Джампер. История Гриффина - Стивен Гулд

– Договорились, – сказал я. – Если потребуется.

Надо было сказать «нет».

Восемь

Вторжение

Я проснулся от жуткой вони, вызвавшей рвотные позывы. Пошел искать источник к батареям, ощущая спасительное дуновение свежего воздуха на лице.

Что-то странное было в этом ветерке, поскольку обычно он дул в другом направлении – сквозь щебень, которым завален вход в мою пещеру – и вверх. Наличие ветерка зависело от двух факторов – воды, которая всегда приносила с собой немного воздуха, а также целой паутины щелей у источника. А еще, когда дневное солнце нагревает камни с внешней стороны шахты, воздух поднимается снизу вверх.

Но сегодня именно в поступающем извне воздухе содержалось это страшное зловоние.

Я так давно не был у входа в шахту, что помнил его слишком неопределенно для прыжка. В результате мне пришлось сначала прыгнуть к туалету в зоне для пикника, куда я выбрасывал отходы.

Снаружи было пасмурно и на удивление холодно, необычно для этих мест, чем и объяснялось наличие ветра. Холодный воздух опускался в шахту. Я решил прыгнуть назад за курткой, прежде чем начать трехкилометровую прогулку к шахте.

Подойдя к ней, я обнаружил, что решетчатые ворота настежь распахнуты, замка нет, а засов покорежен. Я заглянул в одну из расселин и понял, что в замок стреляли, – металлический порошок был явно от пуль с медным покрытием.

Но вонь исходила как раз отсюда.

Я предположил, что это собаки, но через секунду понял, что скорее койоты. Кто-то подстрелил их, взломал замок и выбросил сюда.

Охота в парке была запрещена, это точно. Даже если егерь убил койота по какой-то уважительной причине – из-за бешенства, например – он не стал бы ломать замок и бросать его в шахту.

Уроды.

У меня еще осталась пара резиновых перчаток после моих цементных работ в Норе, но я прыгнул в Сан-Диего и направился в «Хоум депот» за респиратором и большими пакетами для мусора. Три койота гнили, разъедаемые личинками; они развалились на части, пока я запихивал их в мешки. Наверное, они лежали там уже несколько дней, и только переменившийся ветер принес запах в мое жилище. Даже не знаю, как я смог бы вынести его без маски.

Я оставил записку с сообщением о взломанном замке под дверью в егерском хозяйстве. Было уже начало восьмого, то есть парк был закрыт. В моем случае удобнее всего оставлять анонимки. Если бы я начал разговаривать с егерями, они бы непременно заинтересовались, где я живу. У парка был главный егерь, но его штаб находился далеко от входа, миль за десять.

Я скинул мешки в их помойку.

Рядом с домиком егерей я нашел водопроводный кран, так что смог прополоскать перчатки и вытереть их о торф, готовясь прыгнуть обратно в Нору, когда услышал выстрел.

Это было не рядом, и я не стал отпрыгивать – но звук шел сверху, от шахты.

Я прыгнул обратно к шахте, где на меня сразу повеяло холодом и бесприютностью. Солнце садилось ветер усиливался. Я отошел к одной из приземистых старых построек без крыши, с развалившейся стеной в виде кучи камней, но все-таки защищенной от ветра.

Через пару минут я услышал следующий выстрел, громкий, но все же не настолько, чтобы заставить меня испугаться. На расстоянии послышался звук заработавшего мотора, потом еще одного.

Было похоже на мотоциклы. Я почувствовал, что они приближаются, и начал выбираться из старой постройки, пытаясь найти точку, из которой они будут видны.

Это были не мотоциклы, а два квадроцикла защитной расцветки. Они с ревом неслись по каньону, взметая камни, грязь и траву, а я недоумевал, почему раньше не видел их следов. У каждого сзади было привязано еще по койоту, а впереди виднелись стволы ружей. Я держал в руках перчатки, все еще мокрые после стирки, как будто чистые, но запах – или память о нем – все еще не покидал мой нос.

Они подъехали к забору, распахнули ворота и швырнули трупы животных вниз. Даже не посмотрев по сторонам.

– Пора по пиву! – сказал один, обращаясь ко второму.

– Пора, – согласился тот.

Я подумал, не спихнуть ли их в шахту, но они прыгнули на свои квадроциклы и понеслись вниз по каньону. Внедорожники на территории парка также были запрещены.

Я прыгнул обратно в Нору, чтобы взять из лодки бинокль. Потом – на скалу над каньоном, и воспользовался биноклем для определения их конечной цели. Они включили фонари, и поэтому хорошо были видны среди длинных теней от Рыбьего Хребта. Мне пришлось следовать за ними дальше, они все шли вперед, под гору, но я следил вплоть до самой окраины парка, до светлого пятна, пробивавшегося сквозь сгущающиеся сумерки.

Я прыгнул обратно к помойке у егерского хозяйства и достал пакеты с гниющими останками койотов, оставив их на время в каменной развалюхе, где прятался сначала, – рядом с шахтой.

Я согласился поехать с Генри во Францию.

– С родителями порядок, – подтвердил я.

– Они хотят переговорить с Гарольдом? Или моей мамой?

Я покачал головой.

– Клевые они! Сказать по правде, мне кажется, они не особенно вникают. – Он сделал такое лицо, словно сочувствовал, а потом сказал: – Радуйся. Для меня разрешение родителей сопровождается десятком факсов и звонков, призванных расставить все точки над «i». A с паспортом у тебя нормально?

Я кивнул.

– О да, только фотка старая, терпеть ее не могу, но он еще действителен в течение трех лет.

– Отлично! Я займусь билетами.

– Сколько с меня?

– О, не волнуйся. Это дагана забота. Он страшно рад, что у меня есть друг не из Брутуса. А еще я думаю, они хотят, чтобы: кузен Гарольд тебя изучил, раз они пока сами не могут… во всяком случае, до лета.

– А, так они возвращается домой?

– После летнего семестра. На три недели. А ты поедешь куда-нибудь?

– Дожить еще надо, приятель. В любом случае, школьные каникулы меня мало касаются, раз я на домашнем обучении. Лучше путешествовать, когда остальные не могут.

Во всяком случае, так говорят.

При свете дня я воспользовался биноклем и прыгнул со своего обрыва на другой, к самой окраине парка. Туда, где начиналось ограждение из колючей проволоки – не имевшее отношения к парку, оно тянулось вдоль границы.

Там же были установлены ловушки на койотов – и старые, и какие-то новые, развешенные вдоль проволоки через каждые тридцать футов. На некоторых висели клочья шерсти, кругом валялись кости.

По другую сторону ограды земля была вытоптана, и паслись овцы. Куча овец.

Я отправился вдоль ограды на север, в том направлении, куда уехали прошлой ночью квадроциюны. За вернув за угол, увидел участок земли, выглядевший точь-в-точь как парк – он не был вытоптан, но там повсюду тянулись колеи со следами шин, с глубокими провалами от выступов на колесах внедорожников. Я повернулся и пошел по следам.

Они уехали по грязной, но довольно ровной деревенской дороге, направляясь на юг, к следующей ограде. По всему периметру местных частных владений были расставлены ловушки. Я подошел к дому, единственному жилому месту на всем ранчо, стоявшему на отдалении.

На почтовом ящике было небрежно написано «Кихо». Квадры припарковали рядом с домом, там же лежали четыре собаки, которые рванули ко мне вдоль забора, с яростным лаем.

Явно недружелюбные.

Я перешел на другую сторону дороги, бросил ветку бухарника перед собой и рядом с домом и прыгнул.

Я взял такси в Ла Крусеситу из Святого Августина. Выглядел я как турист, на голове – здоровенная панама. Говорил только по-английски, и когда таксист меня обсчитал, не стал его поправлять. По виду – ехал на языковые курсы, как и любой другой клиент.

Алехандра говорила по телефону, и пока она была занята, я не стал ее тревожить, рассматривал плакаты на стенах.

Она бросила взгляд на мою одежду и сказала по-английски:

– Секунду, я сейчас закончу! – Я помахал рукой, соглашаясь.

Она обсуждала детали одного из своих экспресс-курсов в курортном комплексе «Шератон», и я слушал, не обращая внимания на смысл произносимого, но жадно вслушиваясь в звучание ее голоса.

Наконец, все было обговорено, она положила трубку и спросила:

– Чем могу помочь?

Я снял панаму и приложил палец к губам. Они вполне могли спрятать в офисе «жучки».

Ее глаза распахнулись, не говоря ни слова, она обогнула стол и сжала меня в объятиях.

Я расплакался.

– Ш-ш-ш-ш, – она еще крепче меня обняла, а я заплакал еще сильнее. Через минуту я успокоился, и она меня отпустила. Я взял блокнот, написал на листке: «Где мы можем поговорить?»

Она приняла блокнот из моих рук и написала, где и когда.

Через полчаса мы встретились в лесу у холмов, за церковью, спрятавшись за деревьями, так что каждый проходящий был у нас на виду.

– Никто меня не видел, когда я входила в церковь. Я десять раз прочла «Аве Марию», – сказала она, доставая сумку. – И… я принесла кузнечиков!

Она пошутила.

– Не знаю, что на меня нашло! – сказал я, расправляясь с куриными энмоладас. – Я правда в порядке.