Братья Стругацкие - Ант Скаландис

Элементарные давно известные истины? Безусловно. Но именно в умении напомнить людям о вечных истинах простыми, понятными, современными словами и заключается сила настоящей публицистики.

К этому же пункту творческой активности БНа примыкают и многие подписанные им коллективные письма. Не станем перечислять. Он верен себе. Он ни разу не ошибся всерьёз, ни разу не поддержал того, кто не был этого достоин, и уж наверняка ни разу не выступил против хороших и правильных идей.

Короче, в общественной (и даже в политической) жизни БН участвует весьма активно. Кстати, и на выборы ходит всегда.

Вторая форма внешней активности БНа — его знаменитое офлайн-интервью на официальном сайте АБС. Этому своеобразному разговору с читателями скоро исполнится десять лет, а общее число ответов на вопросы приближается к семи тысячам. Общий объём текста — на несколько увесистых томов хватило бы (и, кстати, наиболее интересные ответы, отобранные Светланой Бондаренко, скоро будут изданы книгой — тексты, безусловно, заслуживают того). Если внимательно почитать интервью в ретроспективе, нельзя не заметить, что помимо узко цеховых, литературно-фантастических проблем и вопросов, связанных с загадками отдельных произведений и героев АБС, год от года читателей всё больше интересуют темы глобальные: эстетические, этические, онтологические… А бывает и так, что от БНа просто ждут решения своей, личной проблемы. Как от врача, как от священника? Ну да, что-то вроде. Но всё-таки самый ближайший аналог — как от Льва Толстого, к которому приходили за сотни вёрст в Ясную Поляну. И это не излишний пафос — это так и получается. Сайт АБС — настоящая виртуальная очень современная Ясная Поляна. Заходите — не пожалеете.

К нашему второму разделу следует отнести и многочисленные письма, написанные за тот же примерно период — не бумажные, а электронные. Автор этих строк хорошо знает, что БН не скупится на слова в своём эпистолярном творчестве, он пишет письма охотно и зачастую весьма подробно. А ведь и это не что иное, как натуральная литературная работа.

И, наконец, третья ипостась, быть может, самая главная. Семинар. Регулярное, непосредственное, живое общение с учениками. И это он по-прежнему любит, как тридцать с лишним лет назад. О семинаре хочется рассказать подробнее. Уникальное явление, родившееся в 70-х и дожившее до наших дней, требует отдельного комментария, и пусть его лучше дадут двое из старейших членов семинара. Оба — мои друзья, но мы видимся не так часто — всё-таки живём в разных городах. А, работая над этой книгой, я специально встретился и со Славой Рыбаковым, и с Андреем Измайловым. И даже если нашим читателям не приходилось встречать раньше этих весьма известных в литературе имён, и тот, и другой уже были явлены им в предыдущих главах.

Вспоминает Вячеслав Рыбаков:

«Я пришёл в семинар и познакомился с БНом лично в марте 1974-го, всего-то через девять лет после первого, ещё детского письма, на которое получил ответ (эта история публиковалась не однажды. — А.С.). Семинар тогда собирался два раза в месяц и был вполне официален — при секции Союза писателей. Само посещение особняка на улице Воинова было всегда праздником. Там присутствовала некая аура большой литературы. Секцией руководил Брандис, потом Шалимов. Но главное, конечно, „живой Стругацкий“! В 77-м обсуждалась моя повесть „Доверие“, из-за которой, кстати, таскали меня в КГБ. Повесть конфисковали, выясняли, сколько всего было экземпляров, естественно, предлагали „стучать“…

Когда я всё это рассказал БНу — а я страшно боялся подставить любимого писателя и любимого шефа, — он всё очень внимательно выслушал и спросил:

— Ну, хорошо, вы отказались. Кто не отказался? Вот вопрос.

У него уже мысли крутились о своём. Он думал не обо мне, и не о себе даже — о семинаре. Ведь наличие информатора — норма по тем временам. А стукач среди нас, скорее всего, и впрямь был, потому что они очень хорошо знали, что говорилось, когда говорилось, кем… Правда, информатор, судя по всему, подвернулся чересчур увлечённый, уж очень он сгущал все краски, причём не со зла, а, как мне кажется, от восторга: во как тут опять советской власти вломили! Но точки расставлял верно.

(Кто был стукачом, по сей день неизвестно, то есть кому-то наверняка известно, но, с нашей точки зрения, нет смысла выяснять это. Через семинар прошло много людей, очень разных: талантливых, очень талантливых, выдающихся интеллектуалов, просто умных, совсем не умных, не всегда пишущих, но всегда чем-то интересных, а графоманы и бездари подолгу не задерживались. И конечно, были конфликты: и ерундовые и серьёзные, очень глубокие. Всего не перечесть. История семинара — это отдельная тема, ещё более необъятная, чем история семинара московского, всё-таки он существует на свете уже почти в три раза дольше. Первым старостой был Андрей Балабуха, потом Феликс Суркис, после него — Виктор Жилин, безвременно ушедший очень талантливый фантаст, затем Наталья Никитайская, Александр Щёголев и, наконец, супружеская чета Первушиных — Елена и Антон. У семинара довольно сложная иерархия — не так-то просто стать его действительным членом, это звание надо ещё заслужить. А особо почётно именоваться драбантом. БН позаимствовал это слово у Тынянова, а вообще-то оно с давних времен обозначало в некоторых европейских армиях личную охрану командующего или первого лица в государстве. Драбантов с давних времён было четверо — Вячеслав Рыбаков, Андрей Измайлов, Андрей Столяров и Святослав Логинов. Потом Столяров со всеми рассорился и удалился за пределы видимости. На сегодняшний день гордое звание драбанта носит ещё и Андрей Лазарчук, переехавший в Питер из Красноярска не так давно. Этим четверым даже доверяется вести семинар в отсутствие мэтра в случае его болезни. — А.С.)

БН — колоссальный умница. Даже если ты не согласен с ним, из его слов всегда можно почерпнуть что-то новое, умное и подняться над собой. И вот тридцать с лишним лет я хожу на этот семинар, к нему, чтобы стать умнее и неуязвимей. Я не знал другого человека, обладающего столь же мощным потенциалом, и потому для меня БН навсегда останется гуру, его невозможно перебить, ему невозможно сказать: „Вы порете хреновину“.

Пожалуй, самые близкие отношения были у нас в тот период, когда шла работа над фильмом „Письма мёртвого человека“. Помню, мы как-то целый день сидели у него дома, судили-рядили об атомной войне, оголодали, и он варил мне суп из пакетика. Но мы никогда не переходили на „ты“. И дело не в возрасте, это что-то вроде китайского „сяо“ — сыновней почтительности.