Уцелевший - Чак Паланик

Он говорит:

— Нет.

И женщина говорит:

— Спасибо.

Портье за стойкой регистрации звонит в колокольчик и говорит:

— Подойдите, пожалуйста!

Коридорный выходит вперед.

И тут люстра падает.

Все это снится Фертилити, и в каждом сне возникают новые детали. На женщине — красный костюм, пиджак и юбка и золотой пояс-цепочка от Кристиана Диора. У пожилого мужчины голубые глаза. И обручальное кольцо на пальце. У коридорного проколото ухо, но серьги в ухе нет.

Над стойкой регистрации, рассказывает Фертилити, висят часы в стиле французского барокко. Вычурный корпус из позолоченного свинца с литыми дельфинами и ракушками по бокам циферблата. На часах — четыре минуты четвертого.

Фертилити рассказывает мне об этом, и глаза у нее закрыты. Непонятно: то ли она вспоминает, то ли выдумывает.

Первое послание к Фессалоникийцам, глава пятая, стих двадцатый:

«Пророчества не уничижайте».

Перед тем как упасть, люстра мигнет, и все, кто в холле, посмотрят вверх. Что будет дальше, Фертилити неизвестно. Она всегда просыпается. Сны всегда обрываются в тот момент, когда падает люстра. Или падает самолет. Или поезд сходит с рельсов. Начинается землетрясение. Бьет молния.

Она начала вести календарь предстоящих бедствий. Она мне его показала. А я показал ей ежедневник, мое расписание, которое мне составляют люди, на кого я работаю. На следующую неделю у нее запланировано: взрыв в пекарне, побег канареек, пожар на автозаправке, люстра в отеле. Фертилити говорит: выбирай, что тебе больше нравится. Возьмем с собой покушать и замечательно проведем день.

На следующую неделю у меня запланировано: постричь газон — дважды. Вычистить медный набор для камина. Проверить срок годности всех продуктов, что лежат в холодильнике. Перевернуть все консервные банки в кладовке. Купить для людей, на кого я работаю, подарки друг другу на годовщину их свадьбы.

Я говорю: я согласен. Как скажешь.

Это было как раз после того, как пожарные обнаружили нас в почти выгоревшем торговом зале, на пятом этаже, где женская одежда, — мы танцевали ча-ча-ча, и на нас не было ни единой царапинки, ни единого пятнышка сажи. Выслушав наши показания и заставив нас подписать страховку, чтобы снять с себя всю ответственность, пожарные проводили нас к выходу. Уже на улице я просил у Фертилити: почему?

Почему она никому не звонит и не предупреждает о грядущих несчастьях?

— Потому что никто не любит плохие вести, — отвечает она и пожимает плечами. — Тревор пытался предупреждать людей и только огреб себе неприятностей.

Никто не верил в его способности к предвидению, говорит она. Тревора обвиняли, что он террорист или поджигатель.

Пироманьяк, если по «Диагностическому и статистическому справочнику по психическим расстройствам».

В прошлом веке его обвинили бы в колдовстве.

Так что Тревор покончил с собой.

Не без помощи вашего покорного слуги.

— Вот поэтому я ничего никому не рассказываю, — говорит Фертилити. — Ну если будет пожар где-нибудь в детском приюте, то я, может быть, и попробую предупредить, но эти люди убили моего брата, так почему я должна делать им одолжения?

Сейчас я могу спасти жизни стольких людей — всего-то и нужно, что сказать Фертилити, что это я убил ее брата. Но я молчу, ничего не говорю. Она тоже молчит. Мы сидим на автобусной остановке, и вот подъезжает ее автобус. Она пишет мне свой телефон на магазинном чеке, который она подбирает с земли. За него можно выручить триста долларов с чем-то, если пойти в магазин и провернуть мою отработанную аферу. Фертилити говорит: выбирай что-нибудь из несчастий и позвони, когда выберешь. Автобус увозит ее, я не знаю куда — на работу, на ужин, в сны.

Согласно моему сегодняшнему расписанию, я сейчас чищу плинтусы. Постригаю живую изгородь. Стригу газоны. Мне еще надо сегодня погладить белье, но я знаю, что психолог этим займется.

Согласно «Диагностическому и статистическому справочнику по психическим расстройствам», мне сейчас надо пойти в магазин и чего-нибудь там украсть. Потому что мне нужно куда-то выплеснуть избыток сексуальной энергии.

Согласно словам Фертилити, я сейчас должен паковать корзину с закусками, которые мы съедим, наблюдая за смертью чужих людей. Я представляю себе, как мы с ней сидим в первом ряду партера, на уютном бархатном диванчике в холле отеля, во вторник — и пьем чай.

Согласно Библии, я должен быть… даже не знаю кем.

Согласно доктрине Церкви Истинной Веры, меня вообще не должно быть в живых.

Меня как-то не привлекает ничего из вышеперечисленного, так что я просто брожу по центру. Запах свежего хлеба доносится из пекарни, которая, если верить Фертилити, через пять дней взлетит на воздух. Сотни канареек в зоомагазине мечутся взад-вперед в своих тесных вонючих клетках. На следующей неделе они все улетят на волю. И что тогда? Хочется их вразумить: оставайтесь в клетках. Свобода — это не то, к чему стоит стремиться любой ценой. Есть много чего, что значительно лучше свободы. Прожить долгую скучную жизнь в чужом доме, а потом умереть и попасть на специальные Небеса для канареек — это еще не самое страшное.

Служащие на автозаправке — где, если верить Фертилити, будет страшный пожар, — заправляют бензином чужие машины. Они молоды, в меру счастливы, во всяком случае, не считают себя несчастными, и никто из них не знает, что уже на следующей неделе они погибнут или останутся безработными — в зависимости от того, чья это будет смена.

На улице уже смеркается.

Сквозь огромные окна в вестибюле отеля хорошо видно, как потенциальные жертвы проходят под люстрой. Женщина с мопсом на поводке. Большое семейство: мать, отец, трое детишек. Часы над стойкой регистрации отсчитывают минуты — до вторника, до 15:04 пополудни, времени еще много. Под люстрой пока безопасно, под ней можно стоять еще несколько дней, главное — не опоздать отойти.

Можно прямо сейчас пройти мимо швейцара в ливрее, отделанной золотым кантом, войти в холл, разыскать старшего управляющего и сказать ему, что у них упадет люстра.

Все, кого он любит, умрут.

И сам он тоже когда-нибудь умрет.

Бог вернется на землю, дабы судить всех нас.

И за грехи свои будет он вечно гореть в Аду.

Можно открыть людям правду, но тебе все равно не поверят, пока не случится несчастье. Пока не станет уже слишком поздно. А пока ничего не случилось, правда лишь напугает людей — напутает и разозлит, — а ты сам огребешь неприятностей.

Так что ты просто идешь домой.

Нужно еще приготовить ужин. Погладить рубашку на завтра. Почистить ботинки. Помыть посуду. Поэкспериментировать с новым рецептом.

Вот, например, «Свадебный суп». Для приготовления такого супа нужно шесть фунтов мозговых костей. В этом году в моде всякие потроха и мясные субпродукты. А люди, на кого я работаю, очень следят за модой. Они едят почки. Печень. Свиной пузырь. Коровий желудок, фаршированный кресс-салатом и фенхелем, типа как травяной жвачкой. Они едет животных, фаршированных другими животными, причем в сочетаниях совершенно немыслимых. Например, курица, фаршированная кроликом. Карп, фаршированный ветчиной. Утка, фаршированная семгой.

У меня много дел дома.

Надо столько всего довести до совершенства.

Если самый обыкновенный бифштекс обернуть тонкими ломтиками сала, он не подгорит при жарке. Я как раз жарю себе бифштекс в сале, и тут звонит телефон.

Конечно же, это Фертилити.

— Ты был прав насчет того странного парня, — говорит она.

Я уточняю: насчет кого?

— Ну, этого парня. Который бойфренд Тревора, — говорит она. — Ему действительно нужен кто-то. В смысле, чтобы был рядом. Я пригласила его на свидание, как ты мне сказал, и с нами в автобусе ехал парень… из «тех сектантов». Они так похожи. Как две капли воды. Как будто они близнецы.

Я говорю: может, она ошиблась. Почти все из «тех сектантов» мертвы. Это были больные люди, в смысле — на голову больные, и теперь почти все мертвы. Остались считанные единицы. Так в газете написано. Все, во что они верили, обернулось ложью.

— Тот парень, который в автобусе, он спросил, не родственники ли они, и бойфренд Тревора ответил: нет.

Я говорю: значит, они не родственники. Не может же человек не узнать своего брата.

Фертилити говорит:

— В том-то и дело; что самое грустное. Он узнал того парня. Он даже по имени его назвал. Бред или Тим, как-то так.

Адам.

Я говорю: И что в этом грустного?

И она говорит:

— Грустно то, с каким очевидным надрывом он все отрицал. Было видно, что он изо всех сил старается казаться нормальным, счастливым человеком. Это действительно было грустно. И я даже дала ему свой телефон. Мне стало его жалко. В смысле, мне захотелось ему помочь. Помочь справиться с прошлым. К тому же, — говорит Фертилити, — у меня предчувствие, что впереди у него тоже хорошего мало.