Восточные страсти - Майкл Скотт

— Ну, тогда ничего страшного. Ты согласна? — спросил он весело.

У Линь снова кивнула. Император с видимым усилием поставил ноги на пол и направился к двери. Положив руку на дверную задвижку, он обернулся через плечо к сестре и сказал:

— Если я захочу увидеть тебя за завтраком, Ань Мень, потрудись сообщить, где ты находишься.

Он вышел из комнаты, осторожно притворив за собой дверь.

У Линь вздохнула не без облегчения.

— Мы были на волосок от пропасти, У Линь, — сказала Ань Мень. — Но будь спокойна, работа, которую ты делаешь, является жизненно необходимой для будущего Срединного Царства, а это означает, что ты находишься под моей защитой. Пока я рядом с троном, никто не посмеет обойтись с тобой дурно!

На другом от Срединного царства конце земли стоял удивительный город, который назывался в ту пору Свободным и Ганзейским Городом Гамбургом, — независимый город-государство, одно из самых значительных немецких княжеств. Морской порт, не имеющий равных себе в Германии и процветанию которого завидовала вся Европа, Гамбург был расположен на реке Эльбе, неподалеку от дельты, где она впадает в Северное море. Другая река, Альстер, была не менее важна для города, и считалось, что именно на ее берегах жили самые преуспевающие и знаменитые моряки.

Неудивительно, что дом, возвышавшийся на берегу озера Бинненальстер, одного из крупнейших городских озер, был хорошо знаком судовладельцам и судостроителям всего мира. Отстроенный в стиле замка времен раннего Ренессанса, этот дом служил головной конторой корабельной корпорации фон Эберлингов, и с его верхних этажей было видно немало стоящих на якоре в порту кораблей, среди которых и бриги, и сверхсовременные суда, приводимые в движение паровой силой.

Хотя фон Эберлинга в Гамбурге знали все, и многие в городе работали на верфях и доках, о деятельности и о руководстве корпорации было известно крайне мало. Объяснялось это тем, что барон Рудольф фон Эберлинг, глава фирмы, избегал любых контактов. В беседах со своим компаньоном и членом правления корпорации полковником Грацем он частенько повторял: «Бобер никогда не рекламирует строительство плотины, а спокойно принимается за работу и доводит дело до конца».

Члены совета директоров знали, что Руди фон Эберлинг на редкость амбициозен, и потому были не слишком удивлены, когда на одном из собраний он посвятил их в детали своего плана.

— Господа, — начал он, — я с интересом наблюдаю, как англосаксы набирают себе самые сочные и нежные плоды со стола дальневосточной торговли. Создается впечатление, будто Америка, и особенно Великобритания, овладели чуть ли не монополией на китайскую торговлю. Увы, мы не можем составить им конкуренции.

— А все потому, — вставил полковник Грац, — что в нашей флотилии нет клиперов, а цены на них просто заоблачные.

— И, однако, — продолжал барон, — я знаком со многими нашими соседями из Голландии и Франции, которые изрядно набили карман на торговле с Востоком. Я даже знаю два-три гигантских состояния, сколоченных в маленькой и бедной Португалии. Я хочу, чтобы компания фон Эберлингов занялась бы наконец столь прибыльным делом. С другой стороны, мы не можем позволить себе расходовать огромные средства, утверждаясь на восточном рынке.

— Это очень важное обстоятельство, и я рад, что вы не обошли его стороной, господин барон, — заметил один из членов правления. — Мы процветаем, несмотря на ограниченность наших средств, и, полагаясь на природную германскую смекалку и проницательность, добиваемся результатов, для достижения которых другие народы тратят огромные суммы в серебре и золоте.

— Совершенно верно, — ответил барон фон Эберлинг. — Итак, при содействии господина Граца я разработал один несложный план.

Напряжение в комнате возрастало по мере того, как члены совета директоров впитывали, слово за словом, план, созревший в голове барона. Когда он закончил, многие из них удовлетворенно закивали головами.

— Предупреждаю вас, господа, что осуществление моего плана потребует расходов. Если мы хотим добиться своего, то все должно быть сработано на совесть, даже с определенным вкусом.

— Однако, — с ледяной улыбкой добавил полковник Грац, — эти расходы — лишь малая часть тех средств, которые нам придется потратить, если мы примем иное решение. Успех же нам фактически гарантирован.

— Я должен попросить совет проголосовать за одобрение плана, — объявил Рудольф фон Эберлинг. — Это, конечно, только формальность, но она необходима.

Без дальнейших обсуждений схема получила единодушное одобрение. Через некоторое время совещание закончилось, и барон в сопровождении полковника Граца направился в свои расположенные в башне апартаменты.

— Леди в скором времени прибудет сюда, — сказал барон. — Мне было ясно, что директора нас поддержат, и я послал за ней.

— Насколько я понимаю, она уже сейчас неплохо здесь устроилась, — пробормотал полковник.

Барон заглянул через плечо компаньона в свой кабинет и снисходительно засмеялся.

— Почему бы и нет? Знаете, я не могу ее всерьез за это винить; она же не совсем чужая в этом доме. Как долго я веду с ней знакомство, полковник?

— Три месяца и одиннадцать дней, господин барон, — осторожно проговорил Грац. — Потом, когда между вами наметился разлад, я… гм-гм… освободил вас от этого бремени, и мое собственное близкое общение с ней продолжалось еще шестьдесят семь дней.

На подушках в кресле кабинета барона фон Эберлинга не то полусидела, не то полулежала совсем юная особа, которая наблюдала за приближением мужчин с выражением неприкрытой иронии, застывшим на пухлых ярко-красных губах и во взгляде зеленых глаз, чей цвет и размер был подчеркнут умелым применением косметики. Ее огненно-рыжие волосы спутанными дебрями покрывали плечи, но то, что казалось небрежностью, па самом деле было тщательно исполненной работой. Ее одеяние давало возможность во всей красе представить достоинства ее роскошной фигуры, — казалось, ее вполне устраивало, что грудь была почти наполовину выставлена на обозрение, а разрез на юбке, позволявший ознакомиться с ее точеными коленками, попирал всяческие нормы.

Ее длинные, острые ногти были покрыты ярко-малиновым лаком, сочетавшимся с цветом губной помады. В тонких, изящных пальцах, форма которых терялась в свечении алмазных и рубиновых колец, она держала кальян слоновой кости, покрытый резьбой. В его отверстие была вставлена сигарета с крепким турецким табаком. Леди была одной из немногих европеек, курящих табак, и ходила молва, что привычку эту она усвоила в Константинополе, где была ни много ни мало фавориткой султана Оттоманской империи.