Оленька - Дарья Сергеевна Жирнова

“Соёлма выглядела такой счастливой вчера… Она что оперилась… Непохоже на неё. Но смс… Дозвониться нельзя, я похоже в ЧС”

Так рассуждал Паша. А потом по-мужски психанул. Пошёл бродить по холодным декабрьским улицам.

Он был зол на все. На Соёлму, что так легкомысленно его отшила, на Ольку, что свела их вместе, на Диму, что пропадает неизвестно где… На предстоящий Новый год. Он то и дело останавливался, пинал лавочки или стены и даже немного оббил ботинки.

Нигде он не находил себе места и злился, злился, злился.

Перед урочным часом он вернулся в общежитие с бутылкой водки под кофтой и футболкой. На водку он потратил деньги, которые тратить по идее не следовало, но как Скарлетт, Паша был готов подумать об этом завтра.

Он потихоньку включил DVD. Водку он наполовину разбавил водой. Боялся напиться, ведь опыта в пьянках у него не было. Не вникая в содержание фильма, по чуть-чуть выпивая, он принялся жрать сладости, приготовленные для встречи с любимой. Торт, шоколад, безе… Как он съел столько-Паша наутро сам не понял. После в ход пошли домашние закрутки и хлеб с колбасой…

Водка гасила чувства, Паша ел, пил, клевал носом и становилось на все все равно. В каком-то бреду он умудрился выключить фильм, а затем он уснул в одежде, не расстилая кровать.

Проснулся он около двенадцати дня. Голова была тяжёлой. В окно светило солнце, словно вчерашнего кошмара и не было вовсе. “Блииин”-подумал про себя Паша.

Попытавшись подняться, он едва не наступил в недоеденную половину торта, которая почему-то стояла на полу возле кровати.

Паша схватился за голову. Впрочем она не была сильно тяжелой. В юности все переносится довольно легко. А водки Паша выпил около половины бутылки.

Со психу Паша начал энергично убираться в комнате. Кругом валялась то долька шоколада, то кучка крошек безе, то грязная вилка, то кусок хлеба…

“Больше никогда не буду пить”— ворчал про себя Паша.

Убравшись, он тщательно вымыл голову и лицо, почистил зубы. Стремное ощущение не покидало его все утро.

Поскольку с похмелья жутко хотелось есть, Паша принялся завтракать.

Делал он это бездумно, просто поглощая пищу. Его не покидало ощущение что что-то случилось, и это было не вчерашнее расставание. И даже не пьянка. На душе было тяжело.

Давил какой-то неведомый груз. Будто он был даже не его, а чей то груз и он тянул Пашу куда-то из комнаты. Словно железный снаряд, подвешенный к сердцу на цепях, который ему привесили незаметно для него.

Не в силах больше этого выносить Паша оделся и вышел из комнаты. На улицах было не очень людно. Те люди, что проходили по улицам, выглядели обычно. Машины. Редкие собаки. Снег. Дорога. Паша глазами перебирал знакомые явления.

Все как всегда. Но кого-то не хватает. Или чего-то. Будто кто-то зовёт его и он не понимает откуда. Вдруг сердце его сжалось очень сильно. Будто кто-то схватил сердце рукой и не хотел отпускать.

“Соëлма!”— Подумал Паша. Медленно он достал трясущимися руками из кармана телефон. Звонок сбрасывался. “Не хочет.”— проговорил он еле слышно.

Он ещё какое-то время побродил по Чкалова, Бабушкина, Журавлёва и, дав круг, вернулся в общежитие.

“Может она ещё там? Еë не должны были заставить сидеть с племянниками, выходные были свободны.

Паша поднялся на седьмой этаж. Постучался в комнату. Реакции не было. “А Оля? Где Оля? Жаль я так и не взял телефон у неё. Может она работает?

Плохо у Соёлмы нет соседок других… “

Паша довольно долго стучался.

На часах был четвёртый час. Прошло где-то сорок минут, но Паше почему-то не хотелось уходить. Он чувствовал что что-то не так.

Из 704 вышли две девочки.

— А Оля уехала домой до вторника. В деревню. — сказала одна из них.

— Аааа-растерянно протянул Паша. — Девочки, девочки! Дайте позвонить. Я вообще-то к Соёлме. Я… я… я её парень… но мы поссорились. Она заблокировала меня. Мне нужно ей позвонить!

На последней фразе Паша уже кричал так, как будто, Соëлма сидела в тюрьме, а Паше очень нужно было связаться с ней.

Девочки переглянулись. Они зашептались: “У меня нет денег”, “Ну у меня есть немного”

— Держи! — сказала вторая девушка. — У меня есть немного денег на телефоне. Только быстро.

Паша вырвал у неё телефон из рук. Набрал номер который знал наизусть.

И за дверью чуть слышно запел телефон Соëлмы!

Это был точно он! Она любила “Мириам” и это была эта песня.

Теперь уже переглянулись Паша и девочки. Ещё полчаса они по очереди набирали телефон, слышали мелодию из-за двери, но реакции не было.

Вокруг них собралась группа студентов. Многие пожимали плечами, пересказывали друг другу, почему Паша не мог дозвониться и почему они не могут достучаться.

Кто-то строил догадки, что Соёлма забыла телефон и ушла, ведь дверь закрыта на ключ и непонятно, там она или нет. Но Паша был непреклонен.

Время близилось к пяти.

Девочки звонили Оле, но та была не на связи.

Пашу осенило. Что-то произошло! Она точно там! Паша не разбирая дороги побежал искать парней, ломясь во все двери. Паша кричал, что девушке плохо, что наверняка что-то случилось и вёл себя как сумасшедший.

Другие студенты нашли преподавателей и один из мужчин-преподавателей, географ, с помощью более старших студентов взломал дверь. Паша бросился внутрь, расталкивая всех.

На полу со множеством порезов на руках в неестественной позе, опершись на кровать, сидела Соёлма. Вернее, до этого она оперлась на кровать, а со временем её поза стала неестественной. Голова была запрокинута на бок, глаза остекленели. По полу растеклись два ручья крови. Кровь уже успела потемнеть и начала застывать. Руки, лежавшие на коленях, были как будто немного вывернуты вперёд внутренней стороной. Словно, она перед смертью разгдядывала свои порезы.

Кожа была мертвенно-бледна. Чрезвычайно бледными были и губы. В них едва угадывался розовый цвет. Волосы девушки были жирными и спутанными. Тело уже остыло. Паша, наступая прямо в кровь и растаптывая её ботинками, бросился к ней с нечленораздельными криками. Взял на руки и завыл как животное. Он принимал к себе самое дорогое, последнее, что у него осталось. Но и это у него отняли. Кто-то оттащил Пашу и уволок в свою комнату.

Скорая, милиция, допросы.

Паша ничего не говорил внятно, кричал, плакал, обвинял себя и всех. Соседи Паши ещё раз вызвали скорую и фельдшер вколола ему успокоительное. Соседи из другой комнаты попеременно