В интересах революции - Сергей Антонов

— Смотри, как нас встречают, Толян! Почетный караул из пяти долболобов! — заметил он вполголоса. — Я прямо воспернул духом!

Томский ухмыльнулся и покачал головой: все-таки Аршинов был и неисправимым солдафоном, и неисправимым оптимистом.

Конвоиры провели пленников мимо нескольких пустых клеток. Вспыхнул прожектор. Ослепленный ярким светом, Томский прикрыл глаза. Лязгнула решетка. Габуния снял с подопечных наручники, а вертухаи прикладами вытолкали друзей на середину камеры. Прожектор оставался включенным до тех пор, пока охранники не убедились в том, что с пленниками все в порядке. Прежде чем погас основной свет, Томский успел разглядеть третьего сокамерника. Седой старик в длинном, похожем на рясу черном балахоне сидел на полу в углу клетки. Рукав балахона отсутствовал, рука выше локтя покрыта язвами ожогов. Не глядя на гостей, старик оторвал полоску ткани от подола. Морщась от боли, перевязал рану на руке. Только после этого поднял глаза и представился:

— Здравствуйте. Владимир Кольцов. Бывший ученый и бывший священник.

Аршинов внимательно присмотрелся к изможденному старику, и вдруг лицо его словно озарилось.

— А я вас знаю! — воскликнул он с каким-то мальчишеским восхищением. — Вы Владар, вас еще Старцем называют. Я вас видел на Савеловской.

— Владар — институтское прозвище. Кто-то из моих старых знакомых пустил по метро эту кличку — отец Владар, вот и приклеилось. Глуповато звучит, не по-христиански. А посему величайшая просьба обращаться ко мне — отец Владимир.

Что-то в словах священника развеселило прапора, и он заливисто рассмеялся.

— Отец Аршинов, — представился он в свою очередь. — В смысле, отец солдатам. Можно просто Леха-анархист. Бывший российский прапорщик. На нас армия стояла. Армии нет, а я все стою, ванька-встанька.

А этот курсант с ранней сединой, который сейчас пялится на замок решетки, — Анатолий Томский. Поклонник Че Гевары и гроза коммунистов. Прославился тем, что под моим руководством похоронил Ленина. Правда, без панихиды.

— Прими, Господи, душу раба твоего Владимира, — с невероятно серьезным видом произнес священник, троекратно осеняя себя крестом. — Это надо было сделать давным-давно, желательно с соблюдением православных обрядов. Царствие ему небесное.

— Панихида нам, атеистам, не положена, — невесело усмехнулся Томский, опускаясь на пол рядом со священником.

Ужасный вид распухшего, покрытого волдырями предплечья произвел на него сильное впечатление. «Кто же тебя так отделал?» — подумал он, но спрашивать не стал: старику явно было не до вопросов любопытных.

Аршинов скептически усмехнулся и принялся расхаживать по клетке, растирая ладонью затекшее запястье. Попов он не любил по определению, и слова священника воспринял как проявление махрового лицемерия.

— Какое тут может быть царствие небесное, если Ленин столько народу зря погубил? Может, вы, батюшка, царствие подземное имели в виду, типа нашего метро? — ехидно поинтересовался он у священника. — По совокупности заслуг ему вроде бы ад полагается. Или как?

Томский вдруг заметил, как потемнело лицо Владара, его исказила гримаса душевной боли. Старик уперся взглядом в пол и замолчал. Анатолий понял, что пришло время осадить бестактного прапора.

— Кончай базар, Леха, — прикрикнул он на друга. — Давай делом займемся. На повестке дня один вопрос: как дать отсюда деру?

Глава 9

Предложение Корбута

Чеслав не спешил встретиться с Томским. Растягивал удовольствие. Пусть ждет и мучается от неизвестности. Месть — это блюдо, которое подают холодным. Он ведь тоже ждал, пока Томский прятался в Полисе. Тоже мучился от сознания того, что не может отомстить за отца.

ЧК уселся за рабочий стол профессора, раскрыл папку с материалами проекта «Немезида». Итак, вирус. Передается воздушно-капельным путем. Первые симптомы — головная боль, отек лица, опухание конечностей.

«Подопытный был убежден, что в его голову проникли черви, которые пожирают мозг. Пытался бросаться на нас, хотел сорвать респираторы. Когда пациента связали, начал умолять, чтобы ему пробили голову и выпустили червей, просил избавить от мучений и пристрелить. Зарегистрированы две попытки покончить жизнь самоубийством. Полный паралич нервной системы наступил через два дня. Результаты обнадеживают. Производство вируса не требует больших затрат, чего нельзя сказать об антидоте. Однако в любом случае «Немезида» имеет большое будущее. Проблемы с производством антидота не оставляют вероятному противнику ни малейшего шанса для выживания. Инкубационный период длится от пяти дней до двух недель. Наиболее эффективное воздействие вирус оказывает в замкнутом пространстве, что открывает широкие возможности для его использования против подземных вражеских баз и других стратегически важных укреплений закрытого типа…»

Строки, написанные каллиграфическим почерком профессора Корбута, Чеслав прочел с грустной улыбкой. Спасибо, папа. Ты не успел закончить ряд своих разработок, но сделал так много, что твоими идеями будут пользоваться еще многие поколения исследователей. Благодаря тебе враг будет разгромлен, и победа останется за нами.

Чеслав захлопнул папку, наклонился к картонному ящику и достал из-под груды бумаг маленький пластмассовый контейнер. Всего пять ампул. На первых порах антидота хватит лишь для избранных. Одна ему, вторая — Москвину, еще две — верным псам Мартину и Гиви. Одна останется на всякий пожарный случай. Жаль разбрасываться драгоценным антидотом, но ничего не поделаешь. Москвин еще не до конца сыграл свою роль и остается полезным для проведения новых идей через ЦК. Габуния и Лацис, по большому счету, ценности не представляют, но будут очень полезны, если ситуацию на поверхности потребуется взять под контроль. Затем над антидотом начнет работать Владар, и скоро лекарства станет достаточно для того, чтобы защитить лучших из лучших. А решать, кому сделать спасительный укол, будет только он — Чеслав Корбут. Единственный законный наследник гения Михаила Корбута.

«Немезида» поможет распространить его власть далеко за пределы Берилага. Кто знает, может, через несколько месяцев на смену товарищу Москвину придет молодой и энергичный руководитель. Истинный вождь, способный поставить всех на колени.

Больше всего придется повозиться с Владаром. Старик крепче, чем кажется на вид. Однако и он, и Томский — гнилые моралисты, а значит, найдут общий язык. На Кольцова не подействовала паяльная лампа, так подействует слезный рассказ о захвате в плен несчастной беременной женщины. Владар сделает все, чтобы помочь новому дружку. Поп есть поп, и забота о людях — его священный долг.

Теперь — Габуния и Лацис. Им пора заняться чем-то полезным. По своему опыту ЧК знал, что его подручным нельзя позволять бездельничать. Если Мартин и Гиви были вынуждены сдерживать свои садистские наклонности, то в буквальном смысле сходили с ума и ради развлечения начинали бросаться на все, что двигалось.

Выйдя на платформу, ЧК увидел наглядное подтверждение своих мыслей. Неразлучные дружки затеяли тренировочную потасовку с охранниками. Гиви с легкостью отбивался от трех противников. Первого отправил в нокаут сокрушительным ударом в челюсть. Второго свалил ловкой подножкой. Третий охранник обошел Габунию со спины и в прыжке повис у него на плечах. Это оказалось большой ошибкой. Белобрысый грузин перебросил противника через голову, и тот грохнулся о гранитный пол с такой силой, что вряд ли отделался только сотрясением мозга.

Положение Мартина было куда как более сложным. Ему достался лишь один соперник, но зато какой! Лацис и сам имел рост под два метра, но сражаться ему довелось с настоящим великаном. Охранник с бычьей шеей, широченными плечами не замечал града ударов, которыми осыпал его Мартин. Могучие мускулы натягивали ткань камуфляжной куртки так, что казалось: она может в любую секунду лопнуть. Пухлые губы кривила презрительная усмешка. Дождавшись, когда Лацис устанет от своих упражнений, он обхватил его руками за торс, взметнул над собой как тряпичную куклу. Цепной пес ЧК смешно дрыгал ногами, размахивал руками, но вырваться так и не смог. Громила оказался добряком. Не стал калечить Лациса, а просто опустил его на пол, отвернулся и с величавым, достоинством покинул поле боя.

Несколько секунд оплеванный Мартин стоял на коленях. Смуглое лицо его исказила гримаса ярости, а черные глаза метали молнии. Оставаться побежденным он не мог. Резко выпрямился и бросился вслед за охранником, что-то вытаскивая из рукава на бегу. Раздался свист. Струна-удавка обвилась вокруг шеи охранника. Этим страшным оружием Лацис владел виртуозно. Как только удавка оказалась в нужном месте, Мартин начал быстро наматывать ее на кулак. Теперь уже недавний победитель рухнул на колени. Он лихорадочно пытался просунуть под струну пальцы. Не тут-то было! Удавка успела врезаться в кожу так глубоко, что все попытки освободиться от нее были обречены на провал. Лицо здоровяка сделалось пунцовым, глаза вылезли из орбит, а губы посинели.