Полдень, XXI век (декабрь 2010) - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Квартира уже была обставлена финской мебелью из некрашеного дерева, постели застелены, в холодильнике – минимальный запас продуктов, в баре набор напитков. М. К. требовал от своей обслуги, чтобы любая из его свободных квартир в любой момент годилась для проживания.
М. К. осмотрел обе комнаты, расположился на кухне. Конечно, переночевать можно было и здесь, но ночевать здесь не хотелось. А до ночи еще было далеко… Он плеснул себе коньяка. Из кухни он позвонил Татьяне.
Старая любовь не стареет… Вот человек, которого он никогда не мог, да и не стал бы гипнотизировать. Но люди стареют, увы… Шестьдесят с лишним, от былой страсти осталось немного, она превратилась в скромную душевную потребность время от времени слышать Танин голос, знать, как там и что происходит в ее жизни, иногда, разумеется, помогать деньгами.
По мелочи Татьяна материальную помощь принимала, но серьезных подарков брать не хотела – никаких автомобилей, квартир, драгоценностей, крупных сумм денег. Единственный аргумент, который на нее действовал: «я хочу помочь тебе вести достойное существование». Все, что сверх, по мнению Татьяны, было от лукавого. М. К. никогда не мог ее убедить, что легкость и свобода – тоже критерий. Втайне он, как и двадцать лет назад, словно мальчишка, робел перед нею.
Она до сих пор жила в старой двухкомнатной квартире на пару со своим мужем!
Ну ничего, ничего, то, что он оставил ей по завещанию, взять ей все же придется.
– Привет, Таня.
– Привет.
– Ну как дела?
– Да как обычно.
М. К. не раз отмечал мысленно, разговаривая по телефону со знакомыми, что невидимый собеседник обычно кажется моложе. Нестареющий, звонкий голос Татьяны мигом возвратил его в прошлое. Ему вспомнились безумные разъезды по ледяному Питеру в поисках её исчезнувшего сына – через мосты, по набережным, вдоль каналов, где в то время не было никаких пробок. Ощущение чуда, ощущение полета… Её широко раскрытые глаза в ту ночь, когда…
– Я тебя люблю.
– Да уж… Я вижу, у тебя тоже ничего нового.
Голос Татьяны звучал насмешливо, но добродушно. М. К. понимал, конечно, что не сможет исправить то, что не сложилось за двадцать лет, несколькими словами. Это не значит, однако, что следует прекратить попытки. Быть может, только благодаря им Татьяна остается для него – вне ненужных сомнений и рассуждений – единственным по-настоящему близким человеком. Вопрос, считает ли так сама Татьяна…
Иллюзия, что она в него влюблена, продержалась недолго. Если смотреть по календарю – то до того дня, как нашелся Гоша.
Это теперь, задним числом, он мог с уверенностью сказать, что Гоша действительно нашелся, что старик-пенсионер, по паспорту родившийся в далеком 905-м году и носящий другую фамилию, и сын Татьяны, оказывается, были одним и тем же лицом. Смутные подозрения стали уверенностью только после возвращения второго путешественника во времени, изобретателя, сумасшедшего профессора, И. А., Ивана Александровича, которого он сам в интересах науки (или, лучше сказать, сверхнауки, ибо чем, если не ерундой, занимается наука обыкновенная, в том случае, если возможны путешествия во времени) взял под свое крыло.
– А ты-то как? – Татьяна, видимо, решила, что была слишком иронична, и прервала затянувшуюся паузу.
– Да все нормально. Собирался поехать на Стачек, но там пробки, ерунда всякая. Возможно, заночую на Охте.
– Ты бы отдохнул.
– Сама знаешь, в моем деле ни выходных, ни праздников.
– Подумать о себе тоже надо, возраст не маленький.
– Ты думаешь, я не думаю?
На здоровье он не жаловался, но что значит в шестьдесят восемь думать о себе? Мечтать о чуде? Ведь при обычном раскладе впереди ну десять, ну пятнадцать, ну двадцать лет, и только. Однако, когда у тебя в руках гениальный изобретатель, расклад может поменяться. И думать о себе – это значит думать о другом. Ничего особенного, разумный эгоизм, о котором говорили еще в девятнадцатом веке.
– Как там Иван Александрович? – Татьяна знала, что профессор живет у него на даче, но, как всегда, отличалась умением с кинжальной точностью выбрать время для того, чтобы задать вопрос. На мгновение М. К. пожалел, что сообщил ей о местонахождении И. А. С другой стороны, если он кому и позволит разделить с собой плоды профессорских открытий, так это будет Таня. Быть может, в этом – единственная возможность вернуть себе её сердце.
– Навещу его на днях.
От путешествий во времени до бессмертия – один шаг, в этом М. К. был уверен, чтобы там ни говорил профессор. Если мир устроен совсем не так, как кажется, то в этом мире все возможно.
Печаль, тревога, отчаянная надежда – вот что осталось у М. К. от этого разговора. Назвать ли иначе надежду на бессмертие, когда каждый день уносит с собой весьма заметную долю еще оставшейся энергии – и просто оставшейся жизни?
М. К. покачал головой и налил себе еще коньяка.
Каждый раз, когда он произносил – хотя бы мысленно – заветное слово «бессмертие», чувствовалась в этом какая-то ошибка, мистический непрофессионализм. О заветном лучше даже не думать.
Но за профессором, разумеется, нужен глаз да глаз. Необходимо осторожно, чтобы не догадался раньше времени, направлять его на поиск главного и присматривать за ним, чтобы…
Сколько интеллигента ни корми, уважать тебя за это он не будет, а при случае предаст и обманет.
7. Попивая коньяк, М. К. принялся обдумывать планы на ближайшие дни. В пятницу состоится очередное выступление.
Пробуждение целительных сил организма – или надежда умирает последней, что-то в этом роде. Ну, к подобному мероприятию особенно готовиться не надо.
Четверг – важная встреча насчет экспорта редких металлов. Это, конечно, дело серьезное. Тут будут кое-какие «зубры», которых фронтальной атакой не возьмешь. (М. К. достал записную книжку, полистал – на каждого участника в ней имелось несколько строчек.)
Среда… Среду он обычно посвящал близкому общению с женским полом – одной или несколькими молодыми барышнями, которых Татьяна – иногда раздраженно, иногда с юмором – в разговоре обычно называла курицами. Его, конечно, огорчало ее раздражение, но о здоровье тоже необходимо было думать. Общение, необходимое для поддержания нормального жизненного тонуса…
С Татьяной он виделся в субботу (посидели в ресторане) и надеялся увидеться в следующие выходные, – раньше, она сказала, никак не получится.
Таким образом, для визита на дачу к профессору оставался завтрашний день.
8. В безликой квартире почти на окраине города оставаться не хотелось, он подумал, что можно в качестве промежуточной точки перед завтрашней поездкой воспользоваться еще одной квартирой. Да, именно так, не зря же он ее покупал, и в этом выборе будет подходящий к случаю символический смысл. Несколько лет назад он воспользовался подвернувшейся возможностью и за совершенно бросовые деньги купил квартиру на Петроградской, которая в прошлом принадлежала самому профессору.
Расследование двойного исчезновения тогда, в семидесятые, закончилось ничем. М. К. формально не имел к следствию прямого отношения – расследованием занимался доблестный «Алеша Попович», работавший в другом отделе, а он, в своей лаборатории, изучал паранормальные способности, обнаружившиеся у Татьяны после исчезновения сына. Тем не менее, воспользовавшись комитетскими связями, он из любопытства посетил место происшествия.
Собственными глазами видел почти нетронутый контекст, из которого профессор попытался вырваться в вечность, в том числе обгорелую кладовку, в которой в момент наполовину удавшегося эксперимента стояла удивительная машина!
Он видел также мельком, но не смог тогда скопировать, показания Литвина, в которых говорилось об изобретении профессора, но которым «Алеша Попович» из зависти, полагая, что на этом смогут сделать карьеру другие, подлейшим образом не дал хода. Сейчас, говорят, он спился – что ж, поделом.
Тогда, воспользовавшись нежеланием «Алеши» дать ход делу, Татьяна сумела скрыть важную информацию – о том, что ее Гоша нашелся.
Скрыть ее, впрочем, было не так уж и трудно. Показания Литвина казались бредом. Тем более, кто мог подумать всерьез, что семидесятипятилетний старик, скромный лаборант на пенсии, – это постаревший на пятьдесят с лишним лет путешественник во времени.
М. К. узнал об этом (и поверил) намного позже, только после того, как в начале девяностых объявился профессор. Голодный, холодный, с карманами, набитыми потерявшими хождение деньгами, без документов (позабыл в спешке).
Квартира профессора к тому времени превратилась в коммуналку, там жили другие люди.
Профессора привели к Татьяне, а Татьяна привела его к М. К. Тогда-то он все и узнал. Узнал о двойном эксперименте. Трудно сказать, как бы обернулось дело, всплыви правда об эксперименте раньше, в семидесятые годы…
В результате первой попытки (не все шло, как планировалось) Гоша улетел в прошлое – и сумел вернуться, прожив незаметным лаборантом почти все советское время. Вторая попытка удалась лучше – профессор, как того и желал, отправился в будущее, но не предусмотрел, что будущее может оказаться не таким, как он рассчитывал.
