Элита. Взгляд свысока - Ирина Волчок

Подслушивать нехорошо.

Александра вышла из беседки и медленно пошла к дому — не прямо к веранде, откуда можно было сразу попасть в коридор, в холл напротив детской и в комнату бонны, а в обход дома, по дорожке, широкой дугой обегающей задний двор, бассейн, розарий и выходящей как раз к гаражам между воротами и главным входом. Возле гаражей сейчас должны были стоять машины Хозяйкиных гостей. Скорее всего — машина ее Дашки и кого-нибудь из соседок. С кем она нынче здоровается? С двумя справа, кажется. Наверное, две справа тоже приглашены принять посильное участие в новом Хозяйкином проекте. Финансовое участие. Или интеллектуальное? Беда… Именно сейчас потенциальные компаньоны хватают свои пожитки и на цыпочках удирают через вторую веранду. Хозяйкины гости всегда удирали через вторую веранду на цыпочках, если Хозяин предупреждал, что собирается зайти. Если заходил без предупреждения — гости высыпались из главного входа с топотом и иногда даже со смехом. Нервным. Хозяйкины гости боялись Хозяина. Все — даже от рождения безбашенные, да еще и обдолбанные модельки, которые вообще ничего, кроме целлюлита, не боялись и бояться не могли по определению.

Ну, конечно, так и есть. Гости высыпали из дому через вторую веранду всем табуном. Нынче табун мелкий — пять человек. Надо думать, никаких посторонних, только мозговой центр будущего предприятия. Главная извилина этого мозгового центра, Хозяйка, гостей не провожала. Ее Дашка ориентировалась здесь совершенно свободно, могла найти дорогу с закрытыми глазами. Чаще всего именно с закрытыми и находила. Сейчас шла с открытыми, вела за собой остальных. Две полупрозрачные струи привычно семенили босиком, неся туфли в руках. Судя по всему, модельки не из новых, раньше здесь уже бывали, неоднократно отсюда удирали, пути отступления на заранее подготовленные позиции хорошо изучили. За ними гордо и независимо шагали нынешние подружки Хозяйки — две соседки справа, Александра правильно догадалась. Гордую и независимую походку обеих несколько портило то, что обе воровато оглядывались и почему-то слегка приседали на каждом шаге. А, вот почему: туфли они снимать не стали, чтобы не опускаться до уровня каких-то моделек, но каблуками стучать тоже не решались, шли на полусогнутых — мало того, что в «шпильках», так еще и на цыпочках. Похоже, гордая и независимая походка на полусогнутых была для них вполне привычна. Наверное, и этим двум справа уже приходилось отсюда удирать. Или не отсюда. Вот интересно, эти-то почему боятся Хозяина? У обоих мужья — фигуры примерно того же масштаба. Или веса? В общем — порядка. В том смысле, в котором порядок определяется количеством нулей после целого числа. У двух мужей справа после целого числа было страшное количество нулей. Вряд ли меньше, чем у Хозяина, потому что они дружили. Ну, как дружили… Пару раз в год ездили куда-нибудь вместе. Один раз — в Куршевель, второй — в сауну. Или в заповедник какой-нибудь, например, на страусов поохотиться. Значит — все-таки дружили. А жены разбегаются из дома мужниного друга посреди ночи на полусогнутых. Привычка. Они всю сознательную жизнь откуда-нибудь на полусогнутых разбегались…

— Гуляете перед сном, Александра Александровна?

А у этого привычка — подкрасться незаметно, взяться ниоткуда, как привидение, и прошептать прямо в ухо какую-нибудь глупость. Абсолютно банальную глупость. Но каждый раз ощущение такое, будто в сказанной банальной глупости по меньшей мере пять смыслов, один опасней другого. И каждый раз не знаешь, что отвечать. И каждый раз очень хочется нагрубить. Примерно так: «Гуляю перед сном, Александр Александрович».

Александра оглянулась на шепот — никого. Грубить было уже некому. Привидение исчезло так же незаметно, как и появилось. То есть не исчезло, наверняка ошивалось где-то поблизости, но функционировало в невидимом состоянии. И в неслышимом. У Хозяина почти вся охрана была такая. Только вся остальная охрана помалкивала, если ее не спрашивали, а это привидение обязательно шептало прямо в ухо банальную глупость. С пятью опасными смыслами. Да какого черта?.. Пардон. Да с чего это она решила, что в банальной глупости может быть опасный смысл? В банальной глупости вообще не может быть никакого смысла.

— Нет, — почти неслышным шепотом сердито сказала Александра привидению. — Я не гуляю. Я хотела подкрасться к окну кабинета и подслушать, о чем будут говорить хозяева. А тут гости толпами ходят. И вы бдите на посту.

Приведение тихонько фыркнуло и опять материализовалось где-то рядом — близко, Александре даже показалось, что она почувствовала тепло, идущее от большого тела. Чего, конечно, быть не могло. У привидений никакого тепла не бывает. У привидений бывает холод.

— Я с вас угораю, Александра Александровна, — раздался шепот прямо над ухом, с той стороны, откуда шло тепло, которого не могло быть. — Кто же вас подпустит к окну, за которым разговаривают хозяева? Какая вы наивная… В наше время это даже странно. Хотя да, вы же совсем другого воспитания, вы же из благородных, белая кость, голубая кровь, конечно, конечно… Вы имеете право искренне верить, что никто тут ни за кем не следит, никто никого не слушает, и вообще все гуляют сами по себе, как хотят, где хотят, с кем хотят… Ку-уда?! Давайте-ка мы немножко отступим в тень, Александра Александровна…

Александра и так была в тени. И выходить из тени не собиралась. Она собиралась повернуться и пойти по той же дорожке вокруг дома, и прийти к задней веранде, и войти в свою комнату, и лечь спать наконец-то. Раз уж глубокая разведка не принесла никаких видимых результатов. И никаких слышимых. Она собиралась просто повернуться и уйти, но привидение перехватило ее на полушаге, подняло в воздух и переставило за живую изгородь, отделяющую двор от сада. За живой изгородью была уже никакая не тень, а совершенная темень. Плотный сгусток черноты, внутри которого, кажется, даже привидение ориентировалось не без труда: оно что-то задело и зашипело сквозь зубы. Александра надеялась, что зашипело от боли. Хоть какое-то моральное удовлетворение.

— Что, и вы здесь ничего не видите? — прошептала она, растирая ноющие, как от удара, бока. Привидение перенесло ее через живую изгородь, обхватив ладонями за талию. Наверняка синяки останутся. — А я думала, что это ваша родная среда обитания.

— Иди сюда, — в самое ухо шепнуло привидение, безошибочно нашло ее руку, обхватило горячими пальцами и потянуло куда-то в сторону. — Здесь нормальная скамеечка есть, деревянная… Иди, иди. Еще два шага. Теперь стой. Повернись. Садись. Подвинься немножко, я тоже сяду…

— Так ты правда в такой темноте что-то видишь? — удивилась Александра, послушно выполняя руководящие указания привидения, шагая, поворачиваясь, садясь, немножко двигаясь на деревянной скамейке, будто с завязанными глазами. — Или у тебя прибор ночного видения? Я правильно его называю?..

— Не болтай глупости, — с пятью опасными смыслами шепнуло привидение. — Через пару минут и ты все видеть будешь. И слышать тоже. Ты ведь хотела послушать? Ну вот. Сиди тихо. Сейчас послушаешь.

— Ничего я не хотела, — сердито зашептала Александра. — Чего ты ко мне привязался? Я просто пошутила. А ты сразу руками хватаешь. Как я теперь отсюда на дорожку выберусь?

— Не ори, — с досадой сказало привидение. Его голос раздавался уже не просто над самым ухом, а будто вообще внутри ее головы. — Что ж вы все такие громкие? Пошутила она… Я же предупреждал, что со мной шутить не надо. У меня нет чувства юмора. Забыла? Ну вот, теперь будешь сидеть и слушать.

Александра вздохнула и промолчала. Сан Саныч действительно предупреждал, что у него нет чувства юмора. Наверное, Хозяин специально таких людей на службу берет. Чтобы не чувствовать собственной ущербности. Вот только откуда они все знают, что у них нет чувства юмора? Неужели сами догадались? Потому что совершенно невозможно представить сумасшедшего камикадзе, который осмелился бы им об этом сказать. С другой стороны, если сами догадались — то это тоже настораживает. Не может человек сам догадаться, что у него нет какого-то чувства. Именно потому, что его нет. А если догадывается, что нет, — это значит, что оно есть?

— Чего задумалась? — Сан Саныч, наверное, сел рядом. Никакого шевеления Александра не заметила, но справа ощутимо потянуло теплом. — Наверное, вычисляешь, откуда я знаю, что у меня нет чувства юмора?

— Да, — призналась Александра. — А правда, откуда ты знаешь, что его нет? Может, как раз есть, просто до сих пор не проявилось? Потому что подходящего случая не было.

— Это точно, — согласился Сан Саныч. — Не было случая. На нашей работе таких случаев не бывает. Любые бывают, а вот такого, чтобы чувство юмора проявилось, — нет, такого не было. Может, сейчас будет… Тихо, не дергайся. Слушай.

Александра все-таки дернулась от неожиданности, когда в ухо ей сунулось что-то маленькое, металлическое и холодное. Сан Саныч раздраженно зашипел, придержал ее голову одной ладонью, а другой прижал холодную железку к ее уху. Это было очень неудобно. По многим причинам. Во-первых, он хватал ее руками. Она разве давала ему повод? Во-вторых, он, кажется, всерьез поверил, что она хотела подслушать. Ну, даже если и хотела… Конечно, нехорошо. Но гораздо хуже то, что он в это всерьез поверил. И теперь буквально заставляет ее подслушивать. Ставит на одну доску с собой. Дает понять, что княгиней она может считаться где угодно, только не здесь, рядом с ним, на деревянной скамеечке за живой изгородью, в абсолютной темноте, которая никак не мешает ему видеть ее насквозь… Александра уже хотела оттолкнуть его руки, встать, сказать все, что она о нем думает, и гордо уйти. Но тут прохладная железка в ее ухе заговорила, и Александра осталась сидеть, замерла, и даже руки Сан Саныча отталкивать не стала — забыла.