Марк Шагал - Джонатан Уилсон

Может, Шагал немного опередил свое время, вырвав чистый образ Христа из наслоений, привнесенных в более поздние периоды истории христианства? Множество появившихся в последнее время книг об изначальной связи между иудаизмом и христианством говорят в пользу этого утверждения. И все же мнение о том, что у Шагала был какой-то свой, особый взгляд на Христа — как об этом часто и с восторгом пишут некоторые биографы и искусствоведы, не кажется мне убедительным. У Шагала, конечно, есть ряд работ, в том числе «Белое распятие», в которых усиленно подчеркивается еврейское происхождение Христа, однако есть и другие, например роспись по керамике 1950 года «Христос на кресте», где это вовсе не очевидно. Но «христианский» Иисус у Шагала также представляет собой загадку. С середины 1920-х годов, когда Шагал в Париже подружился с блестящим французским философом-католиком Жаком Маритеном и его женой поэтессой Раисой Маритен, перешедшей в христианство из иудаизма, художник прекрасно знал, что они видят в его работах. Об этом ясно говорилось и в статьях, и в стихотворениях: изображая Христа, считали они, Шагал постепенно приходит к Христу, даже, возможно, не сознавая этого. («Несмотря ни на что, — писал Жак Маритен в 1941 году в своем эссе, обличающем антисемитизм и восхваляющем „Белое распятие“, — Израиль всходит на Голгофу рука об руку с христианами… Как на замечательной картине Марка Шагала, где несчастные евреи, сами того не понимая, сметены великой бурей Распятия».) Такое полотно, как «Белое распятие», похоже, позволяет предположить, что Маритен был прав. И все же, несмотря на блестящие интеллектуальные и поэтические ухищрения Маритенов — а им в послевоенном Париже удалось обратить в христианство нескольких еврейских художников и писателей, — Шагал решительно отклонял все их попытки навязать христианство как ему, так и его произведениям.

Отношение Шагала к Иисусу Христу крайне загадочно и противоречиво, хотя во многом предопределено. Это Христос, увиденный глазами еврейского мальчика, для которого православные церкви и иконы были частью внешнего мира; еврейского художника, присматривавшегося к двухтысячелетней традиции христианской иконографии, чтобы затем преодолеть ее; еврея, влюбленного в библейские сказания и в то же время знакомого с новозаветными притчами, в которых он ценил прежде всего высокую поэзию и философскую мудрость; еврея, который хотел расспросить о Христе Любавичского ребе, но, став революционером, вынужден был отречься от всякой религии; это Христос некрещеного иллюстратора Библии и просто еврея, много размышлявшего о распятом Христе.

11. Виллантруа, Горд, Марсель

Надвигающаяся война неизменно гонит людей из городов в глубь страны, к призрачной безопасности, подальше от границ, к которым приближается враг. Летом 1939 года Шагал перевез семью на Луару, в Виллантруа, на ферму, где они годом ранее провели приятное лето в тишине и покое. Однако на этот раз отдыха не получилось. Казалось, дьявольские силы, охватившие внешний мир, проникли во внутренний мир Шагала и лишили его душевного равновесия: вместо того чтобы вздохнуть полной грудью, художник пережил приступ навязчивого психоза. В конце августа он почему-то решил — и переубедить его было невозможно, — что фермер, живший вместе с ними в коттедже, замышляет его убить. Чтобы обезопасить себя, художник забаррикадировался на своей половине. Как только мнимая угроза отступила, Шагал перебрался на левый берег реки, в городок Сен-Дье-сюр-Луар.

В сентябре разразилась война, однако поначалу семья не заметила никаких перемен («странная война», длившаяся с октября 1939 года по май 1940-го, внушила многим жителям Франции и Великобритании ложное успокоение). И все-таки Шагал принял решение перевезти все свои полотна из Парижа в Сен-Дье-сюр-Луар. В январе 1940 года он ненадолго выехал в Париж на выставку, открывшуюся в галерее «Май», где были представлены его картины, написанные за два предыдущих года. Весной ситуация переменилась. Поползли слухи о том, что тихие деревушки в долине Луары скоро превратятся в оборонительный рубеж французской армии. Шагал и Белла отправились дальше на юг в поисках нового жилья. В итоге они обосновались в Провансе, в местечке под названием Горд. По словам Вариана Фрая, человека, впоследствии оказавшего Шагалам бесценную помощь, это был «старый полузаброшенный городок на краю обширной равнины». Они приметили длинное, давно пустовавшее здание бывшей католической школы для девочек. Высокие потолки, большие окна и просторные комнаты как нельзя лучше подходили для мастерской, и Шагал приобрел дом в собственность.

В Горде Шагал и Белла прожили без малого год в относительном благополучии. Меж тем обстановка на фронтах оставалась тревожной. Под натиском немцев капитулировали Бельгия, Голландия и Франция. Немцы вошли в Париж, вокруг европейских евреев все теснее смыкалось смертельное кольцо. Шагал тем временем рисовал своих циркачей. В этот же период он создал серию очень красивых сельских пейзажей. Как писал Рильке в девятой Дуинской элегии,

Разве же мы на Земле,для того, чтоб сказать:ДомМостФонтанКувшинВоротаФруктовое деревоИли Окно?В лучшем случае:БашняКолонна?..

Но говоряэти слова,ты понимаешь —и с той интенсивностью,коей и вещи-то сами не знали,что выразить могут…[44]

Эта интенсивность присутствует в гроздьях винограда, персиках, корзинах фруктов, вазах с цветами, фазанах и кроликах, лежащих на кухонном столе. По силе воздействия эти натюрморты не уступают созданной в том же году картине «Художник и Христос», а может, даже превосходят ее. На этом полотне изможденный Шагал, с палитрой в руке, сидит перед огромным холстом, на котором изображен распятый Христос. Там же в Горде Шагал пишет стихотворение:

Nuit et jour je porte une croixOn me pousse, on me traine par la mainDéjà, la nuit autour de moiToi t’éloignes, mon Dieux. Pourquoi?

День и ночь несу свой крестМеня толкают, тянут за рукуВот уже меня обступила ночьЗачем Ты оставил меня, Господь?

Историки искусств потратили много времени на то, чтобы выяснить, почему Шагал так упорно отказывался покидать Горд. Однако из исследования Бенджамина Харшава становится ясно, что Шагал двойственно относился к отъезду из Франции, хотя втайне от своих домочадцев искал помощи из-за границы еще 1 сентября 1940 года. Безусловно, как новоиспеченный французский гражданин, художник, добившийся международного признания, и просто человек, которого обстоятельства много раз вынуждали кочевать с места на место, он страшился бегства и даже ответил отказом на первое письмо Вариана Фрая, который уговаривал живописца перебраться в Америку. Однако разум возобладал. Когда в октябре 1940 года правительство Виши приняло антиеврейские законы, он понял, что это означает.

В июне 1940 года в США начал действовать Чрезвычайный комитет по спасению, созданный неравнодушными частными лицами. Главной задачей этой организации был вывоз беженцев с территории Франции. Причем срочно, пока до людей, внесенных в списки — среди них были и политические противники нового режима, и представители творческой элиты, — не добрались гестапо или французские коллаборационисты. Агентом этого общества во Франции был Вариан Фрай, которому пришлось выступить в роли Алого Первоцвета[45].

На первый взгляд Фрай мало походил на героя. Консерватор до мозга костей, он был типичным гарвардцем — любил наблюдать за птицами и дегустировать вина. Но помимо этого Фрай издавал престижный журнал «The Living Age» («Живой век»), где публиковались материалы из иностранной прессы, а также сотрудничал с американской Ассоциацией международной политики. В 1935 году, в двадцать с чем-то лет, он совершил поездку в Германию и стал свидетелем погромов, учиненных гитлеровскими головорезами на улицах Берлина.

Фрай прибыл в Марсель в августе 1940 года. Здесь он основал Американский центр помощи, который под видом финансовой поддержки людям, оказавшимся без средств, занимался тайной переправкой их за границу. Фрай бросил вызов не только французской полиции и службам безопасности Виши (в оккупированной Франции под давлением нацистского начальства они производили аресты), но и неуклюжему, забюрократизированному и часто равнодушному, если не откровенно враждебному, Госдепартаменту США.

После капитуляции Франции Американской федерации труда (АФТ) удалось убедить Госдепартамент выдать срочные визы ряду видных европейских лидеров рабочего движения, в том числе младшему брату Модильяни Джузеппе — руководителю Итальянской социалистической партии. Однако беженцам для выезда за пределы Франции по-прежнему требовались транзитные визы. Представитель АФТ Фрэнк Бон трудился в Марселе и добывал визы всеми средствами, включая подлог, но вскоре вынужден был бежать. На его место и заступил Фрай. Он составил свой собственный список выдающихся писателей, художников, музыкантов и ученых, которым, по его мнению, угрожал гитлеровский режим.