Женщины-масонки - Шарль Монселе

Именно в это время, самое чудесное время дня, все лодки, участвующие в состязаниях, словно повинуясь единому побуждению, заскользили по воде; паруса надувались и хлопали; весла одновременно поднимались, погружались в воду и снова появлялись на поверхности, разрывая волну, как легкое кружево. Многоголосый крик, сопровождавший отъезд лодок, прозвучал и затерялся в бесконечности; эхо ему не ответило; лодки, быстро уменьшаясь, удалялись, и вскоре на гладкой теперь поверхности залива остались лишь алмазы, вспыхивающие то там, то сям на этом громадном зеркале.

Среди зрителей был один, один-единственный, чье внимание не было всецело поглощено этой поразительной картиной. То был Иреней.

Со вчерашнего вечера он не видел господина Бланшара, и теперь его замешательство дошло до предела. Один из официантов гостиницы уверял, что утром видел, как тот направлялся к железнодорожному вокзалу, откуда начинался путь на Бордо.

Иреней не мог усидеть на месте; взгляд его блуждал то по толпе, то по дорогам. Он с отчаянием видел, что день уже в разгаре.

Внезапно чья-то рука легла на его плечо, это заставило его оглянуться, и у него вырвался вздох облегчения.

Рядом с ним, весь запыленный, стоял господин Бланшар.

– Ну что? – поспешно спросил Иреней.

– Да что ж, все улажено; вы деретесь завтра на рассвете в дюнах.

– А род оружия?

– Пистолеты,– отвечал господин Бланшар.

– Что ж, пусть будут пистолеты.

– Кроме меня, будут и другие секунданты, а лодочник взялся проводить нас туда.

– Это не имеет значения,– сказал Иреней.– Попросив вас взяться за это дело, я заранее одобрил все ваши действия. Но объясните мне, почему я увидел вас только теперь: разве вы не понимаете, что я считал минуты в ожидании вас?

– Дуэль, как вам хорошо известно, дело серьезное, особливо в этой пустыне, в которой мы все очутились,– отвечал господин Бланшар.– Где прикажете найти здесь оружейника? Мне пришлось сесть на первый поезд и отправиться за пистолетами в Бордо, куда меня призывали и мои собственные дела…

Иреней сделал знак, показывающий, что скромность не позволяет ему интересоваться делами господина Бланшара.

– О, сущие пустяки!…– продолжал тот.– Я должен был взять одну вещь, отданную на хранение нотариусу… И в конце концов я, кажется, не потратил время даром.

– Нет, нет, конечно, нет,– поторопился заметить Иреней,– и теперь мне остается только, в свою очередь, исполнить свое обещание.

– Иного я от вас и не ожидал.

– Госпожа д'Энгранд, побежденная просьбами мэра Тета, обещала прийти сегодня вечером на благотворительный концерт. Она придет вместе с дочерью и сестрой.

– И что же дальше?

– А дальше, если вы не возражаете, я воспользуюсь этим обстоятельством и представлю вас им.

Господин Бланшар, казалось, задумался.

– Да,– произнес он через несколько мгновений таким тоном, как если бы он разговаривал сам с собой.– Да, вы правы… Здесь или у них… это ведь нейтральная территория. А кроме того, в шуме, в толпе мне будет легче найти удобный случай… Итак, решено, до вечера!

Иреней был слишком занят своими мыслями, чтобы обратить внимание на эту речь господина Бланшара, произнесенную к тому же вполголоса.

Но тут он заметил, что господин Бланшар намеревается уходить.

– Куда же вы?– спросил Иреней.

– Я хочу предупредить нашего лодочника и договориться с ним на завтрашнее утро. Я вижу его: он вон там, внизу, среди этих дикарей и дикарок.

В самом деле: Пеше (речь шла именно о нем) в настоящий момент находился в центре завистливого внимания своих земляков. И так как всякий триумф имеет и свою обратную сторону, те из «tchankas», кто был больше других недоволен успехом Пеше, грозили ему расправой; они обвиняли его в том, что он коварно подшиб своей палкой ходули двух или трех «tchankas» в тот самый момент, когда они уже вот-вот должны были его опередить и достигнуть цели. Появление господина Бланшара помешало или, по крайней мере, задержало приведение их угроз в действие: заметив, что он намеревается поговорить с Пеше, они расступились и предоставили ему возможность потолковать с лодочником.

Их разговор не занял много времени.

Мы уже дали понять читателю, что Пеше отнюдь не принадлежал к числу людей щепетильных. Хотя господин Бланшар и не объяснил ему, в чем дело, он обещал, что в пять часов утра будет ждать со своей лодкой на некотором расстоянии от гостиницы и отвезет господина Бланшара и его друзей в такое место, где, по его, Пеше, мнению, нет ни малейшей опасности, что кто-нибудь их побеспокоит.

Удовлетворенный заверением Пеше, господин Бланшар пошел своей дорогой, думая только о том, что вечером он будет представлен графине д'Энгранд и маркизе де Пресиньи.

Эта неотвязная мысль помешала ему заметить, что около четверти часа за ним на почтительном расстоянии шла и наблюдала какая-то женщина, густая вуаль которой не позволяла разглядеть ее лицо.

VII

НА КОНЦЕРТЕ

Гостиные и сады мэрии были открыты для бала и для концерта, являвшимися неизменным добавлением к ежегодной регате. Гостиные и сады примыкали друг к другу, и благодаря чьей-то удачной выдумке в садах были развешаны люстры, гостиные же были заставлены цветами. Присовокупим к сему, что филантропия сделала все от нее зависящее, чтобы как можно лучше провести концерт и составить его программу. Было обеспечено участие пианиста, получившего награду от испанской королевы, равно как и участие этих неизменных «двенадцати горских певцов», которые, в соответствии с географической широтой местности и с требованиями моды, превращались то в тирольских певцов, то в шотландских, то в швейцарских, то в венгерских и даже в «pifferari»[19]

На сей раз они согласились выступить в качестве всего-навсего «пиренейских певцов».

Черные бархатные куртки и высокие гетры составляли их национальный костюм, который был упомянут среди прочих достопримечательностей программы и который при ближайшем рассмотрении обычно представляет собой костюм горцев всех стран мира.

Кроме того, в программу концерта входили две-три арии из опер, которые должны были исполняться теми меланхолическими девицами, каковые не принадлежат ни к театральному миру, ни к светскому обществу и которые в музыкальных кругах играют приблизительно ту же роль, что летучие рыбки в системе мироздания. Оркестр, музыкантов для коего набрали из разных филармонических обществ департамента, бесспорно, являлся самым блестящим участником концерта.

С наступлением вечера, то есть к восьми часам, начали съезжаться приглашенные. Было тепло, и всюду виднелись только белые платья. Это особое очарование, рожденное жаркими вечерами на морском берегу, постепенно ширилось и ширилось; каждый предмет казался невыразимо прекрасным; деревья качались, словно бросали прозрачные струи; трава, мягкая и нежная, стлалась под ногами; прелестные звуки музыки летели к бледному небу, околдовывая самих исполнителей; с инструментов, с губ музыкантов слетало дыхание самой природы.