Княжий человек - Дмитрий Александрович Билик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он налил в прозрачную рюмку какую-то мутную жидкость, отдаленно напоминающую самогон. Я понюхал. Пахло хреном и травами. Интересно, какой хист у Василя? Может, что-то связанное с готовкой. Но да он не ратник, потому в жизни не признается.
— Гриша, выходи.
Бес вышел из портсигара, чуть почесываясь и смущенно оглядываясь по сторонам. Вот уж не знал, что Григорий может краснеть. Но, видимо, в нынешних обстоятельствах быть звездой ему явно не хотелось.
Правда, как только бес почувствовал запах алкоголя — в данном случае можно было бы даже высокопарно сказать «услышал» — как все изменилось. Морщины на его лице разгладились, ноздри затрепетали, губы задрожали.
Есть моменты в жизни, ради которых мы преодолеваем любые препятствия и трудности. У нормальных людей это называется четко поставленными целями. В случае Гриши ответ был другой — алкогольная зависимость.
— Можно, — сказал я.
И бес, в лучших традициях хорошо выдрессированной собаки, опрокинул в себя напиток. Медленно, словно понимая, что подобной роскоши еще скоро может не предвидиться. И облегченно выдохнул.
— И че теперь, Матвей? — не выдержал Василь.
— Смотрим, когда зачешется, — ответил я.
Вместо этого бес вытер губы, закинул ногу на ногу и раскинул руки на спинку скамьи. Ему сейчас только сигареты не хватало.
— Вот ведь гадство, работает, — разочарованно сказал я. — Это, скорее всего, психосоматика. Хотя кто тебя знает, может и правда после стольких лет у тебя организм уже без алкоголя не работает. Спасибо, Василь. Исследование показало, что моей нечисти не быть ЗОЖниками ни при каких условиях.
— Значит, черт твой… прислужник? — спросил Василь, пользуясь тем, что мы с ним хорошо общались.
— Ага. В карты его выиграл у большака.
— Эвона как, — искренне удивился трактирщик. — А зачем?
— Парень он хороший.
— Ага, хороший, — не поверил Василь. — Ты Матвей, человек новый, может, не все понимаешь. Черти это вроде мусора среди нечисти. Никакой пользы от них нет, один вред. А ты его сюда привел. Да не городского баламошку, а лесного. Ты же с крысой или помоешником за один стол есть не сядешь.
— Я ему это с первого дня и говорю, — вальяжно ответил бес. — Не ровня Митя нам, хоть парень и неплохой.
Видимо, после определенного воздержания рюмка алкоголя сразу ударила в голову. Или, может, напиток действительно оказался крепким. Помнится, меня стакан медовухи Василя заставил забыть все.
— Так, говорливый, бегом в портсигар, — недовольно приказал я бесу. И уже обернулся к Василю. — Нечисть она разная бывает. И порой очень сильно удивляет. Вот думал ты, что черт может от лешачихи рубежника спасти? А он спас. Поэтому и будет ходить со мной везде и всюду. И никто ему слова не скажет.
Я вышел из кружала, широкими шагами меряя брусчатку. Не знаю, что меня так выбесило. Темнота и непонимание рубежников? Или несправедливость нового общества?
Рубежники жили стереотипами. В случае опасности, эти самые стереотипы позволяли в довольно краткий миг определить, кто свой, а кто чужой. Вот только мир не делился на совсем белое и черное. Это я теперь понял.
— Не обижайся на них, Митя, — сказал я. — На крыс и прочее такое.
— Так я не обижаюсь, — ответил черт. — Этот рубежник как есть, так и сказал. Пользы от нашего брата мало. Обычно больше вреда.
Почему-то смирение Мити разозлило меня еще сильнее. Поэтому книжную клеть я чуть ли ногой открыл, ворвавшись словно вихрь. И тут же, даже не успев осмотреть внутреннее убранство избы, получил указкой по рукам.
Нет, меня раньше били. Просто обычно этому предшествовала определенная прелюдия в виде разговора. «Ты местный?», «Есть сигаретка?», «Чего смотришь?». Тем для того, чтобы подраться имелось с избытком.
После того, как я стал рубежником, то появилась определенная самоуверенность. Я понимал, что за мной есть существенная сила, с которой необходимо считаться. А уж после посвящения, можно сказать, «поймал звездочку» относительно собственной безопасности. И тут вдруг указкой по рукам. Признаться, к такому жизнь меня не готовила.
— Не шуметь! — шикнул на меня невысокий человек. — Тишина должна быть в библиотеке.
Я обескураженно разглядывал толстячка лет пятидесяти в коричневом теплом кардигане, брюках со стрелками и кожаных потертых тапочках. Глядел он на меня возмущенно, из-под толстенных очков в роговой оправе. А свободной рукой поглаживал проплешину на затылке.
Неприметный такой обыватель. Самое интересное, что именно им он и был. Самым обычным человеком — чужанином. Однако я чувствовал за ним внушительную силу. Множество собранных вместе чужих хистов, оберегающих этого человека. И запоздало ощутил мелкие печати, разбросанные по всей книжной клети. Все нити которых сводились к нему.
Что интересно, нити были короткие. И окажись он, к примеру, на площади Подворья, они бы оборвались. Очкарик будто был привязан к этому месту. Но именно здесь обладал небывалой силой.
— Здрасьте, — кивнул я. — А вы кто?
— Хранитель, — важно ответил собеседник, впрочем, говоря тихо, вкрадчиво. — Мудрый Соломон и скромный Конфуций сих стен.
— Если бы вы про Конфуция не сказали, я бы подумал, что вас Соломон зовут.
— Нет, я Самуил Ефимович.
— Почти угадал.
Мы кивнули друг другу, привычно не пожав руки. А очкарик продолжил.
— Значит, вы и есть тот самый новый рубежник, о котором все говорят.
— Наверное. И что говорят?
— Да ничего конкретного. Только вчера вписали. Идемте, покажу. Прошу вас, ради всего святого, не шумите. И вы, и ваши спутники.
Он замахал рукой, привлекая наше внимание, и я зашагал за ним. Вообще, изба оказалась вместительной и состоящей из трех огромных комнат. Какая-нибудь очередная пространственная магия.
Что интересно, кроме шкафов с книгами и рукописями, здесь стояли сундуки, оплетенные цепями и порой закованные на несколько висячих замков.
— А что там? — сам перешел на шепот я.
— Книги, — так же тихо ответил Соломон-Самуил. — Понимаете, молодой человек, книги бывают разные. Есть те, для обложки которых используют кожу девственниц. Был такой фетиш у рубежников прошлых. Другие вымачивают в крови святых людей. Третьи… В общем, много всего нехорошего делали.
— Такое ощущение, что девственницам во все времена жилось довольно скверно. И что с этими книгами не так?
— То, что создано со злом, несет в себе зло. Потому мы оберегаем от них случайного захожего. Однако они будто живые. Только