Упраздненный ритуал - Чингиз Абдуллаев

— У вас, очевидно, работают не самые лучшие интеллектуалы.

— Вот именно, — кивнула она, — интеллектуалы. Занимаются полиграфией, а сами ни черта не смыслят в писателях. Вот о материалах для обложки или о красках они могут говорить часами. Или о ценах на бумагу.

— А уйти вы не можете, — закончил за нее Дронго, — другой работы сейчас нет.

— Конечно, нет. Иначе бы давно на все плюнула и ушла.

— С мужем отношения поддерживаете?

— Нет. Давно разошлись. Три года назад. Мой брак был ошибкой. Еще что-нибудь интересует?

— Ваши бывшие одноклассники вспоминали, как он приезжал к вам на встречу. Перед тем, как вы уехали в горы.

— Ну вот тогда последний раз и встречались. Он оказался слабым человеком, пил сильно, в общем, что говорить. Сейчас даже о дочери редко вспоминает.

— Девочка живет с вами?

— Нет, с бабушкой, моей матерью.

— Извините меня за следующий вопрос. У вас были близкие отношения с Керимовым?

Она посмотрела ему в глаза. Что-то мешало ей соврать. Или, как обычно, схамить.

— Я должна обязательно отвечать?

— Желательно.

— Не можете успокоиться, пока не устроите мне душевный стриптиз, — она вздохнула, — ладно, скажу. Только жене покойного не сообщайте. Пусть думает, что он был ангелом. Не был он ангелом. И я ангелом не была. Достаточно? Или нужны подробности?

— Не нужны. А с Габышевым?

— Что с Габышевым? Можно подумать, что вы ничего не знаете. Вчера ваших стукачей Вова засек в ресторане. Знаете ведь, где я была этой ночью.

— Вы были с ним, — сказал Дронго.

— Вот именно. Мы с ним старые друзья, такие старые, что иногда кажемся друг другу мужем и женой.

— Вы с ним давно встречаетесь?

— Давно. Еще до замужества. Только я при муже ни с кем не встречалась. Думала, выйду замуж и буду нормально жить. Куда там. Невезучая я, наверное. Это я Вове со своим мужем изменила. Он ведь моим первым мужчиной был, а я — его первой женщиной. Вся школа следила, как мы встречаемся. Потом мы поссорились, и он уехал. А я назло ему замуж вышла за такого фендрика. Ну а потом пожалела. Поэтому вы меня больше про Вову не спрашивайте. Он тоже не ангел. Только среди наших ребят убийцы не может быть, это я точно знаю. Нет у нас таких нелюдей. Нет. Это кто-то нарочно делает, чтобы ребят подставить. Никто из наших на такое не способен.

Дронго заметил движение Вейдеманиса и кивнул ему, давая возможность задать вопрос.

— Госпожа Кирсанова, — спросил Эдгар с характерным прибалтийским акцентом, — а вы не интересовались, где именно работает ваш муж?

— В фирме какой-то. Водой торгуют. А почему вы спрашиваете? — она повернулась к нему. Этот человек, говоривший с акцентом, был ей интересен.

— Вы только что сказали, что никто из ваших ребят не мог на такое пойти. А если убийца — кто-то со стороны? Он, например, знает, что вы встречались с Габышевым или с Керимовым. Или не знает точно с кем, но злится, видя ваши отношения с бывшими одноклассниками. Творческий человек, бывший режиссер, а вы его оттолкнули. Да, похоже, никогда и не любили. Даже встречаться с ним не хотите. Может, он взял нож и решил таким необычным способом отомстить вашим одноклассникам. Как вы полагаете?

— Мой муж? — она замерла, задумалась, потом решительно тряхнула головой:

— Никогда. Никогда в жизни. Он на такой поступок не способен. Для этого силу нужно иметь особую. Или злобу. А у него нет ни силы, ни злобы.

— Может быть, после того как вы его бросили, силы появились? Он ведь театральный режиссер, — настаивал Эдгар, — мог загримироваться и придти сюда. А потом убить Керимова.

— Загримироваться мог, — задумчиво сказала она, — но зачем он тогда убил Олега Ларченко или Эльмиру Рамазанову? Они-то тут при чем? Нет, мой бывший муж на такое не способен.

— Может, он ревновал вас к ним? — настаивал Эдгар.

— К женщине? — улыбнулась Светлана. — Не думаю, что я опустилась до такой степени.

Вейдеманис умолк. Он посмотрел на Дронго и на Ахмедова, словно давая понять, что исчерпал свои вопросы.

— Спасибо, Кирсанова, — поспешно сказал Ахмедов.

Она поднялась. Неожиданно Дронго подошел к ней.

— Когда вы сейчас говорили об убитых, вы не назвали Самедова. С ним у вас тоже были близкие отношения? Если можно, я прошу вас ответить искренне.

— Хотите узнать, какая я дрянь? Да, один раз. Я его тогда просто пожалела. Как раз за день до его дурацкой смерти. Я как чувствовала, что мы можем с ним никогда больше не увидеться.

— До свидания, — Дронго повернулся к ней спиной.

Когда она вышла, Ахмедов спросил:

— Будем допрашивать остальных? Остались только двое — Лейла Алиева и Леонид Альтман. Оба врачи.

— Врачи, — кивнул Дронго, — и оба прекрасно знают, куда нужно ударить человека, чтобы убить его наверняка. Давайте начнем с мужчины.

Глава 12

Альтман вошел в комнату, протирая очки. Он ждал дольше других и видел, как возвращается с допроса заплаканная Ольга, взволнованная Света, напуганный Фазиль, расстроенный Раис, мрачный Владимир. Он видел их всех и поэтому вошел в комнату уже подготовленным к испытаниям.

— Вы хорошо знали Керимова? — с порога спросил его Ахмедов.

Он тоже поднялся, ему надоело сидеть, захотелось размяться. А Дронго, напротив, прошел к своему прежнему месту и устало сел, слушая, как Ахмедов допрашивает вошедшего Альтмана.

— Знал, конечно. Мы с ним вместе учились.

— Вы с ним дружили?

— Не совсем, — чуть подумав, ответил Альтман, — я понимаю, что сейчас нужно говорить по-другому, но мы были только одноклассниками. У него был свой круг общения, у нас свой.

— У кого это «у нас»? — сразу всполошился Ахмедов. — Что значит «свой круг общения»? О чем вы говорите?

— Вы же все прекрасно понимаете. Он был прокурором, а я всего лишь доцентом. Такие люди обычно не общаются. Конечно, мы встречались, говорили друг другу приятные слова, но и только. Игорь был слишком значительным человеком, чтобы встречаться с каждым из своих одноклассников.

— А вот Магеррамов говорит, что они часто встречались.

— У них были пересекающиеся интересы, — улыбнулся Альтман, — я же говорил, что Игорь общался только с себе подобными. Жаль, что его убили. Он был неплохим человеком. В отличие от большинства наших прокуроров, с ним можно было хотя бы поговорить. Очень жаль, что все так получилось.

— Кто, по-вашему, мог его убить? — спросил Ахмедов. — Вы же знаете всех ваших ребят. Кто это мог сделать?

— Мы уже не ребята, — задумчиво сказал Альтман, — мы уже давно взрослые. У каждого своя жизнь.

— Вы хотите сказать, что мы должны подозревать каждого?

— Нет, конечно. Я просто хотел сказать, что мы давно вышли из детского возраста, и теперь каждый отвечает за себя и за свою жизнь сам.

Дронго улыбнулся. Ему нравился этот философствующий врач.

— Когда погас свет, вы были в конференц-зале? — спросил Дронго.

— Да, мы уже успели подняться наверх. Потом, конечно, спустились. Не могу понять, как это произошло. Игорь был сильным человеком. Не каждый мог бы с ним справиться.

— Значит, вы уверены, что убийцей был сильный мужчина? — уточнил Ахмедов. — Вы на этом настаиваете? — Я не знаю, как его убили.

— Ударили ножом в шею, — пояснил Ахмедов, — а потом втащили в туалет. Видимо, убийство произошло в темноте, и Керимов не успел среагировать. Хотя его убили у окна, а там было достаточно светло, чтобы разглядеть нож в руках убийцы.

— Ножом могла ударить и женщина, — заметил Альтман, — для этого не обязательно нужен мужчина. Если ударили в темноте и неожиданно, то Игорь мог и не увидеть убийцу.

— Как вы думаете, Альтман, если ударить в артерию, можно избежать пятен крови? — спросил Дронго.

— Если убийца стоит прямо, то вряд ли. Только если он ударит сбоку. И то на несколько секунд. Нужно сразу отскочить. Хотя для жителя Баку это не проблема.

— Что вы имеете в виду? — нахмурился Ахмедов. — Хотите сказать, что у нас столько убийц?

— Нет, конечно, — засмеялся Леонид Альтман, — конечно же нет. У нас самые добрые люди в мире. Но в городе многие знают, как резать баранов. Вы ведь знаете, сколько баранов режут на курбан-байрам. Традиционное жертвоприношение. Я всегда удивляюсь, почему не говорят людям, что это был древний иудейский обряд. Бог приказал Аврааму убить сына своего Исаака, но в самый последний момент отвел руку его, послав жертвенную овцу, которую Авраам заколол вместо сына. Конечно, этот обряд внешне малопривлекателен, но какая прекрасная идея — чтить Бога превыше всего на свете, а Бог в милости своей спасает твоего сына, заменяя его заклание жертвенной овцой. Не нужно считать, что я против праздника. Я же еврей, а этот обычай был еще у древних иудеев. Просто я считаю, что в городе очень много специалистов, которые могут перерезать горло барану и не испачкаться кровью. Для этого не обязательно быть врачом. Вы ведь наверняка думаете обо мне. Но я врач, а не мясник.