Случайная женщина - Джонатан Коу

Мария удивленно уставилась на него, пытаясь вспомнить, где она слышала эту фразу раньше.

— Наверное, ты прав.

Теперь, думала она, осталось лишь немного подождать. Пластиковой ложечкой Мария подчеркнуто медленно размешивала кофе, несмотря на то что кофе она пила без сахара, и с усмешкой вспоминала, как раньше каждый раз со страхом ждала неизбежного вопроса. Следовало ли ей согласиться еще много лет назад? Нет, подумала она, нет. Впрочем, какое это теперь имеет значение.

— Что ж, по-моему, нам пора? — вдруг встрепенулся Ронни, взглянув на часы. Но, заметив изумление Марии, добавил: — Извини, ты еще не допила. Не стану тебя торопить.

— Это неважно. (Ронни вопросительно смотрел на нее.) Но… ты обычно кое-что делаешь, чего сегодня не сделал.

— Да?

Мария даже не смогла заставить себя рассердиться, настолько она волновалась: решительный момент приближался, даже если и не совсем по собственной воле.

— Ты не спросил, выйду ли я за тебя замуж, — напомнила она.

Ронни добродушно засмеялся:

— Зачем ты меня дразнишь, Мария, это на тебя не похоже. Впрочем, если дразнишься, значит, тебе полегчало, поэтому я не обижаюсь.

— Но почему? Почему ты не спросил?

— Потому что не сомневаюсь, что ты ответишь «нет». Мария, я задавал тебе этот вопрос почти десять лет. Наверное, я немного туповат, но даже я начинаю понимать, что мне ничего не светит. Ты была очень терпелива со мной. Знаю, ты всегда видела во мне друга, а я всегда хотел быть чем-то большим. А сейчас у тебя хватает неприятностей и без того, чтобы я еще досаждал. Теперь-то я понимаю. Так что не беспокойся, Мария. С этим покончено.

— Но сегодня, — сказала она, — я хотела, чтобы ты позвал меня замуж. — Мария в последний раз окинула взглядом его, прямо скажем, некрасивую физиономию, дурацкий, вечно полуоткрытый рот, нелепые уши и почувствовала легкий холодок сомнения, но не пошла у него на поводу. — Потому что я собиралась сказать «да».

Я решительно не в состоянии описать реакцию, последовавшую в ответ на ее заявление. Визуально она была сложной. А также абсолютно безмолвной.

— Ронни, ты женишься на мне?

После короткой паузы, которой не хватило, чтобы определить, колеблется ли он, раздумывает, приходит в себя от потрясения или еще что, Ронни ответил:

— Да. Конечно. Да.

В день свадьбы лил сильный дождь. Все приготовления Мария взяла на себя. Она хотела выйти замуж как можно скорее и как можно тише. От присутствия родителей она отказалась, хотя по необходимости посвятила Бобби в свои намерения. Как только брат вернулся в Лондон, она созвонилась с ним, рассказала о своих планах, а затем, забрав вещи, переехала к нему, в свободную комнату, где пересидела несколько дней. На работе она подала заявление об увольнении и ухитрилась записаться на церемонию бракосочетания в лондонской регистрационной конторе на ближайшие выходные.

— Я не хочу там никого видеть, кроме тебя, — сказала она. — Главное, побыстрей отделаться. Это все равно что сходить к врачу или к дантисту. Никаких торжеств и никакой суеты.

Выслушав сестру и согласившись с ней, Бобби удивился, когда утром знаменательного дня зашел в комнату Марии и застал ее за примеркой шляпки перед зеркалом. Маленькой, красной, кокетливой шляпки. Мария смутилась.

— Понимаешь, — объяснила она, — вчера шла мимо магазина и вдруг увидела очень симпатичную шляпку. И подумала, что, в конце концов, надо же сделать хоть что-нибудь особенное. Ведь не каждый день выходишь замуж.

До отдела регистрации они добрались на такси, приехали рано и в ожидании Ронни укрылись от дождя под навесом ближайшего магазина. Мария надела шляпку и любовалась своим отражением в витрине на фоне разложенных журналов и объявлений сексуального характера.

В пять минут двенадцатого она посмотрела на часы:

— Он запаздывает.

Но Ронни не просто опоздал, он больше чем опоздал. Полчаса спустя суть дела стала очевидной. Подлец бросил ее в день свадьбы.

Перейдя через дорогу, Мария и Бобби вошли в маленькую закусочную. Они были единственными посетителями. Сидя у окна, они пили чай и пытались решить, что Марии теперь делать.

9. Мария в ссылке

Три года спустя опять идет дождь. Три года прошло, а дождь все идет. Вру, конечно. Бывали и солнечные деньки, но нас они не касаются. Теперь, чтобы найти Марию, вам пришлось бы отправиться далеко на север, ибо живет она в Честере. Красивый город, настоятельно рекомендую съездить туда на денек. Например, осенью в четверг было бы замечательно. Мы, однако, ведем речь о летнем вторнике, а дождь по-прежнему льет, — но что вы хотите, это же Англия. Мария идет домой с работы; мы застали ее, к вашему удовольствию, предающейся любопытным размышлениям. Правда, по ней этого не скажешь. С виду с ней ничего особенного не происходит, но, с другой стороны, в Честере нам пришлось бы долго и терпеливо подкарауливать Марию, чтобы застать ее за каким-нибудь особенным занятием. Если ее более счастливые дни в Лондоне напоминали спокойное море, то жизнь в Честере напоминает пустыню. Не слишком удачный образ, ибо он не учитывает дождь. На самом деле я хочу сказать, как вы уже наверняка догадались, что жизнь Марии в этот период была чрезвычайно тягомотной, и под тягомотностью я подразумеваю не отсутствие интересных событий, хотя их действительно не было, но то, что эта жизнь проживалась в вязком состоянии ума и воспринималась замутненным — возможно, непоправимо — сознанием.

Мне ли не знать, каково сейчас Марии. У меня тоже имеются нерадостные воспоминания о Честере, но город здесь ни при чем, ни в коей мере. Вы только гляньте на эти прекрасные старинные дома и на великолепный собор. Марии особенно нравился собор, что странно, ибо она никогда не проявляла склонности к религии. Тем не менее одним из ее немногих удовольствий было зайти в собор светлым летним вечером, когда в храме полно народу, опуститься на колени, а затем — если Мария была на взводе — яростно обругать Создателя либо — в спокойном настроении — предъявить ему веские обвинения в профессиональной некомпетентности с последующими доказательствами. Все это она проделывала молча, разумеется, дабы не потревожить товарищей по молитве. Мария, от природы человек доверчивый, всю жизнь верила в Бога, но, с другой стороны, не наблюдала ни малейших признаков его веры в нее. Она наведывалась в собор часто, словно призрак, окрестной территорией Мария тоже не пренебрегала. Немало вечеров и полуденных часов провела она в Поминальном саду, тенистом местечке, ничем не примечательном, кроме названия. Какая возможность для метафоры! К сожалению, у нас нет времени. В том саду у соборной стены стоит скамья, где вы, возможно, частенько видели Марию, погруженную, судя по всему, в размышления, или в грустные воспоминания, или в романтические мечты. Но на самом деле ее голова была абсолютно пуста, если только Мария не раздумывала, что бы ей съесть на ужин — равиоли или тортеллини. Немало выпадало вечеров и немало дней, когда одинокие молодые мужчины останавливались и устремляли на нее взгляд, исполненный желания, либо подсаживались рядом на скамью и заводили соответствующую беседу, либо набрасывались на Марию с сексуальными намерениями, когда никто не видит. Даже здесь, среди мертвых, не существовало никакой гарантии, что Марию оставят в покое, а ведь ничего более она не желала и не просила у этого мира. Правда, поскольку ее еще ни разу в жизни по-настоящему не оставляли в покое, она не могла знать, действительно ли этого хочет, а так как точность в наши дни правит бал, скажем лучше, что Мария хотела лишь одного — шанса выяснить, понравится ей, если ее оставят в покое, или нет. В конце концов, все остальное ей не понравилось.

Но она и так живет одна, возразите вы. Или возразили бы, если бы я довел это обстоятельство до вашего сведения, но я не довел, потому что умный читатель, если уж на то пошло, должен сам сообразить. Верно, Мария жила одна и, казалось бы, могла наслаждаться одиночеством сколько влезет. Однако в действительности все обстояло иначе. Настоящая извращенка, подумаете вы. Но, уверяю вас, ситуация объясняется довольно просто: именно в собственном доме Мария чувствовала себя наименее одинокой. Более всего ей хотелось сбежать от себя самой. Согласен, звучит банально. Но ничего не поделаешь, ибо то, что Мария (или ваш покорный слуга?) называла своим «я», вмещало целую толпу людей, самовольно оккупировавших это «я». Не стану напоминать их имена, со всеми самыми важными персонажами я вас уже познакомил. Бывшие друзья, бывшие мужья и коллеги, братья, матери, отцы и сыновья ни в какую не желали оставлять Марию в покое, и особенно когда она осталась одна. Их голоса и лица, а иногда и тела заполняли ее мысли, верховодили ее эмоциями, притупляли каждое до единого из ее чувств. Эти люди столь крепко угнездились в Марии, что ей приходилось всюду таскать их за собой, хотя они и весили не меньше тонны. Мария безмерно обрадовалась бы, умудрись она сбросить их где-нибудь на обочине.