Люболь. Книги 1-4 - Вера Авалиани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В нашей компании нет ни одного представителя знака Рака, ведь этот знак – тихий омут, затененное озерко в лесной глуши, мелководье моря, где на солнышке греются рачки и старички. Знак домашний, нерешительный, неагрессивный. Таким людям не выжить на вулканах страстей, им не угрожают цунами. Забиться за камешек и осторожно выползти на солнышко – вот их образ жизни. Впрочем, если им что-то действительно нравится – от этого клешни не оторвать, раз Рак решил вцепиться.
И, наконец, Скорпионов нужно опасаться моей дочурке, да и любой женщине, как попадания в болото. В отношениях с ними можно увязнуть, можно вознестись на не таящие льды горной вершины, можно натолкнуться на айсберг. Словом, жить с ними долго просто не получится. Опасно, неуютно, непредсказуемо хорошо, но чаще – внезапно ужасно. Моя бывшая свекровь была из Скорпионов. Человек мстил мне за то, что я не умерла в автокатастрофе, подстроенной ею, а в ней погиб ее сын, так упорно, с такой яростью, словно она сама забыла, кто на самом деле виноват. Нелогичные, эгоистичные, обвиняющие и жалящие – этих существ способны вынести долго только Козероги, которых Сатурн настраивает на то, что жизнь состоит из одних трудностей и преодолений. Остальным нужно помнить, что это люди без верхнего и нижнего предела, которые считаются только со своим мнением. Даже Рыбы могут умереть от любви Скорпионов, будучи ужаленными словами.
На этом месте Настя быстро вскочила с места и начала рыться в бумагах с распечатанными гороскопами, чтобы посмотреть, кто по знаку Зодиака Георгий. И с облегчением прочла, что он – Козерог. И вздох облегчения вырвался у нее из груди. Тогда она посмотрела, кто по знаку Зодиака Скорпион из их общего с Софьей окружения. Оказалось, что это Илларион. Что ж, она всегда боялась его неподвижных, непонятных гипнотических глаз до мурашек по коже. Подумать только – он был ее свекром в первом браке!
И тут зазвонил телефон Гии на прикроватном столике. Илларион проинтуичил, что о нем думает Настя. Георгий очнулся от сна и хрипловатым голосом ответил брату-боссу.
– Да. В какую баню подъехать? И сколько их?
Настя с ужасом поняла, что ее муж сейчас поедет в баню. А уж сходки там без девочек по вызову не обходятся, судя по фильмам.
Георгийвскочил и молча стал собираться, обдумывая на ходу, что соврать Насте, исходя из того, что она явно слышала про баню.
– Нашего юриста в бане взяли «менты». Якобы за изнасилование несовершеннолетней. Лари просит разобраться, денег дать, «разрулить».
Прикрываясь шнуровкой ботинок, Георгий не смотрел жене в глаза. И злился сам на себя. В конце-то концов, не будет же он все время скрывать связи с другими бабами. Они ведь будут. Иначе его сочтут за импотента. Это повредит репутации в родной среде. А ведь по телефону Илларион сказал брату, что «подогнал Гие девок из эскорт-сервиса – чтобы выбрал любую. Они в бане, надо подъехать и выбрать себе замену жены».
В этот момент Георгий осознал, что не позвонил кузену и не рассказал ни о попытке Лимона его убить, ни о том, что помирился с женой. Решил сообщить ему обо всем не в присутствии Насти.
Сердце Клода разрывалось от жалости. Он после беседы с директором первого на его маршруте отбора детишек-сирот, которых он хотел обучать в своей школе спортивной гимнастике, прошелся по приюту. Одинаковые кроватки, запуганные или просто слишком смирные дети, одежда – на вырост. Грустные глаза. Запах хлорки. Мальчишки казались более счастливыми, чем девчонки. Это были волчата в овечьей шкуре.
А маленькие девочки казались все подряд растрепанными и заплаканными.
Клода интересовали, конечно, только пяти– и шестилетние пацаны. Но он чуть не плакал при виде малышек без мамы и папы. Встречая их взгляд, полный надежды, он невольно вспоминал и Софью, которая выросла в такой атмосфере, и сердце его буквально физически, как зуб, болело от того, что его сироты себя сиротами в такой степени не должны себя чувствовать.
Как же ему быть? Нарушить запрет Сони и привести в дом новую жену, решив все проблемы сразу? Но все его естество противилось этому. Казалось, все в другой женщине будет его раздражать. И она не станет относиться к «заповедям» Софьи с уважением. И его малышка-дочка уж точно будет страдать.
Накануне поездки Клод долго разговаривал со своей матерью на тему того, сколько мальчиков нужно набрать на первый год обучения, чтобы к пятому году все они помещались в спортзале и в спальнях при школе. Оказалось, что не больше семи-девяти. Директор – суровая женщина с мужскими руками и голосом – произнесла перед приведенными по ее заданию в зал малышами – было их около двадцати – вступительную речь.
– Так, все перестали крутиться-вертеться. Этот господин набирает самых дисциплинированных и сильных в свою школу спортивной гимнастики с интернатом при ней. Будет делать из кого-то из вас чемпионов.
Мальчики уважительно взглянули при этих словах на Клода. И тот попросил всех их по очереди пробежать по дорожке на время, подтянуться на шведской стенке и перевернуться на турнике.
Мальчишки все застыли, не решаясь начать. И только один страшненький пацан с короткими ногами и квадратным туловищем первым рванулся по дорожке. И показал хороший результат. За ним подтянулись остальные. Двое превзошли мальчика в беге. Двое вообще сошли с дистанции до финиша. Устали. Остальные пришли к финишу за более-менее приемлемое время.
Клод записал имена всех троих себе в книжечку. Потом все исполняли остальные упражнения. Подтянуться и перевернуться смогли только двое. Но Клод вписал в книжку троих – у одного была отличная фигура с широкими плечами. Просто он был очень истощенным. Видно, винтернат для сирот попал недавно, а там, где жил раньше, – голодал.
С тяжестью на душе Клод объявил остальным имена кандидатов на поступление в школу. «Квадратный» мальчик единственный заплакал. Клод, чтобы его утешить, пообещал взять и его, если в следующем приюте для сирот не окажется трех достойных кандидатов.
Потом он съездил еще в два приюта. И в каждом отобрал по тройке кандидатов. А потом съездил в управление образования с просьбой разрешить поселить детей в помещении школы, чтобы они возвращались в приют только на субботу-воскресенье.
Маленькая, почти лилипутка, дама в позолоченных очках и взбитым на затылке хохолком, когда Клод вошел в дверь, просто онемела от восторга.
– Боже, это вы? – сдавленным голосом спросила она.
– Если вы спрашиваете,
