Врата скорби (Часть 2) - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чего надо? – он улыбнулся типично восточной, лукавой и глумливой улыбкой – чего хочешь? Кого ищешь, кого не терял.
– Отскочи.
Татарин не сдвинулся с места
– Иди отсюда, дорогой. По-хорошему.
Через секунду – ствол револьвера уперся ему в живот, в другой руке – был еще один
– Щас пойду! Топай давай!
– Вай, нехорошо. Ты на кого…
– Топай, топай. Не то кишки собирать будешь.
Пятясь, татарин вошел в парадное некогда приличного доходного дома, сейчас превращенного в гибрид гостиницы и борделя.
– Брось палку
Татарин бросил палку от метлы, которой он намеревался разобраться с незваным гостем
– И дальше – чего?
– Лысый где?
– Лысый? А кто такой Лысый? Я вот – тоже лысый.
Митяй взвел револьвер. На кураже – он готов был стрелять еще и еще. Теперь он точно знал смысл слова гон, гонево.
– Пальцы не расширяй. Володя Лысый. Скажи – кореш его пришел. Пальба будет – тебе будет хуже, дурак…
Володя Лысый, как оказалось, квартировал на последнем этаже и конечно же с бабой. Потасканной, конечно – но ничего еще. Слабости – были у всех свои и Лысый – был ходок по слабому полу.
Подельника – он принял обстоятельно, приказав своей марухе выметаться и сопроводив приказ солидной затрещиной. Устало выматерившись, она собрала какое-то свое тряпье и ушла. Володя – приглашающе выставил на стол бутылку вина.
– Нет – сказал Митяй
– Случилось чего?! – понял Володя, смотря своими желтоватыми, как у приблудного кобелька, наглыми глазами.
– Ты как тут – спокойно квартируешь?
– Не жалуюсь.
– А мне вот уже сутки вся одесская братва цинковый клифт оформляет – заорал Митяй, выпуская пар
Володя – он жил по принципу, чему быть, тому параллельно – покачал головой, достал откуда-то из ящика и поставил на стол бутылку черного стекла.
– Давай, выпьем…
Вино – толстую бутылку Негру де Пуркарь – быстро сосчитали глотками. В самый раз – и хмель не взял, и душу отпустило. Приняло…
– Слушай, брат… – жаловался Митяй – ну как так. Я же вор. Я же… никогда сукой не был, клянусь всем, чем хочешь. Матерью клянусь. А они меня…
– Беспредел попер… – лениво отвечал Володя – как только поляки в город зашли, так совсем житья не стало. Надо вместе собраться, да их из города вышибить. А мы все меж собой грыземся…
Проблема такая была, ее нельзя было не признавать. Польский уголовный мир – несмотря на то, что существовал в едином государстве с русским, практически никак не контактировал с русской криминальной средой, если не считать раздела сфер влияния. Было даже такое понятие – "польские воры" – на каторге они держались отдельно и помощью русских не пользовались. Если не считать террористов и рокошан – то есть мятежников – то поляки (а в основном не поляки, а евреи) относились к европейскому криминальному миру, специализировались на контрабанде, разбоях, налетах, были тесно связаны с польскими социалистами – партии, запрещенной и признанной подрывной. Никогда нельзя было сказать, что было больше в делах поляков – то ли уголовщины, то ли политики. И если раньше польская преступность ограничивалась лишь польскими регионами – то сейчас они вполне уверенно выходили на Одессу, через нее работали с востоком. Одесситы – одесские криминальные авторитеты – терпели поляков только по какому-то негласному соглашению, достигнутому с еврейским криминалитетом Варшавы. Иначе – была бы мясня[39]…
И только когда на лестнице зазвучали шаги – только тогда Митяй спохватился и все понял. Вскочил с места шатанул стол, сделав из него укрытие…
– Ты чего…
Кто-то тяжело, всем телом ударил в дверь. Она треснула – но выдержала. Мало места для разбега – иначе бы вынесли… Топор – с хряском проломил деревянную пластину, внутрь полетело и грохнулось об пол что-то тяжелое.
– Ложись!
Оглушительно громыхнул взрыв, визгнули осколки. Стол – подвинулся от удара взрывной волны, ударил больно. Граната была наступательной, маломощной – иначе бы порепало осколками, не остались бы в живых. Полуоглохший, Митяй выцарапал пистолет, как раз в тот момент, когда кто-то вынес остатки двери и шагнул в комнату.
После "полицейского тридцать восьмого" – отдача армейского сорок пятого калибра плавно, но сильно толкнула в руку. Затем еще раз. Ворвавшийся в комнату битюг, вооруженный обрезом американского помпового ружья – выстрелив в пустоту, упал на колени, потом завалился на бок. Митяй выстрелил еще дважды, и оба раза удачно. Еще один исполнитель, худой и длинный, с узким как нож лицом – завалился в проходе, выронив пистолет – автомат Кольта с длинным магазином.[40]
Звякнуло стекло – Митяй обернулся и подстрелил третьего. Их халупа находилась на надстроенном мансардном этаже, имела окна – и этот урод собирался бросить им в комнату бутылку с зажигательной смесью, чтобы сжечь заживо. Вместо этого – бутылка раскололась, пламя охватило его руки и грудь, он отшатнулся и с криком полетел на дорогу…
Не дожидаясь, пока остальные очухаются – Митяй бросился к двери, стреляя из Кольта: стрельба отвлекает, пугает противника и отыгрывает время, тем более, если все пошло совсем не так, как они планировали. Пистолет быстро разрядился и встал на затворную задержку, он бросил его, выхватил оба револьвера, выстрелил с обоих враз. Высунулся в коридор – никого.
– Бери волыну, уходим!
Володя, оглохший и легко раненый покачал головой
– У меня нет.
– У этого возьми!
Сам Митяй – подобрал валявшийся на полу пистолет – автомат. Он оказался того же калибра, что и Кольт, а к Кольту у него были запасные магазины и патроны. Жахнул в стену – понравилось, пистолет был тяжелее обычного Кольта, основная тяжесть приходилась вперед, на рукоятку и удлинненный ствол с вырезами. Если скрытно не носить – самое то.
Держа пистолет перед собой – он спустился вниз. Еще один – он не понял, что произошло наверху, и тупо держал татарина под прицелом своего ружья – обернулся, но сделать ничего не успел. Пистолет – автомат трижды рявкнул, пули рванули сатиновую, засаленную косоворотку.
Митяй перевел пистолет на татарина
– Дорого продал?
– Гадом буду, не я, гадом буду, не я… – странно было видеть, как этот здоровяк плачет. Татары, мусульмане – на вид были крепкими, но если ударить, как следует – ломались сразу
Митяй перевел пистолет ниже
– Подыхать долго будешь. Говори!
– Мойша тебя заказал! Мойша тебя заказал! – завизжал татарин – клянусь Аллахом, я ничего не хотел! Они бы меня сожгли, сожгли…
Толстый Мойша Абрамович, сын Хаима Абрамовича, некоронованного короля Привоза. Контрабандист, приторговывает марафетом все активнее и активнее. Он же контролирует часть борделей и зухеров – еврейских похитителей людей.[41] Толстый – потому что его в детстве раскормили и он и в самом деле очень толстый, под него – фирма Маллинер в Англии специально сделала заказной кузов к Роллс-Ройсу. Но даже и толстый Мойша Абрамович – как и все обязан был подчиняться закону и не мог просто "заказать" вора.
– За что?
– Не знаю!
Пистолет опустился еще ниже
– Клянусь Аллахом, не знаю!
Митяй спустил курок, пистолет рявкнул одиночным – и татарин рухнул на пол, с воем зажимая простреленную ногу.
– Живи и помни – сказал Митяй фразу, которую услышал на просмотре голливудского синематографа – живи и помни…
На улице – они только и увидели, что красные фонари машины исчезающей – за поворотом. Водила просек, что к чему – и вдарил по газам…
– Ну, чего? – Володя явно чувствовал себя не в своей тарелке, ерзал. Длинный, тяжелый ружейный обрез держал за полой плаща
Митяй огляделся – адреналин уже схлынул отчасти, но его все равно "перло". Нет большего счастья, когда ты остался в живых, а твой враг – нет и валяется у тебя под ногами.
Пистолет – автомат оттягивал руку
– Двинули за хабаром… – решил за обоих Митяй – возьмем самое ценное, рыжье, камушки. Разломим, потом сдриснем из города. Схлынет – вернемся.
Он решительно шагнул в темноту одесских ночных улиц. Володя, поколебавшись, последовал за ним…
Одесские катакомбы – существовали с самого основания города. Еще турки, державшие здесь сильную приморскую крепость – копали меловые холмы, используя мягкий камень – песчаник для строительства внутренних строений. Когда русские, одним из командиров которых был адмирал Жозеф Иванович Дерибас, взяли крепость, снесли ее и задумали строить город – песчанник тоже пригодился, тем более что его добыча была налажена. Адмирал Дерибас – и стал основателем Одессы.
Затем, катакомбы стали приспосабливать и для других целей. Изначально – Одесса развивалась как вольный город, порто-франко, город мира, такой же, как ганзейские купеческие города. Количество преступников и контрабандистов здесь быстро превзошло все разумные пределы: впрочем, в Одессе боролись с преступностью быстро и жестко, чаще всего – сами же авторитеты. Катакомбы под городом – стали использовать в самых разных целях. Купцы – для хранения товара: как удобно, дом, а под домом – совершенно ничьи склады, причем громадные, складируй сколько хочешь. Контрабандисты для транспортировки товара мимо таможни – норы уходили к Пересыпи и дальше. Преступники – для итого, чтобы скрываться от полиции. В старом городе получилось так, что едва ли не каждый дом – имеет выход в подземные катакомбы. Об этом знают все, равно как и о том, что внизу есть самая разная публика и лучше туда не соваться.
