Сиамские близнецы - Лариса Захарова

Разумеется, мое покровительство Семенову и его друзьям, мои собственные посещения полкового марксистского кружка, который по моему предложению официально значился кружком по изучению российской словесности, рано или поздно вскрылись бы. Да бог спас. Поступил я наконец в Академию Генштаба. Семенов был рад за меня. Образованные, говорил, офицеры будут крайне нужны революции. И польза моя революции обернулась тем, что ушел я с Врангелем, помогал кое-чем Фрунзе, работая в штабе генерала Кедрова, так до Крыма и дошел… Словом, до самой смерти Врангеля я шел его дорогой и, как мог, информировал о ней сам знаешь кого. А теперь тут. Стране нужна правда, чтобы жить, чтобы выжить, — добавил Багратиони после паузы. — И моя героическая Мария Петровна с дочками, Ниночка ведь в девятнадцатом родилась, шли за мной этой тяжкой дорогой. До сих пор княгинюшка не ведает, чем дышит супруг на самом-то деле. Карточными долгами попрекает, ибо управляющий из имения уже ничего не пришлет… За девочек боится. Говорит, выйдут они замуж на чужой стороне, и будут у нас не внучата, а мистеры и мисс…

Нина остановила лошадь на повороте аллеи и терпеливо ждала, когда подъедут мужчины. Было видно, девушка уже утомилась.

— Поезжай, дорогая, переодевайся, — сказал Багратиони дочери, — мы с мистером Дорном сделаем еще несколько кругов.

Когда Нина направилась к конюшням, Багратиони сказал:

— Дост в Берлине. Но связан ли его внезапный отъезд с удачным похищением досье, я сказать не могу.

Прогулка заканчивалась. Спешиваясь, Багратиони сказал, оглянувшись на дочь, стоящую у калитки:

— Так что пишите, сэр, письма, подтверждающие ваши симпатии моей семье. Шифр тот же. А вообще ваше мнение по поводу иденовского меморандума близко к моим сведениям. Но информацию, выстроенную только на умозаключениях, советую в Берлине продвигать очень осторожно, крайне осторожно. Только под давлением. Сами не пережмите. Нам выгодно, чтобы немцы приняли подобную информацию. Пережмете, ее посчитают «дезой», и вы не оберетесь неприятностей. Простите старика за поучения…

XVI

Лей недоумевал. Похоже было, будто двум агентам предоставили случай продемонстрировать свои возможности, но при этом эффективность их усилий оказалась равной нулю.

Когда появился Дост с бюваром Идена, в бюваре лежало три подлинных документа. Записка какого-то клерка о том, что следует делать Германии далеко идущие уступки, дабы лишить ее повода прибегать к насильственным методам, что следует согласиться на установление Германией экономического господства в Центральной и Юго-Восточной Европе. Второй документ — докладная главного экономического советника Форин офис Эштона-Гуэткина министру о целесообразности оказания финансовой поддержки Германии, возвращении ей части бывших колоний, расширении торговых англо-германских соглашений с целью торговой изоляции России. Конечно, подумал Лей, начальству будет приятно подержать в руках подлинник такого документа. А от третьего документа — всего одна страничка, притом последняя — и это была страничка меморандума Идена! Вот это да, сказал себе Лей, и следующей его мыслью было — лучше бы этой страницы вообще не существовало. Но он тогда еще не подозревал, какими неприятностями обернется эта история.

Дост был поражен не меньше Лея. Мямлил, что меморандум Идена лежал в бюваре целиком… Тогда что произошло? Подменили портфель? Подменили бювар? В бюваре оказались не те бумаги? Лей вызвал из Лондона Дорна.

Дорн заявил, что он лишь заказывал бювар, идентичный изображенному на переданной ему Достом фотографии. И это было его единственной обязанностью на завершающем этапе операции. Бювар Дорн отдал Досту в срок.

— Послушайте, Дорн, прежде чем нас вызовут к начальству, я все-таки хотел бы прояснить для себя некоторые вопросы. Ведь нам придется защищаться, — Лей вскинул на Дорна изучающий взгляд. — Черт знает что произошло у вас с этим досье. Последняя страница, записочки, а где весь документ? Почему он попал к Досту в укороченном виде? Вам не кажется это странным?

Дорн внимательно смотрел на Лея, слушал его и думал: «Операция расценена как провалившаяся; он готовится к взбучке, — удивился: — Неужели Лей ищет во мне союзника?»

— Скажите, Дорн, вы сознательно заняли в «Сиамских близнецах» пассивную позицию? Вы полагали, что эта операция обречена на провал? Поэтому?… Признаться, и я был склонен так думать. — Лей, похоже, говорил искренне.

— Не представляю, что руководство может поручить агентуре заранее обреченную на провал операцию, — спокойно ответил Дорн. — Чтобы скомпрометировать исполнителей? Я не допускаю подобной вероятности. Но от неудачи не гарантирован никто.

Лей поерзал в кресле. Ему очень не понравилась фраза Дорна о компрометации исполнителей. Этот выскочка будто читает его мысли.

— Стало быть, вы считаете, — сказал Лей вкрадчиво, — что итог операции — неудача? И только? В таком случае я повторю свой первый вопрос: вы сознательно заняли пассивную позицию? И если вы так уверены в порядочности руководства, не ваша ли пассивность оказалась причиной неудачи?

— Я понял, что вас настораживает. Стало быть, я слишком доверился Досту. А он практически не допустил меня к финалу работы. Свою роль в операции я бы вообще назвал технической. — Дорн смотрел в упор.

— Однако, — хмыкнул Лей. — А раздвинуть рамки этой роли заранее отказались?

— Этого я не говорил. Я прекрасно понимаю, что, разрабатывая подобные операции, следует иметь несколько вариантов их исполнения, может быть, исключающих друг друга. Тем я и занимался, но…

— Не заговаривайте мне зубы! Вы, очевидно, умышленно ничего не сделали.

— Чего же я не сделал? — возмущенно спросил Дорн, его возмущение было возмущением добросовестно поработавшего человека, которого облыжно обозвали трутнем, и Лей почувствовал это, промолчал.

Дорн продолжил напористо: — Вы прекрасно знаете, штандартенфюрер, условия моей работы в Лондоне. Да, на меня и барона Крюндера спецслужбы Королевства смотрят сквозь пальцы, отлично понимая, что стоит за моими досками и нансеновским паспортом барона, так же как и наши соответствующие органы смотрят на какого-нибудь англичанина, выдающего себя за торговца датским сливочным маслом. Но до тех пор, пока «датчанин» не затронет интересы рейха. И на меня смотрят сквозь пальцы, пока я кручусь возле досок и фон-лампеновской «Лиги», ибо бороться с III Интернационалом не грех. Я это говорю, чтобы еще раз напомнить вам, что не могу работать в открытую, завязывать в открытую те связи, которые покажут, что мои интересы куда шире борьбы с большевизмом. Мне для «Сиамских близнецов» были бы, наверное, нужны выходы на дипломатические и правительственные круги, но зачем дипломаты и члены парламента лесоторговцу? Не насторожило бы нас с вами, если бы какой-то «датчанин»-маслобойщик искал контакты с Лаллингером? Нет? Я позволю себе усомниться. Безусловно, я ищу контакты. И они у меня намечаются, складываются. Но я работаю на перспективу, ибо постоянно помню, какие задачи скоро встанут перед службой безопасности рейха, и для их исполнения мне важно не сгореть на ерунде, я не имею права рисковать.

— Ради досье министра иностранных дел можно и рискнуть! — воскликнул Лей. — Это не ерунда! «Сиамские близнецы» разрабатывались службой безопасности тоже, и, будет вам известно, в успехе операции заинтересован рейхсминистр Геринг!

— Согласен. Но я рисковал. Когда Скотланд-Ярд начнет искать похитителей, с чего он начнет? Вы это знаете, штандартенфюрер…

— Да, — согласно кивнул Лей, — они начнут искать изготовителей копии бювара, а через них — заказчика…

— У меня есть выход на случай, если придется объясняться с английскими бобби. Есть. С просьбой об изготовлении бювара по образцу обратились именно ко мне, потому что у меня есть знакомства среди русских эмигрантов, которые ищут заработок, одна из златошвеек — моя любовница, и я помог ей найти этот заработок.

— Она ваша любовница? — усмехнулся Лей.

— Нет, конечно, — с усмешкой ответил и Дорн. — Но это неважно. Важно другое — я не знал, зачем нужен бювар. Но потом я буду вынужден сказать, кто просил меня о содействии. И разумеется, я не назову имени барона Крюндера. Я скажу о мистере X, который за неделю до описываемых событий утонул, не справившись с управлением яхтой.

— Что ж, похвально. Но почему у Доста оказалась только одна страница текста? Где остальные?

— Я не видел документа, я и Доста не видел после того, как отдал ему бювар.

— Скажите, Дорн, как все-таки Досту удалось договориться с тем чиновником? Найти его?

— Деньги — все еще сила.

— А вы не знали, к кому обращался Дост?

— Мы с Достом решили, что мне лучше не знать — на случай неудачи.

— Не знаю почему, Дорн, но мне ваша пассивность в этом деле очень не нравится, — Лей выразительно посмотрел на Дорна.