Кто следующий? Девятая директива - Брайан Гарфилд

Она не ответила. Он обошел комнаты — там было пусто; он прошел на кухню, смешал два коктейля и уже шел с ними в гостиную, когда вошла Бев в плаще и с тяжелой коричневой сумкой для продуктов.

— Привет. — У нее был радостный вид. Когда он взял у нее пакет, она наклонила лицо, и он ощутил ее дыхание на своих губах.

Он отнес покупки на кухню. Бев стянула перчатки, сбросила с плеч плащ и сняла шарф, потрескивая волосами. Они ровно легли ей на плечи, на концах завиваясь кверху.

Она заметила коктейли и, прежде чем идти на кухню, сделала большой глоток, потом бесцеремонно оттолкнула его в сторону и начала разгружать бумажный пакет. Лайм уперся плечом в косяк двери.

— Нам бы хватило того, что оставалось.

— Если бы у меня хоть что-нибудь было. — Она стояла на цыпочках, ставя что-то в холодильник; икры ног напряглись, платье туго обтянуло ребра и грудь. Она повернулась и, поняв, что он рассматривает ее, быстро исподлобья взглянула на него.

— Проваливай отсюда, — сказала она, смеясь над ним. Он хлопнул ее по заду, вернулся на диван и взял свой стакан.

В течение нескольких минут Бев яростно щелкала и звенела на кухне, а затем появилась, неся поднос и столовое серебро.

— Я думал, ты ела.

— Пусть это будет десерт. У меня есть настроение погрешить. — Она сервировала стол.

— Тушеный шницель с яйцом подойдет?

— Да. Отлично.

Она подошла к кофейному столику и наклонилась к нему, чтобы зажечь сигарету; он скользнул взглядом по линии, плавно переходящей от горла в манящую смуглую ложбинку между грудями. Она наблюдала за ним — улыбающаяся, с полуприкрытыми глазами, теплая и томная. Выпрямилась, выдохнула дым в потолок, поднесла свой бокал ко рту. Было слышно, как лед зазвенел о ее зубы.

— В таком случае, все в порядке.

Он лениво прикрыл глаза, оставив узкую щелочку, и Бев приняла вид сюрреалистической субстанции в красных тонах. Когда она вышла на кухню, он закрыл глаза и снова услышал щелканье дверцы холодильника и грохот чего-то еще.

— Вставай, Рип Ван Винкль.[10]

Он открыл глаза. В комнате было темно: она потушила весь свет, только на столе горели две свечи. Он хмыкнул и поднялся, она засмеялась над ним с возбужденной развязностью; это смутило его. Она взяла его за руку и повела к столу.

— Это «Уорнер Бразерз», 1947, но именно это мне и нравится.

— Вино?

— Сервировка, дурачок. Будем пить «Моро».

— Шабли с телятиной?

— Почему бы и нет? У меня есть сардины.

— Сардины — для десерта.

— Я же сказала, что у меня буйное настроение.

Он попробовал телятину.

— Чертовски хорошо.

— Конечно. Этого следовало ожидать.

— Ты ведешь себя так, как будто за этим что-то кроется. Чем я должен расплачиваться за такое внимание?

— Ничем. Я просто дразню тебя.

Она наклонилась вперед, держа бокал обеими руками. Мягкое теплое свечение исходило от ее глаз и кожи.

— Что произошло с твоим замечательным крутым юмором? Помнишь, как ты при переходе заполнял бумаги для Дефорда: дата рождения 19 июня 1930, вес семь фунтов две унции, рост 21 дюйм?

— Это было до того, как я узнал Дефорда.

— А как насчет тех сотен подписных карточек, которые ты заполнил на имя и адрес Дефорда? Он, должно быть, начал получать пару сотен журналов и каталогов каждую неделю.

— Я считал, что ему нужно получать больше информации.

— Ты ничем подобным не занимался уже целый год.

— Я полагаю, тебе это надоело, — сказал он.

— Ты говоришь, что уже слишком стар для подобного.

— Мне это просто наскучило.

— Ах, тебе просто наскучило.

— Верно. — Он отодвинул от себя пустую тарелку и протянул руку к бутылке с вином, чтобы снова наполнить бокалы.

— Во всяком случае, у тебя хороший аппетит. — Она подняла свою рюмку под этот тост жестом, который не был в ходу с тех пор, как Чарльз Бойер перестал играть романтические роли: глаза полуприкрыты, влажные губы приоткрыты. Внезапно она рассмеялась:

— Я чувствую, что я немного пьяна. Или навеселе — я никогда не улавливала четкой разницы. Прошлой ночью я видела фильм по телевизору — держу пари, я могу поставить тебя в тупик. «Великое восстание Сиу». Ты знаешь, кто написал сценарий?

— Ради Бога.

— Это было внушающее ужас зрелище. Кто бы ни написал это, у него хватило ума взять псевдоним. Сценарий был написан, как показывали огромные пылающие красные буквы, Фредом С. Доббсом.

Секунды две он обдумывал ее слова, а затем рассмеялся. Она выглядела задетой и обиженной. Лайм воспроизвел сердитое ворчанье Хемфри Богарта:

— Пофлуфайте, никто.

— Я не думала, что ты сообразишь.

— Кто-то в самом деле использовал имя «Фред С. Доббс» для псевдонима?

— Честное скаутское.

Он опять засмеялся. Доббс был персонажем Богарта в «Сокровищах Сьерра-Мадре» — тип, способный на все ради золота.

Они отнесли тарелки в раковину. Лайм поймал ее, протянув руки через стойку с посудой. Она схватила его за галстук и потянула его голову вниз; ее язык был очень горячим. Они оставили свечи гореть и перешли в спальню. Лайм сел и начал расшнуровывать ботинки, следя за ней. Так как она презирала нижнее белье, то оказалась обнаженной раньше его; она расстегнула пуговицы на его рубашке и руками потянула его на постель. Он занимался с ней любовью неторопливо и умело.

Они зажгли одну сигарету на двоих.

— Как ты меня находишь?

— У тебя то, что надо, точно там, где надо.

— Произнеси это с убеждением, дорогой. — У нее был яркий, нестерпимо сияющий взгляд.

Лайм свирепо затянулся табачным дымом, и у него закружилась голова.

— Да, — в его тоне сквозило раздражение.

— В чем дело?

— Я не знаю. Неважно.

Ее ноги запутались в скрученных простынях, она брыкнула ими, освобождаясь.

— Поскучай тут немножко. — Она скрылась в ванной. Лайм лежал на спине; живот равномерно поднимался и опускался в такт его дыханию, вокруг него расходился во все стороны дым.

Она вернулась, села на край кровати и взъерошила ему волосы.

Он сказал:

— Извини.

— За что?

— За то, что беру на себя слишком много, я думаю. Я не собираюсь все время изображать Гамлета.

— Тебе просто не повезло, вот и все. То, что произошли взрывы, нельзя исправить.

— От этого никому не легче.

— Что тогда говорят в таких случаях?

Лежа на подушке, он покачал головой.

— Было бы полнейшей наивностью верить, что существует ответ на любой вопрос. В данном случае другого ответа, кроме как уничтожить всех подозреваемых террористов, нет.

— Это слишком жестоко.

— Не совсем так. Это стандартная процедура почти во всем мире. Здесь мы все еще делаем вид, что тоталитарные решения неприемлемы, но жизнь нас учит. — Он рассеянно улыбнулся. — Революции не саморазрушаются автоматически. Надо убивать их.

— Но тебе едва ли хочется делать это самому.

— Несколько лет назад я запомнил одно высказывание. Цитата, своего рода обличение. В дословном переводе: «земля вырождается, налицо признаки того, что цивилизация движется к закату. Свирепствуют взяточничество и коррупция, кругом насилие. Дети больше не уважают своих родителей и не подчиняются им…»

— Какая-нибудь важная персона у русских?

— И близко не попала. Это надпись на ассирийской дощечке, возраст которой около пяти тысячи лет.

Она забралась в кровать и тесно прижалась к нему, положив кулачки ему на грудь и согнув колено у него на животе. Бедро высоко поднялось, волосы разметались по подушке.

— Мой милый Обломов.

— Все в порядке.

— Ты слишком осторожен, Дэвид, ты — большой мрачный медведь, но трагедия не в том, что ты страдаешь, а в том, что ты не чувствуешь.

— Поэтому тебе не следует слишком беспокоиться обо мне.

— Ты родился с верой в идеалы, но все, чему тебя учили, оказалось сейчас бессмысленным.

— Да, доктор, — пробормотал Лайм.

— В действительности ничто не имеет значения, не правда ли?

— Кажется, все дело именно в этом, доктор.

— Вот что я хочу сказать, — произнесла она. — Для тебя имеет значение то, что ничего не имеет значения.

В этом все дело, Дэвид, — и это отправная точка.

ЧАСТЬ II

ПОХИЩЕНИЕ

ПОНЕДЕЛЬНИК, 10 ЯНВАРЯ

10:35, континентальное европейское время.

Небо было цвета выжатого лимона, и над отелем вырисовывались неясные очертания Пердидо; сдуваемый с ее вершины снег образовывал маленькие бурные вихри. Одиннадцать тысяч футов горы и ничего, кроме неба. Дом был огромный, он обладал тяжеловесной массивностью, но не внушал того ощущения безыскусной простоты, которое, очевидно, должен был производить. Немцы построили его только в прошлом году — немцы, которые построили в Испании все. Они проложили дорогу в город, выстроили Пердидо Спа из стали Круппа и пластика, который используют в отелях «Хилтон», и постарались придать ему вид гигантской колоды. Это было отвратительно.