«Если», 1995 № 10 - Альфред Ван Вогт

Толлер мог понять их чувства и снисходительно улыбнулся, протягивая свою веревку пилоту — человеку с покатыми плечами и лицом землистого цвета.

— Чему это ты ухмыляешься, пожиратель навоза? — прорычал тот, протягивая руку к веревке. Толлер отвел веревку и тем же движением свернул ее петлей, затянув на большом пальце летчика.

— Извинись!

— Какого!.. — Пилот попытался было оттолкнуть Толлера свободной рукой, но обнаружив в необычном технике недюжинную силу, повернул голову, чтобы призвать на помощь своих, однако Толлер мгновенно затянул петлю.

— Это касается только нас с тобой, — сказал он негромко. — Ну, что ты выбираешь: извиниться или носить большой палец на шее?

— Ты пожалеешь… — Тут сустав большого пальца отчетливо хрустнул, и пилот побледнел. — Я извиняюсь. Отпусти! Извиняюсь же!

— Так-то лучше, — сказал Толлер, освобождая веревку. — Теперь можно и помириться.

Толлер был недоволен собой. Он опять не удержался! Вспышка ярости мгновенно подчинила его себе. Он, ученый, готов был чуть ли не изувечить человека только за то, что тот в раздражении бросил ему обыденную фразу.

— Помириться?! — выдохнул летчик, прижимая к животу пострадавшую руку и кривясь от боли и ненависти. — Как только я смогу снова держать меч, я…

Он не закончил угрозу, так как к ним широкими шагами направился бородатый человек в роскошном мундире воздушного капитана. Капитану было около сорока, он шумно дышал, и на шафрановой ткани его мундира под мышками расползлись влажные бурые пятна.

— Что там у вас, Каприн? — спросил он, бросив сердитый взгляд на летчика. Каприн злобно сверкнул глазами на Толлера, затем склонил голову.

— У меня рука попала в петлю, сзр. Вывихнул палец, сэр.

— Значит, будешь работать вдвое больше другой рукой. — Капитан небрежным жестом отмел возможные возражения и повернулся к Толлеру. — Я — воздушный капитан Хлонверт. Ты не Сисст. Где Сисст?

— Вон он, — Толлер показал на начальника станции, который спускался по склону…

— Вот псих, который во всем виноват!

— В чем виноват? — хмуро спросил Толлер.

— В том, что запутал меня дымом из своих идиотских кастрюль. — Гнев и презрение звучали в голосе Хлонверта, когда он кивнул в сторону рядов пиконовых чанов и столбов пара, которые они выпускали в небо. — Мне сказали, что тут пытаются делать энергетические кристаллы. Это правда или только розыгрыш?

Больше всего в жизни Толлер жалел, что родился в семье ученых, а не военных, и был обречен принадлежать к этому сословию, однако сторонних насмешек над ним никому не позволял. Несколько секунд он холодно взирал на капитана и медлил с ответом до тех пор, пока это не оказалось на грани открытого оскорбления, а потом заговорил таким тоном, словно обращался к ребенку.

— Кристаллы не делают, их выращивают.

— Тогда чем вы тут занимаетесь?

— Добываем пикон и пытаемся очистить его, чтобы он мог участвовать в реакции.

— Пустое дело, — небрежно бросил Хлонверт и повернулся к подошедшему Ворндалу Сиссту.

— Добрый день, капитан, — сказал Сисст. — Очень рад, что вы благополучно приземлились. Я отдал приказ немедленно развернуть наши противоптертовые экраны.

Хлонверт покачал головой.

— В них нет необходимости. Вы и так уже натворили бед.

— Я?.. — Голубые глаза Сисста беспокойно забегали. — Не понимаю вас, капитан.

— Вы замарали все небо своим вонючим дымом и замаскировали настоящее облако. В моем экипаже ожидаются потери, и ты за них ответишь.

— Но облака и днем по цвету различны. Не станете же вы…

— Молчать! — Хлонверт резко опустил руку на меч, шагнул вперед и кулаком смазал Сисста по подбородку, отчего начальник станции полетел вверх тормашками. — Ты что, сомневаешься в моей компетенции? Обвиняешь меня в халатности?

— Никак нет. — Сисст неуклюже поднялся, отряхивая песок. — Простите меня, капитан. Теперь, когда вы обратили на это мое внимание, я осознал, что пар от наших чанов в определенных обстоятельствах может ввести в заблуждение летчиков.

— Вы должны были выставить оградительные буйки.

— Я прослежу, чтобы это сделали немедленно, — сказал Сисст. — И как только мы сами не сообразили?

Толлеру стало стыдно за своего начальника. Он уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг натолкнулся на коротко остриженного летчика с белым значком лейтенанта.

— Команда построена, сэр, — деловито отрапортовал тот, салютуя Хлонверту. Капитан кивнул и окинул взглядом шеренгу людей в желтых рубашках.

…..— Сколько человек вдохнуло пыльцу птерты?

— Только двое, сэр. Нам повезло.

— Повезло?

— Я хотел сказать, сэр, что лишь благодаря вашему превосходному командованию наши потери не оказались гораздо большими.

Хлонверт снова кивнул.

— Кого мы потеряли?

— Пауксейла и Лейга, сэр, — ответил лейтенант.

— Свидетели были?

— Сэр, я видел своими глазами, как птерта лопнула. рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, и он вдохнул пыльцу.

— Тогда почему он не ведет себя как мужчина? — раздраженно спросил Хлонверт. — Один такой трус может взбудоражить всю команду. — Капитан снова повернулся к Сиссту. — Я привез тебе сообщение от магистра Гло, но вначале должен выполнить некоторые формальности. Ты останешься здесь.

От лица Сисста отхлынула кровь.

— Капитан, было бы лучше, если бы я принял вас в моих покоях. И потом, я должен безотлагательно…

— Ты останешься здесь, — прервал Сисста Хлонверт. — Посмотришь, что натворили столбы твоего пара.

Как ни раздражало Толлера пресмыкательство Сисста, ему все же захотелось вмешаться и положить конец унижениям начальника. Однако по этикету колкорронского общества вступаться за человека без его согласия означало нанести тому жестокое оскорбление, выставив трусом.

— Давай заканчивать, — сказал Хлонверт своему лейтенанту. — Мы и так уже потеряли слишком много времени.

— Есть, сэр. — Лейтенант встал перед шеренгой и произнес громким голосом: — Все, кто чувствует, что скоро не сможет выполнять свои обязанности, — шаг вперед.

Секунду спустя из строя вышел темноволосый молодой человек. Он был бледен, но держался прямо и, безусловно, полностью владел собой.

Капитан Хлонверт подошел к нему и положил руку на плечо.

— Летчик Пауксейл, — сказал он негромко, — ты вдохнул пыльцу?

— Так точно, сэр. — Голос Пауксейла звучал безжизненно и покорно.

— Ты служил родине смело и доблестно, и о тебе доложат королю. А теперь ответь: какую Дорогу ты выбираешь — Яркую или Тусклую?