Тринкет - Ольга Батлер

— Нет у нас больше чечевицы, лети обратно, — Питер громкими хлопками прогнал птицу.

Дети опасливо заглянули за угол — на соседнюю улочку, откуда лились потоки света.

— Вот он, — с облегчением выдохнул Джордж, жмурясь от неожиданной яркости.

Перед ними стоял хорошенький трактир. На фасаде здания, золотым по белому, было написано «Перепелка и уж». А пониже было указано, что это одновременно и постоялый двор. На первом этаже здесь наливали пиво и подавали еду, на втором были комнаты для гостей.

С крыши и окон трактира свешивались цветущие корзины с петуниями. Их было так много, что вокруг пахло, как в летнем саду. За окошком висело объявление: «Срочно нужна судомойка. Еда и угол предоставляются».

На этой улице было веселее, здесь попадались прохожие. И неподвижно стояла смирная лошадка с легкой повозкой, полупокрытой кожаным верхом.

Голубь не отставал от детей, хотя Питер дважды прогонял его, хлопая в ладоши и топая ногами.

— Он, наверное, голодный, — пожалела птицу Брэнда.

Можно бы дать ему немного овса, позаимствовав у тихой лошадки. Джордж видел, как кормили лошадей на ярмарке, вешая мешок с зерном прямо перед мордой, на оглобли. Но у этой мешка не было.

Ее владелец только что вышел из трактира с полным пива длиннющим стаканом, на конце которого было закругление. На столе такой стакан не устоял бы.

— Ты еще за вчера мне должен! — из трактира следом за ним вывалился хилый мужчина в черном костюме, усеянном белыми перламутровыми пуговицами. Там было пришито невероятное число пуговиц — тысяча, наверное.

Хлюпик вцепился в длинный стакан извозчика. Пиво поплескалось-поплескалось, но не пролилось, и стакан ему заполучить не удалось.

Забираясь на свою бричку, извозчик отпихнул мужчину. Тот упал.

— Тёрт! Спёрт! Сто свищей! — выругался он и уселся на мостовой. — Чтобы твой дом дракон спалил!

Извозчик даже не обернулся: сердито обмахнув сиденье картонкой со стершейся надписью «Уценк…», устроился на нем, схватил свободной рукой вожжи, крикнул: «Джжи! Джжиап!», и игрушечная лошадка бойко рванула с места.

— Опять не заплатил! — теперь хлюпик кричал не на извозчика, а просто жаловался непонятно кому, в глубину улицы. — Как же я устал… Который год в стране порядка нет.

Поднявшись со второй попытки, мужчина с подозрением покосился на детей.

— Нам бы переночевать, — сказал Джордж.

— И поесть, — добавил Питер.

Мужчина пересчитал протянутую ему пригоршню монеток и вернул обратно:

— Маловато…

— Мы можем посуду мыть, — сказал Джордж.

— Место уже занято.

Дети смотрели на хозяина трактира с мольбой.

— Ладно, — сказал он. — Имеется свободная комната под лестницей, но там еще и судомойка будет спать.

Трактир «Перепелка и уж» располагался в старом здании с низкими потолками. Как в любом уважающем себя заведении, здесь было добротное, с червоточинками, старое дерево стоек и душноватый запах. А еще горело пламя в камине, в зале проходила какая-то доморощенная викторина: мужские голоса гудели, прерываемые совершенно невероятным женским хохотом. На доске мелом было написано меню, и веселые официантки разносили заказанные блюда, лавируя с тарелками наперевес в этой тесноте и темноте.

Посетители сидели за грубыми столами, липкими от разлитого пива. Те, кому не хватило места, пили у стойки — не ресторан же… Они удивленно посмотрели на вошедших детей и вопросительно — на хозяина заведения.

— Это мои дети, — сказал трактирщик.

Согласно кивнув, головы отвернулись.

Джордж успел заметить шахматный бело-черный пол и у стены — огромные разрисованные напольные часы, с дверцами, окошками и витыми столбиками. Часы эти не ходили. У них не было стрелок.

Мистер Друвит показал детям каморку под лестницей и пошел срывать с окна ставшее ненужным объявление. Тут Джордж услышал, как на кухне разбили тарелку и громко вздохнули:

— Не жизнь, а сплошное унижение.

Это голос принадлежал Мэри. Она стояла перед горой грязной посуды и объедков.

— Дорогуши мои! — обрадовалась тетя племянникам. — Я знала, что с вами все будет в порядке. А мои мучения продолжаются — вот, пришлось в судомойки пойти. И ради чего?! Ради черствого куска хлеба!

Ее обязанностями вот уже полдня были мытье оставшейся после посетителей посуды, упаковка мусора в мешки, протирание столов и стойки.

— Один ноготь сломала… — пожаловалась Мэри. Ее прежде холеные руки были красны, с них падала пена. — Здесь нет ни посудомоечной машины, ни даже обычных хозяйственных перчаток.

В углу кухни стояла некая хитрая машина со шлангами и лампочками, украшенная позолоченной женской головкой, но она предназначалась для уборки помещений.

— Откуда у тебя деньги? Украл? — Мэри с жадностью отобрала у Джорджа серебряную монетку и, рассмотрев её — настоящая ли? — узнала профиль и кудри Августины. — Значит, циркачка — здешняя принцесса? — медленно проговорила она. — Ничего себе!

— Опять не хватает чистых тарелок! — крикнул хозяин.

Испуганная Мэри загрохотала посудой. Но по тому, как она коварно заулыбалась над тазом, дети поняли — в тетке снова проснулось ее завистливое честолюбие.

Глава шестнадцатая

Питер и стрелки

— Время ужинать уже… в «Перепелке и уже»! — завопил Питер, едва дверь каморки закрылась.

Он носился по комнате и не успокоился, пока не дернул Брэнду за ногу и не получил от нее пинка. Дети улеглись спать.

— Джордж, ты спишь? — спросил Питер. — Слушай, кто на самом деле закон тяготения открыл?

— Ньютон, нам же в школе говорили.

— Везет тебе, с такой памятью…

— Ты зато в футбол лучше меня играешь, — утешил друга Джордж и сразу заснул.

А тот все не мог угомониться — лежал с широко открытыми глазами. «Надо подумать о чем-то очень приятном», — приказал Питер себе. Мысли покрутились вокруг приза, который он до сих пор надеялся получить, и перешли к мечтам о недалеком будущем: Питер Вэст, знаменитый воздухоплаватель, сидит в телевизионной студии, отвечает на вопросы изумленных ведущих.

«Это правда, что вы нашли спасение на необитаемом острове?» — «Правда, — скажет он. — Пролетая ночью над океаном, я попал в грозу. Шар закрутило, он начал падать, и я почти потерял надежду. Но, к счастью, мне удалось приземлиться на острове. Наутро я обследовал его, никого не встретил, зато нашел спрятанный в пещере пиратский клад».

«Это невероятно! — воскликнет ведущий. — Но как же вам удалось снова улететь с необитаемого острова?».

Вот это Питер не продумал. Загорелый смелый воздухоплаватель на экране телевизора тоже растерялся. Почему у телеведущих вопросы всегда коварные?

«Разве я сказал — необитаемый остров? Извините, оговорился. Короче, наутро, обследовав окрестности, я наткнулся на совершенно дикое племя, которое жило своей жизнью, не потревоженное туристами и учеными. Подружился с дикарями, и они с помощью простых материалов помогли мне починить шар и сплести новую корзину для полетов».

«А пиратский клад?». «Найденный клад они положили мне в корзину вместе с провизией, но я отказался взять его. Лишний вес мне был ни к чему. И потом, они были совсем бедные дикари — он им самим пригодится, короче».

Сочинив ловкий ответ для будущего интервью, Питер улыбнулся и зевнул.

— Джордж, Джордж, — позвал он, но не дождался ответа. — Как там про стрелки? Стрелка-вилка… а дальше что? Джордж, ты спишь?

Глупый вопрос. Утвердительный ответ на него невозможен: когда человек спит, он ничего не скажет, а если его все-таки разбудили: «Уже не сплю, спасибо большое», — самое лучшее, что можно в таком случае услышать.

Вошла в каморку и улеглась спать тетя Мэри, а Питер все пытался вспомнить стишок. Он тихонько оделся и вышел в коридор. Там горела маленькая ночная лампа. Тускло блестели надписи на дверях. И еще что-то переливалось, чего он раньше на стене не замечал — это была знакомая металлическая желтая стрелка-указатель, приведшая их в трактир.

— Вот и стрела! — присвистнул он. — Джордж больше не посмеет сказать, что без него я ничего не могу. Пусть спит, пока я здесь для него сокровище добываю.

Питер протянул руку, чтобы потрогать стрелку, но она передвинулась подальше.

Он сделал шаг — стрелка отплыла подальше. Еще шаг — стрелка снова отодвинулась. Питер погнался за ней — она проскользнула за лестницу. Он сломя голову припустился за ней, но стрелка его перехитрила и скрылась из вида. Она задумала играть с ним.

Мальчик постоял посередине зала, резко оборачиваясь по сторонам. Ночью здесь все выглядело иначе. Столы и стулья были сдвинуты в сторону, и освободившийся черно-белый пол казался в темноте доской, на которой играют в шахматы великаны.