Завтрашний царь. Том 1 - Мария Васильевна Семенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да он не знает ещё! – восхитился юнец.
«Кто не знает? О чём?! Круг Мудрецов… Ветер… наветники… кто?!»
– Всё давно изменилось, скоморох, – сказал старший. – Милостивая Владычица поцеловала господина и учителя нашего Агрыма Полночного Ветра.
Кербога стянул ушастую шапку. Осенил себя святым трилистником, замечая краем глаза: младшенький орудник беззвучно поплыл кругом возка.
– Да усадит на правое колено душу лёгкую, душу верную… обласкает, обогреет, утешит…
– Мы помним, учитель Ветер почитал тебя особенным скоморохом, – продолжал тайный воин. – Оставь бояться, его рука по-прежнему над тобой. Вот только у нас к тебе взыск есть… новый учитель прислал должок доправлять.
– Какой должок?.. – прокаркал Кербога.
– Дочка у тебя, помню, красавица… – Младший вышел из-за болочка. – Что прячется от гостей? Вежеству не обучена?
…Бисерная вязь словесных созвучий, гусельные раскаты, лицедейские поверья, пугающие мирян… всё сжалось малой горошиной, покатилось во тьму.
«Арела…» Кербога поднёс руку к вороту, где висел на гайтанчике самый его могущественный оберег. Быть может, вовсе бессильный против этих людей.
– Уймись! – снова осадил старший младшего.
– Какой должок?.. – шёпотом повторил Кербога.
– А что не спросишь, кто новый учитель?
К Кербоге помалу возвращалось самообладание.
– Если Справедливая призвала лишь господина Ветра, а об ином ты не говорил, значит во главе воинского пути встал его благородный стень, зовущийся от людей Лихарем.
Младший орудник подтолкнул старшего, засмеялся:
– Ишь красно говорит.
Тот дёрнул плечом – похоже, товарища своего он едва выносил.
– Так вот, скоморох, сделалась у нас обида великая. Ты же помнишь злодея Кудашку, что по всей губе купцов разбивал?
– Как не помнить… – Однажды Кербога встретил кудашат в перепутном кружале. Повольнички, одичавшие в своём воруй-городке, слушали жадно, платили без скупости. – В чём же обида, вольный моранич?
– Смертью Кудаша мы воздали славу великим похоронам… а недавно и кудашат половину следом отправили, в Неустроевом затоне дело случилось. Тогда мы сведали, что злодеи добыли себе игреца, Галухой рекомого, и он им песню сложил. Про то, какой Кудаш был герой и слабым людям заступник.
«Галуха…»
– В том наше горе, что вот уже и учитель наш Ветер ко Владычице отошёл, а песни про него нет как нет. Про лютого разбойника по кружалам поют, а про источника великого молчат? Непорядок…
– Погоди, сын Мораны, – воздел рукавицу Кербога, успевший немного привести мысли в порядок. – На что было меня в тридесятых землях искать? Люди бают, Чёрная Пятерь сама отменные песни родит…
Орудники переглянулись, младший хихикнул:
– А вот это, скоморох, печаль не твоя. Сказано от учителя: хочешь дальше под нашей рукой по свету ходить, сложи песню, чтобы в пиру и в миру спеть было не срамно. Понял ли? Сложишь?
– Понял. Сложу, – выговорил Кербога. – Только… Известны мы не были, что Ветер… как так… что за невстреча погубила его?
Юнец исполнился подозрения, самострел глянул кверху.
– Тебе на что?
– Хлеб без притвора не выпекают, – сквозь зубы ответил Кербога. Прозвучало дерзко, но здесь он был в своём праве. – Кто похвалит песню, если я спою про отравленное вино, а на деле была стрела из засады?
– Вот мы тебя и…
– Молчи, Шагала!.. Учитель, хвала ему, так и уведомил: будет, мол, вопрошать. – И старший заговорил как по писаному: – Слушай же, скоморох, нашу притчу. Многих учеников наглядывал господин Ветер, но одного выделял. То орудьем вознаградит, то хватку покажет, которая всем прочим лишь годом позже дарилась… Унот неблагодарный стал чваниться, вздумал источника превзойти. Гнались по старой дороге… поворот скользкий… он и сбросил учителя с лыжницы в обрыв.
– А там пни. Ух, беготни было! – встрял меньшой. – Тот в утёк! Все мечутся, толку не знают! А я стрелой – р-раз! И палец…
– Уймись, сказано! В холоднице давно не модел?
– А ну тебя! Ты-то с ёлок снег обтрясал…
– В обрыв, – медленно выговорил Кербога. – Но как же… простой ученик… славнейшего воина…
– Потом лежал в расслаблении, спину сломав, – опять вставил Шагала. Кербога поклялся бы чем угодно: юнец готов был добавить «…и под себя ходил», но даже его наглости не достало. – Кого и как призывать, на всё воля Владычицы, – торжественно довершил ватажок.
Шагала протянул Кербоге ровно обрезанные берестяные листы, хорошее писало. Кербога взял безотчётно. Он пытался представить живого, деятельного, пытливого Ветра беспомощно искалеченным, умирающим… Не получалось.
– Ну? – спросил нетерпеливый Шагала. – Пиши уже, да мы и пойдём.
Кербога не сразу понял, о чём говорил моранич. Уразумев, не сдержал сухого смешка:
– Кошке и той девять седмиц нужно, чтобы родить!
– Ты дитя собрался вынашивать, скоморох?
– Или девка твоя? Это можно устроить…
– Сказано, до холодницы не доживёшь, сам прибью! А ты, дядька, говори толком!
Страх и смятение Кербоги как-то внезапно сменились вселенской усталостью.
– Я к тому, что срок потребен, – произнёс он почти безразлично. – Вам кузнец добрый нож разве за полдня сотворит? Если вправду нужна хорошая песня, возвращайтесь через седмицу. Я в Линовище буду.
Про ножи им оказалось понятней всего.
– Быть по сему, – решил старший.
Две тени растаяли в сумерках, лишь напоследок донёсся голос юнца:
– А как не совладает, чур, я… – и заглох, будто меховой рукавицей придушенный.
Арела ещё дважды окликала Жучка, но пёс так и не отозвался.
Наутро, прежде чем запрягать оботуров, Кербога с дочерью пошли по следам.
Искали недолго. Кобель лежал промёрзший, уже погрызенный вездесущими мышами, ласками, горностаями. Не спляшет под весёлую дудочку, не всунет голову Ареле под локоть. Было видно, где вошёл в него самострельный болт и где вышел, возбранив даже взвизгнуть.
– Он ведь упряжной был, – всхлипнула Арела. – К людям добрый… Зачем?
Кербога обнял её. Никчёмный, беспомощный, не способный никого защитить.
Ненужный почин
Ветер избегал отмерять ученикам непременные сроки орудья. Лихарь взял такой же обычай.
– Стало быть, через седмицу в Линовище, – решил Пороша. – Сбегаем-ка до тех пор в Кутовую Воргу!
Там жили верные люди, там ждал отдых в сытости и тепле. А лыжники они с Шагалой были из тех, кому сто вёрст не крюк.
– Там до Шегардая с берега дострелить можно… – затосковал гнездарёнок. Он любил начертания земель и хорошо знал их.
– Покаянную тебе, а не Шегардай! – оглянулся Пороша, тропивший путь.
Держать ответ за орудье предстояло ему, а гулянки без дела и дозволения Лихарь вряд ли простит. Шагала поскучнел и притих.
Ладно, в Кутовой Ворге тоже было на что посмотреть. У самого берега ярился, плевал свистящим паром кипун. Неосторожные льдины из белых становились сперва прозрачными, потом сквозистыми, наконец обращались в тонкое
