Время Оно - Михаил Успенский

Из этих стражей получились волхвы-неклюды. Оттого волхвы и теперь жили часто поодиночке, а среди людей им становилось не по себе. Да и людям с ними не по себе было.

Другие караульщики не искали в небе птиц да зверей, а попросту считали звезды. Сперва пальцы загибали на руках и ногах, а когда пальцев перестало хватать, придумали дюжины и десятки. Узнав, сколько в небе звезд, они по привычке стали считать охотников, женщин, детишек, убитых зверей, копья, дубинки, луки и стрелы. Потом надумали помаленьку торговать. Так и возникли купцы.

А те, кто смотрел в огонь, видели в языках пламени разные картины — о сотворении мира, о битвах богов и великанов, о подвигах великих героев. Потом они своими словами пересказывали соплеменникам все, что видели в огне, а когда слов не хватало, составляли их сами. Так появились сказители.

А некий пророк предсказал, что вернутся еще времена, когда всем умным и толковым людям снова придется пойти в ночные сторожа и хранители огня…

«Все верно, — мыслил Жихарь, перескакивая через очередную павшую лесину. — Оттого, видно, и теперь дураки спят сладко и крепко, а умные полночи ворочаются с боку на бок. Им думушки голову сверлят, спать мешают».

Надо было поспеть к Беломору, опередив кабатчика с дружиной. Старик мудрый, он враз разберет, кто подлинный богатырь, а кто чужую славу присвоил.

Только ведь неведомо, где нынче располагается речной остров с Беломоровой избушкой. Может, старику грохот водопада надоел, он и перебрался куда-нибудь в низовья… Или, наоборот, в верховья…

А с чего это вдруг пустоглазому кабатчику Беломор понадобился? Или сообразил, что Жихарь туда непременно наведается? Как бы не навредил старику, надо ходу прибавить…

Ходу он прибавил, но все равно уже начало темнеть. Вроде и недолго богатырь гостевал под водой, а времени на самом деле прошло много. Под водой ведь и движешься медленнее, и думаешь тихо… Не мог Мутило сразу про Невзора с дружинниками сказать! Правда, тогда бы и озера не выиграл, а оно в дороге лишним не будет…

— Батюшка бор! — взмолился наконец богатырь. — Выведи меня к старому волхву короткой тропой! Сам видишь — беда может случиться. Я ведь пеший, а они на конях! Понимаю, что надоело тебе со мной возиться, да дело уж больно срочное!

Верхушки вековых деревьев зашумели — глубоко вздохнул батюшка бор. Но не отказал — где-то впереди загудел дикий шмель, Жихарь понял, что это ему знак, и побежал на гудение. Там и в самом деле оказалась под ногами чистая тропа, освещенная закатным солнцем. Свету становилось все меньше, тогда по обе стороны тропы засвистели по-утреннему птицы, зачирикали белки, чтобы не свернул случайно богатырь в сторону. Вечером шмелю летать холодно, ему положено в это время спать — поэтому шмеля впереди сменил здоровенный светляк, Жихарь таких сроду не видел в здешних краях.

«Ладно, что еще Купальская ночь не наступила, — думал Жихарь. — А то бы я тут побегал! Кто бы мне позволил!»

В Купальскую ночь, как известно, природа вовсе не желает знать человека, а хочет пожить по своим законам, многие из которых людям неведомы вовсе и вряд ли когда-нибудь станут ведомы. Правда, отчаянные старушки (жизнь-то, считай, прожита!) осмеливаются забредать в чащу, разыскивая чудесные травы, которые как раз набирают самую силу. Не менее отчаянные безденежные, вроде Жихаря, молодцы тоже лезут сдуру в лес, мысля отыскать цветущий папоротник и найти с помощью Жар-цвета несметные клады. И что любопытно, старушек-травниц лес чаще всего отпускает по чести и с добычей, а молодцев поминай как звали. Лес ведь тот же зверь — не злой и не добрый, а сам по себе. Надо только знать, как ему угодить.

Жихарь знал, поэтому и выбежал в конце концов на крутой скальный речной берег. Звезды уже купали отражения свои в речных волнах, то же самое делал и месяц, напрасно надеясь отмыть пятна и знаки на белом лице.

Светляк-великан на прощание облетел богатырскую голову, помахал крыльями и подался по воздуху назад, в чащу, приманивать на свой мертвенный зеленый свет невесту.

Жихарь лег на краю обрыва и начал всматриваться вдаль. И чем больше всматривался, тем крепче невидимая лапа сжимала и теснила сердце. Напрасно успокаивал он себя, что Невзор — ведомый трус и не осмелится причинить вред грозному волхву. Ах, надо было этому черному нищеброду не последний грош отдавать, а башку развалить, да что уж теперь…

Богатырь почему-то был уверен, что зловещий побирушка поехал вместе с кабатчиком и дружинниками.

Спускаться к реке в темноте было делом немыслимым — голову свернешь запросто, и батюшка бор не поможет, потому что скалы и река не в его ведении. А если применить Медленное Слово да прыгнуть во тьму? Соблазнительно. Только вдруг вместе со славой Жихаря покинули и все чары? Сам пропадешь и старика не выручишь… И веревки нет. Да и место незнакомое…

Жихарь привел наконец колотящееся от бега и тревоги сердце в порядок и прислушался. Вода на порогах шумела по левую руку. Ежели остров Беломора на прежнем месте, до него не так уж далеко, и днем он был бы вполне доступен глазу. Ночи нынче короткие, но и за это время может произойти многое.

Многое и произошло, и речной остров стал доступен глазу еще до рассвета. Багровый всполох взметнулся над рекой, осветив и намытую отмель, и корабельные сосны на острове — стволы их отсюда казались не толще лучинок. Пожар бушевал как раз в самой середине Беломоровых владений, там, где стояла колдовская изба, бывшая внутри гораздо большей, чем снаружи.

Жихарь зарычал и стал кулаками колотить по камням, круша и ломая их в щебенку. По бритым щекам покатились слезы, чего он никак уж от себя не ожидал.

— Ничего, — сказал Жихарь сам себе. — Это он их проучить решил. Может, Будимир ему помогает, — добавил он с сомнением.

И вдруг встал, отошел от обрыва на несколько шагов, разбежался как следует и полетел вниз, на верную погибель.

…То ли наговорный платок помог ему, то ли под скалами, как часто бывает, речные волны нарыли глубокую яму. Богатырь вынырнул, хватая ртом воздух, и поплыл вдоль берега, время от времени цепляясь за невидимые камни. Потом, когда стало возможно, выбрался на берег. Вода стекала с него потоками, только платок, повязанный на шее и таивший в себе озеро Гремучий Вир, по-прежнему оставался сухим.

«Эх, дубину-то я оставил!» — пожалел Жихарь, скача на одной ноге и вытряхивая реку из ушей.

Бежать вдоль берега не пришлось, а пришлось идти шагом, чтобы не переломать ноги между камней. Все равно уже свершилось все, чему положено было свершиться. К острову он вышел вместе с солнцем. Постоял на берегу, поглядел, как дым смешивается с утренним туманом. Потом пошел вброд через протоку.