Фаворит - Валентин Пикуль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегюр запечатлел и такую фразу Иосифа:
— Россия — опасный союзник: она тратит свои деньги еще до войны и является на войну с пустым кошельком. А этот Циклоп заявил мне вчера, подвыпив, что Россия способна вести войну с Турцией своими силами… без нас!
— Я вам сообщу худшее: Булгаков уже в Севастополе.
— Зачем? — перепугался Иосиф.
— Для консультаций, так объяснили мне русские…
15 мая состоялось торжество спуска кораблей и закладки новых. Для Екатерины построили роскошный паром, паруса его были сшиты из алой парчи с золотыми кистями.
— Беда мне с этим флотом! — нагло врала она иностранным послам. — Мой флот так быстро растет, что холста уже не хватает, приходится парчу на паруса тратить.
Херсонское адмиралтейство укрепило посреди парома престол, великолепие которого покоробило даже Екатерину.
— Светлейший, сколько ты истратил на стульчак этот?
— Садись, матушка, сколько бы ни стоило.
— Разоришь ты меня, пустишь по миру…
На воду, кормою вперед, сошел линейный корабль «Владимир», за ним по салу, яростно шипевшему и дымившему, соскользнули фрегаты «Иосиф II» и «Александр». Паром сильно раскачало, волна заплеснула персидские ковры, ветер растрепал перья страусов над престолом. Исполняя завет Петра I, императрица поднесла мастерам-корабельщикам подносы из серебра, на которых горками лежали деньги (за корабли расплачивались тогда по длине их и по количеству пушек). Здесь же, на пароме, был накрыт стол с водками и холодными блюдами, гости подходили, сами наливали себе, закусывали… Кобенцль сказал Потемкину:
— Архитектура и оснащение кораблей выглядят очень хорошо.
Но Фицгерберт заметил, что они строены из сырого леса. Потемкин же отмахнулся:
— Сушить некогда! Воевать и на таких можно.
— Ваша светлость чем-то озабочены?
Ответ Потемкина был для Кобенцля неожиданным:
— Думаю о Моцарте! Надо бы сказать ему, что на ухо наступать не станем: пусть пишет, что хочет, денег не пожалеем. А звание русского дворянина дадим сразу… с гербом…
Из Херсона вереница карет двинулась к Перекопу, над воротами в Тавриду было начертано: ПРЕДПОСЛА СТРАХ И ПРИВНЕСЛА МИР. Потемкин всех въезжавших одарил крымской солью:
— А вот редкий сорт: эта соль пахнет малиною…
За Перекопом, будто из-под земли, возникли тысячные лавы казаков, которые и мчались с ухарским гиканьем, устремив в пространство длинные пики. Нс успели опомниться от этого видения, как показался лагерь татарских кибиток — в конвое уже мчались крымские татары. Эскадроны их в ровном порядке были подобраны по лошадиным мастям, обнаженные сабли сверкали столь жгуче, что делалось страшно. Фрейлины и статс-дамы забились в углы карст, сильный пол тоже испытал тревогу немалую… В этот момент Сегюр крикнул:
— Какой уникальный случай! Что будет, если татары сейчас скрутят императрицу России и германского императора, привезут их в Евпаторию, а там ждет турецкий корабль, который и доставит их прямо на базары Константинополя… Конец всем планам!
— Успокойтесь, — отвечала Екатерина. — Если меня и продадут на базаре, я уже слишком стара для того, чтобы стать звездою гарема султанского. В самом лучшем случае меня подержат одну ночь ради приличия, а под утро выгонят!
20 мая она чуть не погибла — вместе с Потемкиным.
Бахчисарай лежал в изложине крутых гор, а подъездные дороги к нему всегда очень опасны. На крутом спуске лошади вдруг понесли вниз, а лейб-кучер, непривычный к горам, забыл про тормоза. В рукоять тормозов вцепился могучий Потемкин — над обрывом в пропасть лошади разом стали, но сзади их ударила карета — тут подскочили опытные в таких делах татары и удержали карету от падения в ущелье.
Екатерина осталась невозмутима. Потемкин тоже.
— Плевать, — сказал он. — Мы уже приехали.
Иосиф нашел, что Бахчисарай похож на итальянскую Геную. Пестрые толпы татар, ослики в тесноте улочек. А перед кофейнями вертелись дервиши и, приведя себя в экстаз, падали в обморок. Впрочем, дервиши разбежались сразу, как только разнесся слух, будто русская столица переносится в Бахчисарай… Вечером Потемкин угощал приятелей чебуреками, татарской бузой и лилейными щербетами. Сам же выпил множество бутылок кислых щей, поел клюквы и сказал:
— Все! В лимане Днепровском явилась турецкая эскадра.
Де Линь и Нассау-Зиген велели седлать лошадей:
— Скачем! Нельзя упустить такое зрелище…
Появление турецкой эскадры у берегов Тавриды — грозная демонстрация силы. Предупредительная! Но и стратегическая, ибо, крейсируя под стенами Очакова, турки заграждали русским кораблям подходы к Кинбурну. Екатерина сказала Иосифу:
— Видите? Османы очень быстро забыли о Чесме…
На ночь горы вокруг Бахчисарая были иллюминированы плошками. Дипломатов разместили в бывшем гареме хана, где хранились удивительные восковые цветы, сделанные еще бароном де Тоттом. Никто не догадывался, что этот прохвост обладает и талантом скульптора. Екатерина сказала, что видит в этом рок:
— Не странно ли, что все, сделанное Тоттом, рано или поздно попадает мне в руки. Он отлил для Крым-Гирея двести пушек — они мои, украсил дворец для ханов — и дворец стал моим…
Ханские покои реставрировал Осип де Рибас, налепивший всюду столько золота, что впору зажмуриться. По стенам красовались арабские надписи: «Что ни говори завистники, ни в Дамаске, ни в Исфагани не сыщем подобного…»
— Все, мерзавец, испортил! — негодовал Потемкин. — Знай я, что он ничего не смыслит в Востоке — не поручал бы ремонт ему. Разве кто помелом мажет золото по стенкам? Помню, вот тут висела прекрасная люстра, где она? Вместо нее приляпана фитюлька, какие в трактирах бывают… Все разворовал!
— А кто ремонт делал? — спросила Екатерина.
— Арестанты, маляры да солдаты.
— А где красок купили?
— Да на базаре…
Перед сном Потемкин навестил могилу Крым-Гирея; ему перевели эпитафию: «Ненавистная судьба зарыла здесь в землю алмаз нити Гиреев… Не прилепляйся к миру: он невечен. Смерть есть чаша с вином, которую пьет все живущее». Потемкин, скорбный, думая о смерти, вернулся во дворец. Дипломаты пили вино, молодо дурачились. В покоях императрицы еще не гас свет…
— Ты почему не спишь? — вошел к ней Потемкин.
— Я пишу стихи, посвященные «Князю Потемкину».
Стихи, написанные ею в Бахчисарае, уцелели:
Лежала я вечор в беседке ханской,В средине басурман и веры мусульманской.О, Божьи чудеса! Из предков кто моихСпокойно почивал от орд и ханов сих?А мне мешает спать среди КахчисараяТабачный дым и крик… Не здесь ли место раяХвала тебе, мои друг! Занявши здешний край,Ты бдением своим все вяще укрепляй
На следующий день возник ослепительный Севастополь.
Яков Иванович выехал навстречу поезду, свидание состоялось близ Инкермана — в убогой татарской сакле. Посторонних никого не было, и Булгаков радовался этому.
— Дабы избежать подозрений турецких, я приплыл с австрийским интернунцием. Известно ли вам, что начались народные волнения во Фландрии? Сие угрожает Иосифу потерей Бельгии… Но допрежь дел важных прошу выслушать просьбу личную.
Булгаков сказал, что давно состоит в связи с француженкой, имея от нее детей. Сейчас он оставил их на корабле. Ему желательно обвенчаться, прижитых сыновей узаконить в браке. Екатерина сразу же согласилась сохранить сыновьям дворянство и фамилию отца.
— Пусть семья твоя останется здесь. Но сейчас нам не до свадеб и гулянок. Давай садись, Яков Иваныч, и сообща со светлейшим обговорим, как тебе вести себя в Константинополе, и надо поспешать… Эскадра султана уже рядом!
3. СЕВАСТОПОЛЬ — ПОЛТАВА
Жарища началась с утра — нестерпимая! И все гости были счастливы выбраться из карст; в громадном шатре Потемкина их ожидала благословенная прохлада, внутри таял зеленоватый сумрак, оркестр играл приглушенно, не мешая вести беседы, а лакеи двигались бесшумно, разнося бокалы с напитками…
— Итак, что же увидим дальше? — спросил Иосиф.
— Дальше? — воскликнул Потемкин. — Смотрите…
Разом ударили пушки, стена шатра оказалась кулисою, которая и распахнулась настежь. Внутрь ворвался ярчайший свет солнца, возникла синева моря, панорама бухт Севастополя, а внизу, под ними, двигались линейные корабли, фрегаты, суда бомбардирские и прочие. Ветер напружил их паруса, в белом дыму залпов они разрушали макеты крепостей, разбрасывая сооружения точными попаданиями ядер, воспламеняя обломки брандскугелями.
— Что за чудо? — оторопел Сегюр.
