Хельмова дюжина красавиц (СИ) - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В короля моего, — отвечает девушка-ромашка на ухо. И обвив шею руками, просит: — Зачем они меня отдали? Мне здесь было плохо… мне здесь было так плохо…
— Все закончилось, — шепотом сказал Гавел и погладил призрака.
Он знал, что сие невозможно, но… ленты призрачных волос струились сквозь пальцы… и волосы были теплыми, и сама она, давным-давно исчезнувшая девушка, вдруг ненадолго ожила:
— Поцелуй, — она просила, глядя в глаза, и собственные ее были ярко-зелеными, травянистыми. — Пожалуйста… всего один поцелуй…
От губ ее пахло той же травой.
И ромашкой.
Она исчезла, прежде чем Гавел успел пообещать, что всенепременно найдет ее могилу. И позаботится о том, чтобы останки должным образом перезахоронили.
А может и к лучшему, что не успел.
На губах остался привкус крови.
И… пускай себе… ему не жаль, а она побыла немного живой.
— Вот бестолочь, — сплевывая красную слюну, сказал Аврелий Яковлевич. Он еще не поднялся, стоял на четвереньках, некрасиво выгнув спину, и слюна не сплевывалась, но нитями стекала на пол. — Другая такая возьмет и выпьет досуха…
— Ага, — Гавел не спорил.
Возьмет и выпьет.
Досуха.
Он был жив, что само по себе было странно и одновременно удивительно. Занемевшие пальцы разжались и проклятое зеркало упало на пол.
Не разбилось.
Но королевич, размазывая юшку по лицу, которое от того стало еще более непривлекательным — а кого и когда красил разбитый нос? — сказал:
— Вы бы поаккуратней, пан ведьмак, уж простите, не знаю вашего имени…
— Гавел…
— А по батюшке? — Его Высочество помогли подняться панночкам. Гавел же смутился, никогда прежде его по батюшке не величали.
Гавелом он был.
Для начальства — Пантелеймончиком. Еще вот паскудиною, песьим сыном или скотиной, бывало, что и похуже обзывали неблагодарные клиенты, но вот чтобы так…
— Полистархович, — ответил за него ведьмак. И поднялся. Ребра ребрами, а был в Аврелии Яковлевиче немалый запас жизненных сил. — Знакомься, Матеуш… а заодно уж рассказывай, бестолочь коронованная, какого лешего ты тут делаешь?
Показалось, королевич смутился.
А ненаследный князь, который сидел на полу, ноги расставивши широко, и когтем на сгибе крыла шею чухал, чухать перестал, но нахмурился и спросил:
— Так он, что… натуральный королевич?
— Натуральный, — подтвердил Матеуш, нос кровящий пальцами зажимая. — Уж простите, панове, что план ваш порушил слегка…
Ненаследный князь фыркнул и, встав на четвереньки, бодро пополз к волкодлаку. Тот, избавленный от колдовкиных сетей, лежал, пристроив клыкастую голову на колени панночки Евдокии, которая эту голову гладила да еще что-то на ухо шептала.
— Но подумалось мне, что ежели так дело станет, то колдовка почует подмену…
— Скажи проще, пороли мало, приключениев на задницу захотелось, — по-своему истолковал сказанное Аврелий Яковлевич. Выпроставшись из палито, он снял и пиджак с атласными лацканами, и жилетку. Рубашку, пропитанную кровавым потом, ведьмак просто-напросто содрал и ею же лицо вытер. — Свербело, значит… на подвиги потянуло… а ежели бы тебя, неслух венценосный, да на этот самый алтарь и положили б?
Матеуш смутился.
Во всяком случае выглядело это именно смущением, и Гавел пожалел, что камеру свою верную, каковая ныне не просто камера, а самый взаправдошний артефакт, оставил в гостинице.
Запечатлеть бы королевича вот таким, чтоб не при полном параде, каковым он народу показывается… без постановки… а в самом, что ни на есть натуральном виде.
Всклоченный и с раннею лысиной, которая ныне видна. Лопоухий. Некрасивый, но меж тем странно притягательный. И лицо это с неправильными чертами приковывает взгляд.
Ракурс хороший.
Надо будет сказать, чтоб снимали его не в анфас, как ныне принято, но в три четверти…
…правда, Гавел сомневался, что к совету его прислушаются.
— Ничего, — Аврелий Яковлевич шел, прихрамывая на левую ногу, прижав к боку ладонь. — Я уж с твоим батюшкой поговорю… объясню, чем оно чревато… ежели тебе приключениев в жизни мало, то он найдет…
— Аврелий Яковлевич!
— Да уж давно Аврелий… Яковлевич, — это ведьмак произнес с некоторой заминкою и поморщился. — Ты тут мир спасаешь… планы строишь, как зло одолеть и родине услужить… а он берет и все по-своему переиначивает…
Матеуш сделал вид, что усовестился и, подойдя к ведьмаку, любезно подставил ему королевское плечико, которое на пробу оказалось не столь хилым, как выглядело. Во всяком случае оперся на это плечико Аврелий Яковлевич в полную силу.
— Рассказывай, остолоп венценосный, — велел он, присовокупив к просьбе обычный свой подзатыльник.
И Матеуш стерпел.
Вздохнул.
Голову потрогал… и то отвык он уже от этакой манеры ведьмака к общению вольному, если не сказать, фамильярному. Конечно, случалось в Матеушевой жизни и подзатыльники получать, преимущественно от батюшки, который полагал, что отпрыска по жизни следует наставлять не только словом. Бывали и розги, правда, редко, в случаях исключительных, в остальном же Матеушевы воспитатели, гувернеры и учителя относились к подопечному с должным уважением. Кроме Аврелия Яковлевича, который, стоило Матеушу напомнить, что он не просто так, а наследник престола, ответил:
— Засранец ты пока, а не наследник. Подрасти еще, а там посмотрим…
И оплеуху отвесил.
Для усиления словесного эффекту.
— Да… нечего рассказывать…
Идея с двойником, которому надлежит сыграть влюбленного Матеуша, с самого начала показалась ему глупой, пусть идею сию одобрил и батюшка, и матушка, а самого двойника, который числился в особом штате, естественно, никто и спрашивать не стал.
Кроме Матеуша.
Нет, изначально двойник выказал полную готовность пойти хоть к колдовке, хоть к Хельму лысому во благо отчизны. Да и что ему еще говорить, когда за эту самую готовность ему платят по ста злотней в месяц? Иные баронства этакого дохода не приносят.
В общем, с двойником пришлось говорить долго, сердешно и для поднятия градуса сердешности использовать особую настойку, каковую Его Величества именовали лекарственной и хранили в глобусе. А Ее Величество делали вид, что о настойке не знают…
На третьей стопке агент поплыл.
На четвертой, вздыхая и охая принялся жаловаться на жизнь, нет, не на службу, она-то была в целом спокойной, благо, в нынешние просвещенные времена покушения на монаршьих особ устраивали редко, а успех они имели и того реже, но… жить во дворце, пусть и на полном пансионе, но и в полной же изоляции, не имея возможности и словом-то перекинуться… вялая переписка с родней, понимание, что все-то письма перлюстрации подлежат…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});