Путь Базилио - Михаил Харитонов

— А со мной как? — бамбук, пережив первый шок, вспомнил о самом важном на свете — о себе.

— С тобой сложно, — вздохнул Карло. — Джузеппе настаивает, чтобы тебя отправили на общее и потом в прислугу. Или вниз на препараты, если ты окажешься не годен для службы. Я его отчасти понимаю. С его изделиями я поступил именно так, ему хочется поквитаться. Может быть, я бы даже не возражал, пусть спустит пары. Но ты уже прошёл первый ребилдинг. И стал несколько умнее. Я настоял на том, чтобы ты остался при мне в статусе эволюэ. Жить будешь пока здесь. Потом что-нибудь придумаем.

— Спасидо, папа, — только и смог выдавить из себя Буратина.

— Спасидо на хлеб не намажешь. Учти, мне сейчас не до тебя. Нужно решить ещё несколько вопросов. Располагайся пока. Убери, что-ли, со стола… Хотя нет, я сам разберусь. Сиди тут, короче. Покедова.

Он развернулся и ушёл, хлопнув дверью.

Буратина не помнил, сколько времени просидел на койке, уставившись на пол. Внутри у него было очень скверно — ну примерно так скверно, как будто с него сняли по сотне баллов за соцприспособленность и сообразительность, а потом ещё он был побит на спарринге конём, и тот конь ещё хорошенько прочистил ему задницу по праву победителя… Нет, даже хуже. Буратина не знал, как это называется, но ему было очень плохо.

— Я всё слышал. Сочувствую, — раздался почти что над ухом голос сверчка. Тот, оказывается, выполз из своей щели и снова устроился на прежнем месте, уцепившись за едва заметные неровности стены.

— Вообще говоря, насколько я знаю эту вашу социальную систему — которую, повторю это ещё раз, я считаю аморальной и неэффективной, — положение доктора Коллоди не столь уж плачевно, как может показаться. Его лишили статуса, потому что сломалось оборудование, на котором он работал. Однако наш доктор, надо отдать ему должное, стрессоустойчив и не лишён определённых волевых качеств. И к тому же вполне способен обучаться. Конечно, после шермановского секвенсора осваивать более примитивную технику тяжело. Тем не менее, у него есть шансы набрать авторитет и со временем вернуть себе утраченное положение. Важно вот что: пока у него остаётся на попечении хотя бы один эволюционирующий, они не могут совсем лишить его доступа к трансгенным исследованиям. А вы, насколько я понимаю, и есть его… как бы это выразиться… питомец?

— Ну, — буркнул Буратина. — Папа он мой, — добавил он зачем-то.

— Хмм. Отец? Вы хотите сказать, что являетесь носителем его генов? Никогда бы не подумал, — сверчок скептически повёл усиками.

— Он меня ребилдил, — объяснил бамбук.

— А, в этом смысле. Так вот, послушайте меня. Сейчас ваша дальнейшая судьба висит буквально на волоске. Достаточно доктору Коллоди… ах да, теперь он всего лишь лаборант, и звание за ним сохраняется только символически… так вот, достаточно вашему отцу сделать хотя бы одну маленькую ошибку, и его отстранят от трансгенных работ. Для вас это будет означать… впрочем, к чему эти уводящие вдаль недоговорки? Вас просто вернут в вольер. Где вы окажетесь во власти господина Джузеппе, с некоторых пор не питающего к вам особых симпатий. Вы улавливаете мою мысль? Нет, вы хотя бы слушаете?

Буратина кивнул: он и в самом деле слушал и даже старался понять, что говорит Замза.

— Ага. Вижу, даже ваши деревянные мозги зашевелились… Что ж, в таком случае постарайтесь понять, что я вам скажу. Вам необходимо — да-да, жизненно необходимо! — продемонстрировать убедительные успехи в автоэволюции. Дальнейший ребилдинг и обучение в Центре вам, скорее всего, будут какое-то время недоступны. Вам наращивали мозг?

— Ага. Лобные доли. Давно уже, — добавил бамбук, тщетно пытаясь вспомнить, когда, собственно, это было. С чувством времени у него было тоже неважно.

— Давно? Непохоже что-то. В любом случае, терять время вам нельзя. Без интенсивного обучения новые клетки просто отомрут. Дефолт мозга — вот ваша судьба, если вы немедленно не возьмётесь за интенсивное обучение. Попробуйте уговорить вашего, так сказать, отца, отдать вас в хорошее частное училище. Это, конечно, требует вида на жительство вне Центра. Не знаю, насколько сложно его сейчас получить. Лет десять назад, насколько я помню, это не составляло большой проблемы. С платой за обучение могут быть разные накладки. Хотя, наверное, у Карло остались какие-нибудь сбережения… Впрочем, это мы обсудим подробнее, когда он вернётся, — насекомое, тряся усиками, спустилось пониже, с явным намерением устроиться на полу.

— Погодь-погодь, — прервал его Буратина. — Ты-то тут каким боком? Папа сам разберётся. И вообще, — у дереяшкина проснулся, наконец, инстинкт защиты личного пространства, — что ты такое говорил насчёт того, что ты тут живёшь? А по какому праву? Кто тебе тут ползать разрешил, чмошник?

Насекомое резво попятилось вверх.

— До сих пор моё право на пребывание здесь никем не оспаривалось, — зашипело оно, разинув жвалы.

Это Буратина понял правильно.

— Значит, никто не разрешал. Прижился тут, ещё и хозяйничает. Ах ты столетняя букашка-таракашка, — последние слова деревяшкин произнёс с особенным удовольствием. — Так вот, меня здесь поселил папа. Здесь я хозяин. Убирайся отсюда.

— Вы… вы унизились до демонстрации примитивных собственнических инстинктов! Одумайтесь! Вы не в вольере! — задохнулось от возмущения насекомое.

— Тогда дерись. Вызываю тебя на спарринг, — оскалился бамбук и поднялся с койки.

— Ах вот вы как… Угрозы и грубое насилие, как это по-гойски… Что ж, я не в силах противостоять открытомой агрессии. Я уйду, хотя мне грустно покидать комнату, где я прожил целых сто лет, — быстро проговорил жук, подрагивая тельцем и осторожно переставляя лапки. — Однако, прежде чем я уйду, выслушайте всё же один полезный совет — голос жука стал сладким, но с издевательской ноткой. — Попытайтесь всё же как можно скорее попасть в хорошее училище. Я бы рекомендовал Хогвардс или Аузбухенцентрум, там по крайней мере чему-то учат… И поторопитесь. То есть поторопите своего любезного папочку. В противном случае вас ждут, да простится мне подобный оборот речи, ужасные опасности и страшные похождения. Мне будет, разумеется, очень жаль, но в случае промедления вам придётся пролить горькие слёзы. Ибо, — тон господина Замзы стал откровенно угрожающим, — если вы не уберётесь отсюда вон в сколько-нибудь приемлемые сроки, я не дам за вашу жизнь и дохлой сухой мухи.

— Почччему? — у Буратины слегка заклинило челюсть.

— Потому что у тебя глупая деревянная голова, шлимазл! Францн зол дих уфэсн ун ди нос зол дир аропфалн![7] — злобно прошипел жук и клацнул жвалами.