Русские во Второй мировой - Анатолий Уткин

Гитлеру в этом плане не нравилось одно, но важнейшее обстоятельство — необходимость массового отступления на весьма значительные расстояния. А если русские закрепятся на новых позициях и сумеют отбить танковый набег с севера? Не рискованно ли все положить на то, что русские, услышав позади урчание германских танков, впадут в панику? А если не впадут? На дворе не 1941 год, и русские многому научились. Характер их отступлений все менее походит на панический. Большой риск. А выигрыш? Конечно, если это будет повторение Киева или Вязьмы — игра стоит свеч, но если они не позволят себя обойти так, как это удалось сделать в районе Харькова ранним летом 1942 года?

Второй вариант требовал обращения центра внимания севернее. Здесь у русских позиции венчал стратегически внушительный Курский выступ: 200 километров в ширину и на 100 километров вонзающийся в германскую линию фронта. У германского командования почти не было сомнения в том, что советские генералы попытаются с этого выступа нанести удар либо в северном направлении — в тыл группе армий «Центр», либо на юг, пытаясь зайти в тыл группе армий «Дон». Русские собирают здесь свои резервные силы. К текущему моменту здесь уже расположена основная мощь Красной Армии — 40 процентов войск и 70 процентов танков. Есть смысл не дожидаться окончания их приготовлений и нанести мощные упреждающие удары с севера и юга в два основания Курского выступа, погребя при этом все, что Советы хотят выставить против Германии на поле брани в 1943 году. Взять эту элиту противостоящей армии клещами с двух сторон, с севера и юга, использовать маневренность германских танковых армий, обыграть «органическое единство» всех элементов машины вермахта на относительно ограниченной территории. Вот уже в двух мировых войнах германскую армию в таких сражениях не превзошел никто.

Манштейн (как и Модель) решительно настаивал только на том, чтобы не откладывать операции, не дать этим упорным русским времени подготовиться, использовать великолепную германскую способность импровизировать — то, что плохо получается у русских. Удар по Курскому выступу нужно произвести быстро — в марте — и в полной мере использовать фактор неожиданности, слабость русской системы снабжения. Завершающаяся рядом харьковская операция является хорошим трамплином. Нанести главный удар года, начать собственно летнюю кампанию следовало сразу же после взятия Харькова в марте 1943 года. Манштейн готов был начать выполнение этого плана в апреле, в худшем случае в мае.

Идею радикально отступить к Днепру, а затем нанести решающий удар разделял фактически лишь один автор идеи — Манштейн. У прочих военачальников сработал инстинкт собственничества, отдавать колоссальные территории ради возможного успеха в будущем германские генералы были не готовы. Атака на Курск на этом фоне выглядела менее авантюрной, менее рискованной. Цайтцлер: «По меньшей мере, она (атака на Курск. — А.У.) не создаст такого напряжения на резервные силы».

Гитлер избрал второй вариант (названный им «Цитаделью», а Сталиным — «Германским Сталинградом»). Несколько обстоятельств усложнили обрисованную Манштейном схему. Во-первых, группа армий «Центр» отказалась принять максимально возможное участие — она, мол, занята своими сложными проблемами на критически важном центральном направлении и волнуется о судьбе Смоленска и прочих подступов к Москве (где русские войска и руководство наиболее чувствительны). Во-вторых, русские уже забеспокоились. Уже в конце марта 1943 года советская разведка обратила особое внимание на явно занимающие ударные позиции две группировки германских войск, расположенные по противоположным сторонам Курского выступа, — у Орла (север) и в районе Харькова — Белгорода (юг). После двух лет войны у русских начало срабатывать правило: там, где одновременно находятся сорок пехотных и двадцать танковых дивизий вермахта, места самоуспокоению быть не должно. Ради стратегического успеха ОКБ и ОКХ должны санкционировать наступательные операции как можно скорее.

Два года войны на Восточном фронте и Гитлера сделали менее податливым в отношении германского таланта импровизировать. В этот решающий раз и он склонен лучше приготовиться — ведь немцы лучше готовятся, чем природно беспечные русские. Пусть русские попытаются подготовиться. Они ведь смертельно серьезно готовились в 1941 и 1942 годах, но из этого у них так ничего и не получилось. Почему должно быть иначе в данном случае? В конечном счете два объективных обстоятельства воспрепятствовали быстрой реализации «Цитадели»: наступившая весенняя распутица и неспособность фельдмаршала Клюге организовать необходимое давление на Красную Армию с севера.

Идея, выраженная в вышеописанном варианте номер два, снова оказалась поставленной в конкретную плоскость на конференции начальников штабов, созванной главным командованием сухопутных сил в Летцене, в апреле 1943 года. Меморандум, содержащий описание крупного наступления в районе Курского выступа силами предоставленной Клюге 9‘й армии Моделя (с севера) и 4-й танковой армии Гота (с юга), был дан на подпись Гитлеру 11 апреля 1943 года.

Итак, после двух неудач — под Москвой и Сталинградом — германские вооруженные силы решили попытать удачи в третий раз. Дважды немцам удавалось восстановить свои силы, на третий раз они были полны решимости приложить все возможные сипы, чтобы склонить весы истории в свою пользу. Вермахт пересмотрел свою структуру, ввел новые виды вооружений, согнал в рейх миллионы рабов и провел тщательную плановую подготовку. Летом 1943 года эти реформы должны были дать ответ на вопрос, может ли Германия рассчитывать на гегемонию в Евразии. Пехота получила «шмайссеры», огнеметы и реактивные минометы-небельверферы, танкисты — «тигры», «пантеры» и «фердинанды с 88-мм пушками — готовые вступить в борьбу с «Т-34». Ради германского могущества рабы в рейхе трудились по 18 часов в день. Вермахт использовал все ресурсы науки и репрессивного государственного аппарата — и почти восстановил танковое равенство с тысячами «Т-34».

Но судьба всех этих усилий зависела не только от немцев. Воины России и ее тыл трудились на пределе человеческих сил, чтобы никто и никогда не гнал наших людей, щелкая бичами. Предстояло определить, где и когда произойдет схватка, которая определит судьбу исторического поединка. Образовалась некая пауза. Между апрелем и июнем 1943 года потери советских и германских войск были наименьшими за все время войны. (За это время немцы потеряли 48 тысяч солдат и офицеров — минимальная цифра за время войны).

Япония остановлена

Чувствуя на себе гнев императора из-за затормозившихся наступательных операций, первый военный герой Японии адмирал Ямамото решил добиться успеха в районе Северной Австралии. Он прибыл 3 апреля 1943 года в Рабаул с 300 лучшими пилотами технически превосходных истребителей «Зеро». Это была последняя попытка японцев восстановить свое превосходство в воздухе и оказать действенное прикрытие наступающим десантным войскам. Ямамото сообщил кодированной радиограммой, что намерен лично посетить Северные Соломоновы острова. В районе недавно потерянного Гуадалканала японцы 7 апреля начали вторую по масштабу после Пирл-Харбора атаку против американских кораблей. 188 японских самолетов в течение нескольких дней потопили американский эсминец и новозеландский корвет, два торговых американских судна, нанесли удар по Порту-Морсби.

В шифровке, прочитанной американцами, был обозначен весь маршрут этого самого известного японского адмирала. Военно-морской министр Ф. Нокс сделал запрос у генерального прокурора ВМС о легальности операции и у церковных кругов — о соответствии предлагаемого принципам христианской этики; у командующего ВВС генерала Арнольда — о шансах на успех. Все запрошенные согласились с президентом Рузвельтом, что операция «Месть» должна быть проведена специальной эскадрильей истребителей «Лайтнинг» в глубокой тайне. Восемнадцать лучших пилотов (четыре для атаки, четырнадцать для прикрытия), боясь обнаружения, летели на высоте десять тысяч метров над морем, и около 10 часов утра 18 апреля 1943 года капитан Каннинг прошептал в молчащий эфир: «Цель на одиннадцати часах. Высоко». Адмирал Ямамото был убит пулеметным огнем, а его огромный «Мицубиси» рухнул в джунгли и сгорел.

Японская сторона молчала тридцать четыре дня, и лишь когда линкор «Мусаси» с кремированными останками адмирала прибыл в Иокогаму, токийское радио возвестило о гибели Ямамото. Вскоре после этого Кидо — лорд-хранитель печати и близкое доверенное лицо императора — секретно встретился с прежним премьер-министром Коноэ для обсуждения возможностей выхода из войны. Информанты сообщили Коноэ: во время визита в Вашингтон они убедились, что «военные руководители США удивлены ростом могущества Советского Союза и в результате пришли к выводу о невыгодности абсолютного крушения Японии и Германии». Премьер и советник решили использовать до последней возможности антикоммунизм в США, использовать опасения, что японский народ, в пучине военного поражения лишенный своего богоподобного императора, может обратиться к коммунизму. Для усиления этого политического элемента император Хирохито возвращает в правительство известных противников СССР. То была попытка показать Западу, что Япония в любом случае может быть полезна и что от ее полного поражения выиграет лишь «мировой коммунизм».