Путешественник по Изнанке - Дмитрий Александрович Билик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Забавнее всего, что Деда, в миру Тимофея Ивановича Трепова, Даниил знал еще с детства. И Агата была с ним знакома. Тот часто приходил к ним на праздники, дети сидели на коленках у этого мужчины с орлиным взглядом и лохматыми, будто разлетевшиеся в разные стороны птицы, бровями. Было в нем что-то притягательное, таинственное. Это уже после Шуйский понял, в чем причина. В хисте Деда.
Но тогда Трепов играл с непоседливыми детишками, веселился, и те отвечали ему детской, пусть и мимолетной, как свежий бриз в самую жаркую пору, любовью. Еще не зная, что Дед присматривает будущих рубежников для своих целей. Для Созвездия.
И когда пришел час, позвал. Сначала Агату, а намного позже, когда Даниил и мечтать уже не мог, Шуйского. Помнил кощей тот день, как сейчас. Собрались тут же, всем созвездием. Агата ослепляла красотой, Виктор будто бы еще не сверкал лысиной, разве что Старик был так же дряхл. Сколько лет прошло, а точно в другой жизни было.
Шуйский еще раз огляделся вокруг. Присматривает Дед за этим местом, хорошо присматривает. Для тверских чужан Аваевская богадельня — давно заброшенный особняк, выкупленный каким-то причудливым бизнесменом. Стоит себе, затянутый фальшфасадом, редко кто укоризненно покачает головой, проходя мимо. Посмотрит со вздохом на разрушенный угол башни с шатровым верхом. Да и только.
На деле здание в прекрасном состоянии. Паркет отциклеван и свеж, хоть прямо сейчас здесь балы проводи, окна намыты, на резных столиках, поверх которых стоят пузатые венецианские вазы, ни пылинки.
В последний раз они собирались здесь перед тем, как убить Спешницу. И тогда Даниил чувствовал себя не в пример увереннее, чем сейчас. Ныне взгляд его тревожно следил за каждым движением Деда. Не порывисто ли он шагнул, не указал ли рукой именно в его сторону?
Даниил не сказать, чтобы боялся Протектора Ордена. Старик был большей частью справедлив. Однако вместе с тем временами и жесток. Он не имел любимцев, к каждому относясь с величайшей долей строгости. Дед даже не похвалил Шуйского, когда тот вызнал про реликвию. Даниил сто раз пожалел, что сказал Трепову об артефакте. Нашел бы способ завладеть вещицей сам. В крайнем случае, взял бы с собой Агату, исключительно как помощницу.
Конечно, маловероятно, что Дед завладеет реликвией. На то они и Орден, где Протектор является чем-то вроде председателя собрания, но полной власти у него нет. Он не князь, не царь, даже не чужанский правитель. Каждый из Созвездия волен говорить, что думает, более того — бросить вызов действующему управляющему. Вот только знал Шуйский, что никто за ним не пойдет. Не соберет он трех голосов, необходимых для переизбрания.
Старик — ближайший друг и соратник Деда. Знакомы они не одну сотню лет. Многое прошли, а соли вместе столько съели, что у обычного чужанина давно бы почки отказали.
Виктор Трепова боится, как черт ладана. Хотя сравнение неудачное, черти боятся чертополоха, а никак не ароматическую смолу. Опасался Виктор и Шуйского, но вместе с тем ненавидел. Не то, чтобы тайно. Даниил вот об этом знал. И отвечал Лантье тем же.
Кто остается? Агата? Наверное, вот единственная, кто мог бы поддержать его. Давно, но не сейчас. Да, они дружили, насколько вообще могут дружить два кощея. Товарищества между рубежниками — вещь весьма условная. Не было такой выгоды, на которую бы Ильинская пошла ради Шуйского, чтобы поссориться с Дедом.
Вот и получалось, что у Даниила имелось множество амбиций, которые он не мог ничем подкрепить. Да, считался он самым решительным, сообразительным, а порой и безрассудным среди остальных. Иногда на такие шаги шел, которые другие посчитали бы глупостью. Однако не делал никогда промашек. Оттого ему многое и прощали. Прежде…
Дед махнул рукой, и Старик, стуча тростью, зашагал к круглому столу. Шуйский раньше думал, что это такая насмешка Трепова над всеми тайными Орденами. Круглый стол, меч в камне и прочая ерунда. Пока не узнал от Агаты правду. Дед искренне считал членов их общества самыми, что ни на есть рыцарями.
Даниил сел на свое место, скрестив руки в замок. И искоса следил, как Дед устроился на стуле, не сводя взгляда с Шуйского.
— Ну что, не буду ходить вокруг да около… — начал Трепов. — Наша миссия под серьезной угрозой. Захожий, который забрал хист Спешницы, уже ведун.
Он замолчал, обведя присутствующих тяжелым взглядом. Шуйский кожей ощущал на себе чужой промысел. И все гамму чувств, которые тот вызывал в нем. Недаром некоторые за спиной называли Деда «всевидящим» или «многоглазым», явно отсылая к старому мифу об Аргусе1.
В бытность ведуном выдержать взгляд Деда было практически невозможно. Да и сейчас, уже став кощеем, для Даниила подобное было неприятным занятием.
— Вы знаете, что из-за последствий применения Нити Судьбы, вопросом с дальнейшей судьбой захожего занимался Даниил. Можно сказать, что он не справился. Даже подосланный перевертыш, обращаться к которому было верхом неблагоразумия, исчез, растворился в Выборге. Надеюсь, он мертв, а не сбежал.
— Я… — подал было голос Шуйский, подняв голову.
И тут же понял, что сделал это зря. Черный, как сама смерть, ужас, накатил на него, когда он встретился с двумя горящими углями на лице Деда. Глаза прожигали насквозь. От них невозможно было оторваться.
На Даниила накатила такая тоска, что хотелось выйти в окно прямо сейчас. Жаль, что они всего лишь на втором этаже и умереть он не сможет. Впервые за свою жизнь Шуйский по-настоящему испытал на себе не только хист Трепова, но и его кощеевскую способность.
Деду хватило благоразумия не вторгать Даниила в пучину отчаяния и безумия. Взгляд, который одновременно окатил Шуйского с головы до ног ледяной водой, а после обдал жаром лесного пожара, от которого не скрыться, длился не более нескольких секунд. Однако Даниилу показалось, что он много часов бродит в бесплодных попытках выбраться из огромного лабиринта. Никогда прежде Трепов не «смотрел» на Шуйского подобным образом.
— Мне не важно, сколько кто приложил сил и что сделал, — отчеканил Дед. — Важен лишь результат. Другие члены предлагали наказать провинившегося…
Шуйский с ненавистью посмотрел на Старика. Потому что понял, кто эти «другие». Агата бы не посмела, Виктору
