Лесник и его нимфа - Марина Нефедова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лита интуитивно считывала эту его тоску изгоя. За нее Фредди Крюгер был ей даже ближе, чем за музыку. Сама она не успела еще вкусить плодов выбора пути «не как все». У нее был только опыт школьного изгнанничества. Да, еще психушка. Но это были мелочи. По счастью, она еще не выясняла отношений с обществом и историей. Ей хватало того, что она постоянно выясняла отношения с собой.
***
Время было уже не такое острое, как несколько лет назад, когда с концерта могли сразу увезти в кутузку. Хотя с милицией они иногда сталкивались. По счастью, для Литы это каждый раз проходило безболезненно. Однажды они играли на какой-то старой большой даче – почему-то нагрянули менты, Федю и еще пару человек увезли, отпустили лишь на следующий день. Лита хорошо запомнила, как Крюгер, когда только появились люди в сером, сказал Кларнетисту: «Ребенка только им не отдавайте».
Ребенком он называл Литу. Обижаться на него за это было бесполезно.
***
Иногда она ночевала в каких-то странных квартирах, или у Феди, или еще у кого-то из своих новых знакомых. Но жила она только с музыкой. По поводу нее было как будто негласное табу. После одного выступления в Питере, которое перетекло в чей-то день рождения с заливанием портвейном, Лита слышала, как хозяин квартиры, разговаривая с Фредом, спросил:
– И с кем спит ваша солистка?
На что тот ответил:
– Она – эльф. Спит одна. В кроватке из цветов.
Временами ей правда начинало казаться, что она эльф.
***
Откуда у нее брался драйв – это было загадкой. Она могла превращаться в мышку, которую никто не замечал после концерта, могла сидеть в углу с книжкой во время грандиозной попойки, патологически избегала всяких знакомств. Она изменялась, только когда брала в руки гитару. Из тормоза превращалась в человека, способного довести людей до экстаза.
Когда кто-то спросил Крюгера, за что он так проникся к Лите, тот ответил:
– За интонации.
***
Бытовые и незначительные картинки той жизни почему-то вспышками застряли у нее в памяти. Например, они сидят у Фреда на кухне. Вокруг царит сигаретный дым и восхитительный бардак, который никого не напрягает. Ударник Митя, толстый и добрый, лежит на топчанчике. Митя, когда пьяный, стучит божественно. Когда трезвый, попадает мимо. Сейчас он в переходном состоянии.
Лита сидит на этом же топчанчике с ногами и читает самиздатовского «Властелина колец», которого дал ей Кларнетист.
Митя своей лохматой головой лезет ей в машинописные листы «книжки», Лита, не отрываясь от Фродо, отодвигает его голову. Митя жаждет общения.
– Сестренка, – говорит он, – вот откуда у тебя этот блюз, а? У тебя есть родственники в Африке? Нельзя просто так уметь хрипеть как черная. Откуда этот блюз, а?
Кларнетист входит в кухню с видом сомнамбулы, играя на флейте.
Митя снова лезет головой в Средиземье:
– Не читай это. Там все будет хорошо. Там все победят. А тут всем плохо… А вот откуда у тебя этот термоядерный блюз, а?
– Митя, отстань от ребенка, – говорит Крюгер, который сидит тут же, со взглядом шамана перебирая аккорды на гитаре.
Кларнетист, продолжая играть, выходит из кухни.
– Это термоядерный ребенок, – говорит Митя, с блаженной улыбкой глядя в потолок. – Сестренка, где ты хранишь эту свою энергетику, а?
– Все там же, – отвечает Лита, не отрываясь от книги.
Митя хохочет. Крюгер загадочно улыбается. Лита наконец поднимает голову и смотрит на них удивленно. Похоже, каждый из них имеет в виду что-то свое.
***
Однажды Кларнетисту на неделю кто-то одолжил синтезатор. Лита всю неделю не отходила от этой штуки. Спала рядом с ним. После этого даже Кларнетист вынужден был признать, что она сумасшедшая.
Когда они первый раз увиделись у Крюгера, Кларнетист смотрел на нее, как смотрят на насекомое в чае (Лита так тогда подумала). Когда Лита открыла рот и спела, то заслужила от него одно слово: «Круто». Это была высшая похвала.
Кларнетист учился в консерватории и мог играть, кажется, на всем, во что можно было дуть. При этом он был из семьи с папой-дипломатом и в детстве жил с родителями за границей. Он любил про это рассказывать, Лита любила про это слушать. Она ведь умела слушать. Непонятно, на чем они больше сошлись – на музыке или на этих рассказах.
Вообще, когда она разговаривала с Кларнетистом, ей приходили в голову всякие интересные мысли. Например, если она испытывает восторг и приступы полноты бытия – значит, это должно быть где-то изначально? Должен быть первоисточник?
***
В феврале Лита крестилась. Креститься она поехала с Манькой за компанию. Манька к тому моменту уже успокоилась по поводу своей беременности, повеселела и ходила животом вперед.
За два дня до крещения Лите приснился сон – церковь, и в ней сделан эскалатор, обычный длинный эскалатор, как в метро. Она одна ехала вверх. А навстречу ей ехало много людей. Лита знала, что все они ехали с крещения – у них были какие-то удивительные лица. Они все ехали вниз, а она одна на пустом эскалаторе – вверх.
***
Они приехали к храму на час раньше – Лита как всегда все перепутала. Манька, несмотря на свое почтенное состояние, совершенно не изменилась. Она забралась с ногами на лавочку в скверике перед храмом, потому что само сиденье было мокрым, и достала из сумки роман про любовь.
– У меня тут очень клево, – сказала она, уткнувшись в книгу.
Интересно, Маньке не хватало любви в обычной жизни, чтобы так вбиваться в роман?
Лита молча сидела рядом и разглядывала деревья.
Но во время крещения Манечка была очень серьезной, не присела ни разу, несмотря на седьмой месяц, и в конце даже заплакала.
Священник, который их крестил, уже после вдруг грустно сказал, глядя на Манькин живот:
- А у меня дочка – ваша ровесница. Уехала вот с каким-то художником…
И вздохнул. Лита не удержалась, вздохнула вместе с ним.
После крещения она ехала в метро на эскалаторе и чувствовала – через куртку – запах мира, которым ее мазали.
Потом проводила Маньку и поехала одна на ту крышу, где они последний раз были с Лесником.
Внизу было уже почти темно, но когда она вылезла наверх – заорала от восторга. Здесь, над самым горизонтом, над домами и всеми обитателями серого города сияла огромная розовая полоса. Лита стояла на крыше, как на башне Бальмонта, и смотрела на этот след от солнца.
Первый раз в жизни у нее было ощущение, что ее домик расширился до неба. До всего мира.
***
В начале марта Лита познакомилась с Фединым сыном. Фединой жене нужно было лечь
в больницу, и на четыре дня она оставила ребенка у папы.
Лита заехала к Крюгеру за какой-то ерундой – а там оказался Егорка. Он первый стал ей что-то рассказывать, Лите оставалось только к нему проникнуться.
Ему было почти пять лет – то есть столько же, сколько племяннику Лесника. Лита вдруг вспомнила, как Лесник сказал про племянника – «как будто младенец Христос у нас поселился».
В общем, четыре дня она гуляла с ребенком в парке, читала ему, играла в прятки и даже что-то готовила – кашу, например, варила первый раз в жизни. Домой она уезжала только ночевать. Фредди, похоже, был ей благодарен. Сам он как-то участвовал в жизни своего сына, но без энтузиазма.
На четвертый день, когда Лита вернулась с Егоркой из парка – они ввалились в квартиру все в снегу, – к ним в прихожую вышла женщина.
– Мама! – заорал Егорка.
Лита тогда в первый раз увидела бывшую Федину жену. Она была очень худая и очень красивая. Обняла заснеженного сына.
– Ну что, едем домой? – спросила она.
– Давай Литу возьмем? – попросил Егорка.
Лита и Федина жена рассмеялись.
Потом Федина жена стала собирать Егоркины вещи. Лита молча на все это смотрела.
– А где Фред-то? – наконец спросила она.
– Не знаю, – ответила его жена. – Как он вообще?
Что Лита могла на это сказать?
– По-разному.
– А ты – Лита? – вдруг спросила Федина жена. – Про тебя все говорят.
– Да? – тупо спросила Лита. – Кто – все?
Федина жена не ответила. Продолжала собирать вещи. Потом как-то странно посмотрела на Литу. Хотела что-то сказать. Но почему-то не стала. Хотя было же очевидно, что Лита вне этой череды Фединых девиц. И Лите показалось, что эта женщина все еще любит его. Или не его уже, а то пространство, которое он создавал вокруг себя.
Конечно, быть Фединой женой невозможно.
А Егорка перед уходом вдруг крепко обнял Литу и сказал: «Люблю тебя…» Это было первое в жизни признание в любви, которое Лита услышала.
***
Все у них получалось из какофонии, бардака и творческого безумия. На одном из первых выступлений в каком-то приличном месте вроде ДК они так разошлись, что сломали стойку от микрофона.
Тогда у них был еще блаженный акустический состав. Лита, открыв рот, слушала, как звучат вместе баян и виолончель. Крюгер умел соединять несоединимое.
