Ошибка 95 (СИ) - Скуркис Юлия

— Я вижу!.. — простонал Айвен.

В этот миг плотина, которую она всеми силами удерживала, рухнула, и боль Айвена хлынула в ее сердце. Мила выплеснула рыдания и, вскинув руки, схватилась за голову. Айвен обнял ее и крепко прижал к себе.

Они стояли на краю безлюдной площади, а над ними проносились авиетки. Мила плакала. Она ощущала, как успокаивается Айвен, как внутри него растекается теплое чувство благодарности за иллюзию понимания, за эфемерную поддержку.

— Ты сумасшедший, — наконец сказала она, утирая слезы. — Мало того, что мы стоим на одной из главных площадей города, так еще и внимание к себе привлекаем. Нас накроют в любую минуту.

Силы понемногу возвращались к ней.

— Логично, — ответил Смит. — Надо уходить.

Он взял ее за руку, и они зашагали дальше.

***

Мила никак не могла разорвать этот канал. Она читала каждую мысль Айвена, и не было среди них ни одной, что хоть сколько-нибудь касалась ее.

Он вспоминал каких-то людей, в его воображении они склонились над столом, о чем-то совещались, спорили, смотрели на монитор. Бывшие сослуживцы, верные товарищи, Айвен хорошо знал каждого. Иногда их лица начинали мелькать вразнобой, он перебирал друзей в памяти, словно пытаясь определиться, кто из них надежнее и полезнее.

Потом внутреннему взору представали большие белые помещения. Что это? Операционные? Похоже, да. Он пытался представить систему изнутри.

Вот мужчина в халате, руки Айвена держат его за грудки. Это тот самый оператор «Счастливой семьи», человек из Киберлайф…

Затем появилось высокое заостренное здание, напоминающее Башню Правительства.

Внезапно картину смело взрывом.

Рука Айвена ослабела. Он замедлил ход.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Мила, заметив крупные капли пота на его бледном лице.

— Со мной все в порядке, — ответил он и снова ускорил шаг.

Они свернули в спальный район и оказались на узкой улице, в это время дня совершенно пустынной. Дорожное покрытие сменилось на пористый звукопоглощающий материал. Одинаковые многоэтажные дома — стандартное тонированное стекло, минимализм, никаких цоколей, ни единого дерева вдоль тротуара. «Жилой квартал Каисса. Улица № 5» — гласил указатель.

Мила питала стойкую антипатию к большим городам с их нарочитой геометрической правильностью, не допускающей индивидуальности, к толпам горожан таким же безликим. Но пустынная улица этого района произвела на нее особенно гнетущее впечатление.

Навесы климатеров закрывали небо и слегка моросили. Солнечные лучи, проникавшие в это царство вечной тени, кое-где порождали радугу, казавшуюся чем-то инородным и неуместным среди тусклой серости. Стерильная чистота воздуха вызывала ощущение пребывания вне материального мира, которое усиливалось из-за окружающей тишины. Даже шаги Милы и Айвена по мягкому покрытию были беззвучными.

— Как они тут живут? — невольно вырвалось у Милы. Ее слегка замутило от запаха антисептиков.

— Они этого не замечают, — сказал Айвен мрачно.

В его словах Мила услышала намек, что и в ее жизни землянину Айвену Смиту многое кажется противоестественным, как и в террионской политике. Всегда ли она разумна, оптимальна и справедлива, как заявляет лозунг на Доме Правительства? Так ли нужна программа Киберлайф? Внезапно Миле захотелось сказать что-нибудь в оправдание. Нет, не политики. Кто она такая, чтобы рассуждать на государственном уровне? Но Терра ее дом, террионцы — соседи, даже эти из Нана, что живут в унылом районе.

— В таких местах предусмотрено все необходимое, и в этом чувствуется наследие первых поселенцев. Их стиля жизни. Это район для тех, кто большую часть времени проводит на работе.

— Район мертвецов, — бросил Айвен. — Я не таким представлял будущее.

— А что ты представлял? Марширующих по твоей команде майоров?

Она задела его за живое. Боль проснулась, проникла в сердце и стала распространяться к горлу, но Айвен промолчал. Только шаги его стали нервными, словно ему хотелось втоптать боль в дорогу, но покрытие гасило звуки и отнимало всякую возможность выплеснуть обиду.

— Прости, — сказала Мила.

Она прикусила язык и, мысленно обозвав себя идиоткой, вновь тесно прильнула к каналу, связывающему ее с Айвеном. Постаралась дать ему почувствовать, что раскаивается в сказанной колкости, но не допускает примирения с его планами и действиями. Но его обида исчезла сама собой, она просто рассеялась в пустоте. А где-то внутри был другой Айвен, равнодушный и к обидам, и к Миле, и просто не желавший тратить время на подобные мелочи. Он был сосредоточен на единственной цели: взорвать систему уничтожения личности. Такое название он дал Новой Системе.

Мила впервые задумалась о том, что такое личность. Выходило, что это нечто уникальное, но отнюдь не статичное. Твои идеалы, твои желания, твои ценности: дом — с его уютом, сад — с его цветочной оранжереей и газоном, прошлое — с родителями, друзьями, Дэном, Рихардом… Это твой мир. То, как ты ведешь себя в обществе и наедине с собой — тоже твоя личность. Она способна изменяться, с каждым прожитым годом в ней проявляются новые черты, но самосознание остается тем же: ты — это ты. Сомнения, ошибки, раскаяние, радость, достижения и успехи — строительные кирпичики. Если тебе плохо, пытаешься забыть причину дурного настроения и страдаешь до тех пор, пока воспоминание не утратит остроту. Иногда на это требуется много времени. Но теперь забыть плохое можно быстро, благодаря технологиям «Киберлайф», и впредь не совершать ошибок и не страдать. Что же происходит с личностью человека, когда его контролируют электронные устройства? Что случается с самосознанием? Остаешься ли ты собой? Безусловно! Это как в детстве, когда о тебе заботились родители, чтобы уберечь и защитить, помочь принять правильное решение. Между прочим, сама по себе человеческая память устроена так, что способна удалять какие-то события, она избирательна. Так почему бы не избавиться от скверных воспоминаний? В этом нет ничего трагического, наоборот. И ты по-прежнему остаешься собой! Но размороженные…

— Пришли, — сказал Айвен и свернул к одному из домов.

Подойдя к двери, они остановились.

— Квартира сорок восемь, — прочитал Айвен светящуюся табличку у входа. — Стивен Рэйни. Он же Сэнди. Подождем за углом. У нас еще около часа времени.

Они обошли здание и прислонились к стене, на которую не попадали микроскопические капли увлажнителя. Они постояли несколько минут, затем сели прямо на влажное покрытие.

— Ты никогда не задумывалась, что осмыслить природу личности невозможно? Это все равно, что попробовать уразуметь субстанцию свободы. Личность и свобода — это ведь одно и тоже.

Он говорил мягко, хотя боль и напряжение внутри него теперь не утихали ни на минуту, а лишь ограничились как воспалительный отек: Мила неотрывно следила за состоянием Айвена.

— Да, — согласилась она. — Личность и свобода — одно и то же.

Верила ли она в это? Сейчас Мила не верила ни во что и одновременно во все, что угодно. Ей хотелось думать, что она лишь невинная жертва, заложница несчастного безумца, и в том, что происходит, нет ее вины. Да, она ударила Риту, но только затем, чтобы предотвратить неадекватную реакцию Айвена. Суд оправдает ее. Мила ненавидела себя за эти мысли. Будь она чуточку сильнее, будь она уверена в своей правоте, как Айвен, мир стал бы проще. Прекрасно выбрать направление и верить, что оно единственно правильное.

Мила прислонилась к Айвену. И не заметила, как задремала.

Ее разбудил легкий толчок.

— Люди возвращаются с работы. Пора.

Он подал ей руку. Выглянув из-за угла, они увидели, что улица ожила: толпы людей шли по мягкому покрытию.

— Мы должны проникнуть в вестибюль до того, как Сэнди войдет в дом.

— Почему? — удивилась Мила, протирая глаза.

— Он же не узнает меня и попытается от нас отделаться.

В эту минуту к двери подошел широкоплечий мужчина.

— Добрый день! — приветливо воскликнул Айвен, идя навстречу ему. — Мы с подругой должны встретиться со Стивеном Рэйни, — он живет в сорок восьмом номере, — да вот перепутали время. Эти ваши увлажнители, кажется, никогда не отключаются. Наша одежда промокла. Позвольте нам войти в вестибюль.