Главный дар вашему ребенку - Анна Гиппиус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою; благословена Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.
Накануне я причастилась, потом сходила на вечернюю службу. С утра взрослые ушли: бабушка в церковь, Сережа на работу. Я осталась с детьми.
Внезапно поняла – вот оно, начинается. На этот раз не было ни страха, ни опасений. Я была уверена, что мы с малышом прекрасно со всем справимся.
Я мыла полы и читала «Богородице Дево». Между схватками выпила чаю. Одела детей и отправила их гулять.
Наконец решила: пора ехать. И тут схватки внезапно закончились. Но на курсах учили – в таких случаях нужно принять теплый душ, он хорошо стимулирует. Встала под душ на 15 минут, и тут такие схватки начались! Я очень обрадовалась.
(Вспоминает бабушка: «Паша родился в мой день рождения. С утра я пошла к исповеди и в конце ее сказала о. Александру, что у Лены начинаются роды. Он после литургии отслужил специально для нее отдельный молебен. Мы с ним так молились тогда!»)
Когда становилось сильно больно, я принимала те позы, которым научили на курсах. Они простые, но очень помогают: встать на четвереньки, облокотиться о стол, покачаться. Тут вернулась наша бабушка. Видит – я раскачиваюсь и вслух чуть не распеваю богородичную молитву.
Она с порога:
– Что это?
И вызвала «скорую». И пока она не приехала, я все читала и читала молитву.
В «скорой» обстановка резко изменилась. Только что был дом, все родное – и вдруг эта машина. Внезапно накатил кошмарный страх. Хорошо, что свекровь поехала со мной. Я держала ее за руку и повторяла:
– Я сейчас умру.
– Ну что ты, Леночка.
В роддоме меня оформляли очень неспешно, минут 50 мы просидели. И дольше бы сидели, но тут кто-то из врачей на меня пристально посмотрел, вскрикнул и накинулся на свекровь:
– Что это вы нам привезли?
Потом были страшные минуты в лифте и родзале – когда я ощутила, что им тут все равно, им нет до нас с малышом никакого дела. Во всех родах наступает момент, когда чувствуешь, что умираешь. Видимо, это от обостренного в это время восприятия – в роддомах не раз умирали, и ты это ощущаешь. В этом тонком состоянии родильный зал воспринимается ну если не как преддверие ада, то что-то вроде того.
Меня бросили на койку и убежали.
И тогда вернулась молитва. Было четкое ощущение, что Она рядом. Я говорила малышу:
– Видишь, Она тут. Я обращалась к нему:
– Ну, давай, опускайся, Матерь Божия нам поможет.
Я его уговаривала. Я видела, что он слушается и понимает, что все будет хорошо, что он понимает, как ему действовать, что доверяет мне.
Сознание уплывало. Сколько это длилось, не помню. Вдруг ощутила: все, сейчас он родится. В то же мгновение появилась бригада и подтвердила:
– Да, все.
В самый-самый тяжелый момент Она была рядом, и я это чувствовала. Молитва купировала боль. Но не как обезболивающие средства, иначе.
Когда родился Паша – был мощный выход такой радости, было такое душевное ликование, какое невозможно передать словами. Как в Библии – от радости не помнишь своих мук.
Петя. Под покровом Тихвинской
Мне было 34 года. Это была моя пятая и очень тяжелая беременность. Было плохо с ногами – сильнейший варикоз, болели вены, болело сердце. Я выходила из дома только в храм и в парк рядом, посидеть на лавочке.
Врачи уговаривали лечь на сохранение, сделать все анализы, подлечиться.
Я пришла к духовному отцу:
– Мне говорят ложиться на сохранение. Батюшка закрыл глаза рукой, застонал, промолвил «ой» и ушел в алтарь, ничего больше не добавив.
Ну нет, так нет. Значит, не лягу.
Но на сроке 38–39 недель начались схватки-предвестники. И прямо из консультации меня отправили в Снегиревку. Мне тогда очень это польстило, и я согласилась ехать. Роддом имени Снегирева – единственное место в Питере, где могут всерьез заняться варикозом. Попасть туда невозможно. А мне – пожалуйста, везут прямо сразу!
Тогда впервые начал обретаться опыт послушания духовному отцу. Потому что все последующее ясно показало – раз нет тебе благословения ложиться в больницу, то и не надо. И если тебя вдруг повезли туда, куда всем хочется, но никому не попасть, – это вовсе не значит, что путь указал перст Божий, а духовник ошибся. Ничего подобного. Просто Господь к нам, как к малым детям, снисходит:
– Хочешь анализ на вены? На, получай анализ на вены.
Я лежала в Снегиревке в полное свое удовольствие. Читала Псалтирь и духовные книги. А уж акафистов тогда столько поначитала, сколько никогда ни до ни после. О, какой напряженной молитвенной жизнью я тогда жила! Как я была уверена в своей молитвенности и духовности!
Почему такая ирония? Потому что все это были лишь слова. Мой тогдашний опыт не был опытом молитвы – но опытом славословия. Впрочем, что могла, то и делала. Как могла, так и молилась. Зато теперь знаю точно, сама убедилась – ни одно обращение к Богу не останется втуне.
В те дни в Петербург привезли Тихвинскую икону Божией Матери. Мы с мужем договорились, что когда он повезет к ней семью, они заедут за мной и возьмут меня с собой прямо из роддома.
Он пошел за благословением к о. Кириллу и пришел ко мне удивленный:
– Лена, батюшка не благословил тебя идти к Тихвинской.
– Что же делать?
– Решай сама.
– Я не могу не пойти.
Второй раз за эти дни я нарушила благословение духовного отца. Мы сели в машину и с детьми поехали в Александро-Невскую лавру.
И снова все произошло по-моему. Паломников там было – тьма. Но служители взяли меня под белы руки и прямо из машины подвели сквозь расступившийся народ к иконе. И первый, кого я увидела там, лицом к лицу, был о. Кирилл – который час назад передал через Сережу, что не надо мне сюда ехать…
Через два дня икону перенесли в Казанский собор. И туда я тоже пошла.
…Она была темная, поверху украшена беленькими цветочками. Она смотрела на меня. Она была тут Сама, конечно же, тут. Я просила Ее – пусть на мне будет воля Божия.
В шесть утра начались роды.
Психологического комфорта в роддоме не бывает никогда, но в тот раз было вовсе как-то нехорошо. Был очень страшный доктор, он кричал рожающей женщине:
– Зачем только такие размножаются?
В родзале я снова не могла молиться, лишь читала и читала богородичную молитву.
А в это время бабушка с детками молились за меня в Казанском соборе, у Тихвинской иконы.
У врачей настала пересменка. Пришла заведующая. Осмотрела меня. Я помню ее железную руку. Она подняла ее – перчатка была вся в крови.
– Господи, откуда кровь?
И у нее тоже лицо стало озадаченным. На секунду. Впрочем, она тут же нашлась:
– Укол окситоцина через 20 минут. Ушла поскорее.
А я думаю: ну, приехали! Снова как с Ваней! И знаю ведь, что этот окситоцин делать нельзя. И начинается паника. Пытаюсь принять положение, которое – я знаю с курсов и по прежним родам – облегчает боль. Но тот страшный доктор кричит на меня:
– Хочешь убить ребенка? Лежи!
Я знаю, что ребенку правильная поза только на пользу, – но ничего не могу сделать. И тут является медсестра со шприцем.
Я была одна в этом мире и в этом страдании. Я уже не молилась.
Прошу сестру:
– Пожалуйста, не надо укола! А она:
– Доктор назначил. Почему же не надо?
Тут подходит страшный доктор, делает осмотр и заявляет:
– Ну, милочка, тебе еще слишком далеко до родов.
Вот с этого-то мига я наконец-то снова смогла молиться. На каждую схватку читала «Богородице Дево». Упование осталось только на Нее. Смерть-то вот она, тут, за руку меня держит.
В какой-то момент просто завопила:
– Матерь Божия, помоги!
И Она сразу пришла. Я ясно увидела в углу родзала икону – Тихвинскую Богородицу. Это была именно она, та, около которой я стояла накануне: темненькая, с беленькими цветочками поверху.
Она появилась в ответ на мой вопль.
Я услышала от Нее:
– Все будет хорошо.
И поняла, что муки мои кончились.
В этот момент вновь вошла заведующая со свитой. От них отделился и подошел ко мне доктор-грузин с прекрасными руками. Тихонько раздвинул шейку матки:
– У тебя слабость родовой деятельности. Ничего страшного. Еще пара схваток – и на кресло.
И все. Появился Петя.
Тот, первый врач не мог ошибиться. Что произошло? Как? За эти несколько минут, что прошли между двумя осмотрами. Петя просто ухнул вниз.
Потом новорожденному против моего несогласия сделали прививки от гепатита В и БЦЖ. И несколько месяцев он болел как никто из моих детей.
Не нужно нам было тогда ехать в Снегиревку. И к Тихвинской ходить – не нужно.
Все происходило так сложно именно потому, что – против благословения. Это стало совершенно очевидно почти сразу же. Как и то, что Господь и Богородица, несмотря на мое самоволие, спасли нас с Петей.
