Шахматы как модель жизни - Гарри Каспаров

В жизни правила не так просты, как в шахматах. Мы не всегда знаем, к каким необратимым последствиям может привести наше решение. Иногда положение очевидно, а в других случаях приходится полагаться на интуицию. Всегда стоит спрашивать себя, сможем ли мы исправить ошибку, если наше решение окажется неверным. Останется ли у нас выбор, если дело примет плохой оборот? Есть ли альтернативный курс и иная перспектива?

Такой подход требует от нас сдержанности при появлении желания разрубить гордиев узел, дабы освободиться от напряжения. Многие неудачные решения были вызваны стремлением поскорее избавиться от ответственности за их принятие. Это невынужденные ошибки, самая плохая разновидность последствий спешки. Не поддавайтесь искушению! Если в данный момент принятие решения не принесет пользы, а его откладывание не повлечет тяжких последствий, потратьте время на улучшение качества оценки, сбор новой информации и обдумывание других вариантов. Как сказала Маргарет Тэтчер: «В политике я усвоила одну вещь: вы не принимаете решения до тех пор, пока не будете вынуждены это сделать».

Как обычно, я предпочитаю ошибаться в пользу своей интуиции и оптимизма. Решения, принимаемые на основе позитивного мышления, необязательно более точны, чем консервативные решения, но мы определенно больше учимся на своих ошибках. Со временем наши решения становятся более точными и интуитивно понятными. Большинство людей испытывают удовольствие, расширяя собственные границы и открывая новые горизонты. По словам Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, «жизнеспособность проявляется не только в настойчивости, но и в готовности начинать сначала». Это относится не только к качеству жизни; высокая мотивация и участие в процессе принятия решений позволяет нам покорять всё новые высоты. Лучше всего брать инициативу в свои руки, подталкивать себя к активным действиям и бросать вызов соперникам. Я до сих пор верю, что преимущество находится на стороне нападающего.

Зигберт Тарраш (5.03.1862 — 17.02.1934), Германия

Эмануил Ласкер (24.12.1868 — 11.01.1941), Германия

Соперничество великих умов, мысливших по-разному

Противостояние двух германских шахматистов — второго чемпиона мира Эмануила Ласкера и претендента на этот титул Зигберта Тарраша, творивших в конце XIX — начале XX веков, выходило за пределы шахматной доски. Они придерживались совершенно различных взглядов не только на природу шахмат, но и на саму жизнь.

В 1908 году между ними наконец состоялся долгожданный матч на первенство мира. Легенда гласит, будто перед началом 1-й партии Ласкер сделал шаг к примирению, но Тарраш ответил: «Аля вас, герр Ласкер, у меня есть только три слова: шах и мат!» К огорчению Тарраша, в матче ему представилось слишком мало случаев повторить эту фразу. Ласкер одержал безоговорочную победу — 8:3 при пяти ничьих.

Эмануил Ласкер удерживал мировую корону дольше, чем кто-либо еще, с 1894 по 1921 год. Когда он завоевал титул, выиграв матч у Стейница, шахматный мир не спешил признать силу молодого чемпиона, поскольку стареющий Стейниц находился явно не в лучшей форме. Да и на крупнейшем турнире в Гастингсе (1895) Ласкер занял лишь третье место. Но за следующие пять лет он развеял любые сомнения в своей силе, с блеском выигрывая все турниры, в которых участвовал.

Ласкер обладал большим математическим даром. В 1902 году он защитил докторскую диссертацию по математике и впоследствии сделал несколько важных открытий в этой области. Он также проявлял живой интерес к философии и социологии. Благосклонное предисловие к посмертной биографии Ласкера было написано хорошо его знавшим Альбертом Эйнштейном, который заметил: «Немногие люди испытывают интерес ко всем великим проблемам человечества и в то же время сохраняют неповторимый склад личности». Любопытно, что в том предисловии содержался комментарий к эссе самого Ласкера, в котором он пытался опровергнуть теорию относительности.

Для Ласкера шахматы в первую очередь были психологической битвой между двумя противоборствующими характерами. Он сознавал, что ошибки неизбежны и что победа достается тому, кто создает более сильное давление и лучше противостоит давлению соперника. Недоброжелатели Ласкера обвиняли его в том, что он умышленно выбирает «плохие» ходы, приводящие его соперников в замешательство. Это, конечно, преувеличение, но Ласкер и впрямь искусно менял стиль игры, переключаясь на самый неудобный для данного соперника.

Сочетание глубокого знания человеческой психологии с многогранной шахматной одаренностью позволило Ласкеру играть на очень высоком уровне и после 50 лет. Хотя он в 1921 году уступил чемпионский титул кубинскому гению Капабланке, но затем занял первое место на крупнейшем турнире в Нью-Йорке ( 1924), опередив и Капабланку, и будущего чемпиона мира Алехина.

Зигберт Тарраш больше известен своими классическими литературными трудами и остроумными афоризмами, но «добрый доктор» был также современником первых двух чемпионов мира, Стейница и Ласкера, и бескомпромиссно соперничал с обоими. Не будет преувеличением сказать, что он был их достойным соперником и по своему вкладу в развитие теории шахмат. На его книгах выросли целые поколения шахматистов — несколько догматичный стиль его наставлений ценился в те времена больше, чем сейчас.

Во многом подобно Стейницу, чью теорию он развивал, Тарраш пытался внести порядок в кажущийся хаос на шахматной доске. В своих сочинениях он тщательно изложил строгие принципы развития игры и готов был заклеймить любого, кто осмелится нарушить эти правила. В комментарии к одной из партий он написал: «Легче найти оправдание за зевок фигуры, чем за непонимание духа шахмат». Этот приговор сильному английскому мастеру Блэкберну был вынесен уже на восьмом ходу! Через несколько ходов по поводу собственной слабой игры Тарраш заметил: «Нижеследующие слабые ходы можно объяснить лишь моим замешательством, вызванным плохой игрой Блэкберна».

Его, казалось бы, догматичный ум обладал и новаторскими качествами. Игра Тарраша бывала превосходной! И, продолжая карьеру практикующего врача, он тем не менее в течение 20 лет оставался одним из трех-четырех ведущих шахматистов мира. Такое долгое пребывание у вершины было бы невозможным, если бы он не умел приспосабливаться к меняющимся условиям.

«Никто из великих шахматистов не был настолько непонятен для подавляющего большинства любителей и даже мастеров, как Ласкер» (Капабланка).