Конунг. Властитель и раб - Коре Холт

Уже была разобрана большая часть дома, когда явился гонец от конунга и сказал, что вся древесина пойдет для нового моста в Скипакроке. Таков приказ конунга. Это не понравилось работникам. Они принялись стаскивать бревна в кучу и садиться на них. Хозяин дома крикнул: – Куда дели лежанку?

– Нам пришлось ее сломать, – отвечали они. Тогда мужчина перешагнул через бревна и приподнял пару меховых одеял, пытаясь их вытянуть. Их защемило бревнами.

– Могли бы помочь мне достать их, коль сломали мой дом, – сказал он плотникам. Один подошел, но потребовал за помощь меду. Мужчина отыскал жбан с медом, и одеяла вытащили. Он забрал их и устроил ложе для своей молодой жены. Та сильно страдала, истекая кровью. Пришли другие женщины. Они с готовностью помогли, четверо растянули за углы одеяла, подняли и понесли роженицу. Прибежали поглазеть мальчишки. Хозяин хотел прогнать их, но один из маленьких поганцев повернулся задом и испортил воздух. И все хохотали, пока женщины уносили мать с младенцем.

Работник, напившийся меду, сказал, что пора доламывать дом, и плотники продолжили свое дело. Хозяин дома заявил, что пойдет к конунгу.

– Ступай! – сказали они. Тот пошел, но по пути передумал и побежал взглянуть на молодую жену и ребенка. Он не знал, в какой из домов их унесли, и сначала прибежал не туда. Когда же нашел нужный дом, одна женщина сказала:

– Мы мало чем можем помочь, она без сознания.

Мужчина побежал к конунгу, перешагивая через бревна собственного дома. Подошли еще работники и начали строить новый мост.

Человека, который был кормчим Эйрика и сидел в заложниках конунга Сверрира, звали Йорунд. Он и остальные заложники были теперь свободными людьми. Сидя в подземелье, пока Эйрик Конунгов Брат лобызался с железом на Божьем суде, Йорунд отдавал другим свой хлеб и воду. Он бодрствовал и молился, и сильно ослабел от этого. Теперь он попал в руки знахарки Халльгейр. Она натерла его мазью, развела молоко водой и смочила два лоскута. Те сделались похожими на соски, и Йорунд сосал их. Жизнь вернулась к нему.

– Все люди Эйрика теперь люди конунга, – сказал я.

– Тогда следует хорошо обращаться с ними, – заключила Халльгейр. Когда Халльгейр стояла передо мной, меня так и подмывало хлопнуть ее по заду. На шее у нее висел кожаный мешок с травами. Она высыпала их и велела вскипятить воду. Придирчиво следила, чтобы травы были брошены в момент кипения, и подгоняла тумаками помогавшую ей служанку. Я знал, что служанки в конунговой усадьбе стали путаться с эйриковыми людьми, когда те поступили в войско конунга Сверрира. Я сказал Халльгейр, что служанка ходит сонная, потому что наверняка спала с кем-то из людей Эйрика. Тогда Халльгейр дала ей еще одну затрещину. Вода закипела. Халльгейр процеживает отвар, что-то нашептывает над ним и опрокидывает в горло Йорунду.

Йорунд и я должны отныне делить ложе. Так повелел конунг, однако я недоволен. Я сказал: за долгие годы служения тебе я привык к поту многих людей и никогда не роптал из-за этого. Но, государь, Йорунд путешествовал по чужим странам, и его пот пахнет не так, как наш.

– Тебе все равно придется, – ответил конунг. – Эйрик почтет за великую честь, если мой ближайший наперсник разделит ложе с одним их его приближенных.

– А ты будешь делить ложе с Эйриком? – поинтересовался я.

– Да, – сказал он, – я должен, и мои люди распустят по Нидаросу слух, что братья спят вместе.

Мой добрый отец Эйнар Мудрый был послан в Нидарос пустить слух в нужных местах, что не только люди конунга разделят ложе с эйриковыми, но и сами братья сядут, скинув рубахи, на краю постели и будут вместе молиться перед отходом ко сну. Мой добрый отец Эйнар Мудрый имел блаженный вид, выполняя поручение конунга. Он заходил в трактиры и пил, притворялся пьяным, будучи трезвым, покачиваясь, поднимался и брел дальше, оставив после себя пару нужных слов. В эти дни он страдал зубной болью. В Нидаросе нашелся один умелый кузнец, рвавший зубы. Мой отец отправился к нему. Кузнец был за работой: точил крючья, чтобы связать ими сваи нового моста.

– Ты умеешь рвать зубы? – спросил отец. Кузнец попросил его разинуть рот и изумленно уставился туда. Потом пришел с крюком, воткнул его в десну и коротким рывком выдрал зуб. Мой отец Эйнар Мудрый стал препираться с кузнецом о плате за работу.

– У нас дома, в Киркьюбё, кузнецы рвут зубы, не требуя серебра, – сказал отец. Кузнец прорычал, что иначе повыдергивает и остальные. Мой отец перешагнул через бревна, оставшиеся после снесенного дома, и попросил одного из работников принести рог с пивом. Получив его, дал выпить кузнецу.

Я не выносил запах пота от ног Йорунда. Сперва мы спали валетом, и пальцы его ног упирались мне в грудь. Я поднялся и сказал, что чести много, но и бесчестья не оберешься.

– В таком случае и я того же мнения, – заявил он. Мы сели на постели, он вдруг загрустил и сказал, что любил одну женщину в далекой стране и хотел остаться с нею, но Эйрик Конунгов Брат, уезжая, забрал его с собой. Я огорчился за Йорунда. Он был старше, чем казался на вид. Ребра проступали сквозь кожу.

– Она гладила их? – спросил я.

– Все мое тело, – сказал он, – а я всю ее.

– Расскажи мне о ней, – попросил я. Он уступил, открыл мне все ее тайны и стал с тех пор моим другом. Потом пришел Коре сын Гейрмунда из Фрёйланда и сообщил, что люди в казарме жалуются, что должны делить ложе с людьми Эйрика.

– Им все равно придется, – сказал я. – Я же делю ложе с Йорундом, пот которого тоже не мед.

– Пусть так, —ответил Коре, – но это не поможет дружинникам.

– Возвращайся и поговори с ними, – настаивал я, – посоветуй им лечь валетом, на лавке станет просторнее.

– Они уже все перепробовали, – возразил он, – тогда они упираются ногами друг другу в носы.

– А не найдется ли у тебя пива для них? – поинтересовался я.

– Пиво мало помогает против потных ног, – ответил он и ушел.

Через день заявился Кормилец и посетовал, что у него всего несколько мелких котлов, и теперь, когда в дружинной палате едят люди Эйрика, стало не в чем варить пищу. Конунг вспомнил о котле, утопленном на мелководье во фьорде, – из-за распространившегося слуха, что он был труповаркой в Мере. Он предположил, что его можно под покровом ночи поднять, а дружине сказать, что котел доставили от одного бонда из Сельбу, получившего его в свое время в дар от святого конунга Олава. И вот настала ночь, светила луна, я взял с собой троих помощников, и мы поплыли. Одним из них был Эрлинг сын Олава из Рэ. Мы захватили снасти и большие багры. Эрлинг оказался самым ловким, и вскоре добыча клюнула. Тащить котел было тяжело. Пока мы опрокидывали его в лодку, ноги промокли насквозь. С нами был Торбьёрн сын Гейрмунда из Фрёйланда. Он снял башмаки и сказал, что негоже биркебейнеру носить обувь. Потом шутки ради опустил один башмак в море. И к несчастью, выронил его. Башмак тонул в лунной глади моря, как изящная головка. Торбьёрн сын Гейрмунда признался, что раздосадован потерей именно этого башмака: он стянул его с одного из убитых на поле битвы в Кальвскинни. У убитого – лендрманна – было только четыре пальца, поэтому башмак такой маленький.