слышать. И как же ты зарабатываешь на жизнь, позволь поинтересоваться.

— А вы не знаете? — Мистер Уоткинс был изумлен. — У меня антикварная лавка в Льюисе, я думал, вы в курсе, мистер Морсби. Все без подделок и добыто только честным путем, краденого — ничего. На каждую вещицу сертификат, если покупатель потребует. Вы непременно должны заглянуть ко мне как-нибудь, мистер Морсби. Сейчас, например, есть чудная пара медных подсвечников времен королевы Анны, прямо для вас, — с жаром уговаривал мистер Уоткинс, — прелесть какая вещица. Может слегка тяжеловата, очень уж старомодна, конечно, и пыли, пожалуй, набилось, но вам бы подошла, лучше не надо.

— Благодарю, Джим. Когда мне потребуется для подарка пара тяжелых, старомодных, пыльных медных подсвечников, я дам тебе знать.

— Для подарка? Ну, бросьте, мистер Морсби. Я не про это. Всем известно, вам не положено получать подарки от таких, как я, должность не позволяет. У вас на этот случай и словцо есть, противное такое словечко. Да к тому же мне сейчас и не по средствам такое. Но я вам скажу, что мы сделаем: я сбавлю вам десять процентов.

Роджер улыбнулся. Он и сам обожал дразнить Морсби, но наблюдать, как это делает преступник, было истинным наслаждением; он не мог не заметить, что констебль в углу деловито стенографирует эту не относящуюся к делу болтовню.

Однако Морсби держался так, будто все это его не касается.

— Ты все такой же шутник, Джим. Несмотря на весь твой антиквариат. Что ж, я рад слышать, что ты стал жить честно. Где в Льюисе этот твой магазинчик?

Мистер Уоткинс охотно сообщил адрес.

— А знают меня там под именем Роуд, Джеймс Роуд.

— Ясненько. Так, а теперь, когда ты поделился со мной этой радостной новостью, я бы хотел знать, для чего тебе понадобилось повидаться со мной.

— Видеть вас мне всегда в удовольствие, мистер Морсби, — как по-писаному отозвался мистер Уоткинс, коснувшись миниатюрным пальчиком своих крошечных черных усов. — Приятно поболтать о старых временах, когда я был для вас гнусный ворюга, один из тех неисправимых негодяев, которых вы отлавливаете с таким трудом, правда ведь?

— Поболтать, значит, пришел, да?