Наследники (СИ) - Павлова Александра Юрьевна

— Я?! — девушка дивлено выгнула брови под смешок Хасина.

— Ты, — кивнул головой Бастард, ласково и нежно улыбаясь находящейся в откровенном шоке принцессе. — Ты не представляешь, насколько желанна для Кассиана. Не представляешь, чего ему стоит сдерживать свои потребности и желания ради твоей чести и достоинства, ради твоего воспитания. Будь ты демоницей — давно разделила бы с ним постель. Но ты человек, и он понимает, что это в себя включает. Он знает об особенностях человеческого воспитания, морали и приличиях, знает этикет и правила, которые вы соблюдаете, чтите и которые впитываете с молоком матери. Для него все это не пустой звук. И не просто слова и обещания. Для него это тяжкий труд и борьба с самим собой. Он может быть игривым и соблазнительным, может делать вид, что просто играет с тобой. Но он вкладывает в каждый намек и шутку не просто желание тебя поддеть и заставить смутиться — в них его желания, которые он не привык скрывать. А сегодня, — Хасин пожал плечами, — я представляю, что заставило его потерять голову: ты не представляешь, как хороша, когда взволнованна, или только проснулась, или чем-то увлечена, — мягко хмыкнул демон, кивая на снова удивленный и немного смущенный взгляд Анны. — А твой запах…в полуобращенном виде демоны очень чувствительны к запахам. А ты всегда пахнешь сладко, соблазнительно и аппетитно. Кассиан никогда не скрывал своего к тебе желания. И сегодня это просто вышло за привычные тебе рамки. Ты доверяла ему, и возможно сейчас твое доверие подорвано. Но подумай о том, как сильно будет сожалеть Кассиан: он многое вложил в ваши с ним отношения, чтобы не жалеть о случившемся так же сильно, как жалеешь сейчас ты. Он на многое шел и идет ради тебя в плане своего поведения, потребностей. И порой для него это не просто. Но он никогда не жаловался. Всегда принимал это как данность и необходимость, как приложение к тебе — контроль. И он верен своим обещаниям не причинять тебе вреда, а сегодняшний случай — единичное исключение. Просто не думай, и постепенно острота произошедшего забудется, сойдет на «нет», и ты будешь с непониманием вспоминать свой страх.

Анна задумчиво кусала губы, глядя в сторону. Выпутала руки из одеяла, запарившись в теплом коконе, и рассеянно сжимала и разжимала пальчики. Хасин терпеливо ждал, давая ей возможность переварить сказанное. Взгляд невольно скользнул к обнажившимся плечам, на которых были следы грубости брата. Анна даже не представляла силы той ярости и тех эмоций, что испытывал Хасин, говоря о чувствах брата. Но он контролировал себя куда лучше Кассиана, и умел прятать сокровенное, когда хотел. И сейчас он желал сосредоточить внимание Анны на принце. Потому что это было правильно. С его стороны всегда было главным позаботиться о том, чтобы союз венценосных особ не стал ужасом для двух королевств. О том, чтобы два дорогих ему человека были счастливы. Он приложил много сил для этого. И как бы паршиво и больно сейчас ни было, как бы ни хотелось очернить соперника в глаза любимой женщины, прежде всего он думал о том, что ничего не должно измениться в плане отношений Анны и Кассиана.

Рвалось наружу ревностное желание предстать в глазах Анны лучше брата, затмить его. А злость на Кассиана, гнев за то, что посмел обидеть и напугать его маленькую девочку, просто зашкаливали. Тот момент, когда он увидел, как безжалостно и безумно брат причиняет боль Анне, когда увидел ужас в ее глазах, он не забудет никогда. И пусть он только что говорил девушке о том, что она сама должна забыть, выбросить из головы и простить, он всегда будет думать о том, что когда-нибудь его может не оказаться рядом. Однажды его и не будет уже рядом с Анной, чтобы защитить ее. И он мог лишь молиться о том, что к тому времени его защита уже не понадобиться, что к тому моменту Кассиан станет старше, осознает свои чувства к невесте и целиком и полностью будет сосредоточен на ней, а не себе. На первое место будет ставить ее желания и потребности, находя радость для своих в их удовлетворении.

В задумчивости Хасин упустил тот момент, когда Анна вынырнула из своей. Она смотрела на него внимательно, словно вглядываясь в его черты лица, в его взгляд.

— Что? — мягко улыбнулся демон, улавливая тот редкий момент, когда не мог понять, о чем думает девушка.

— Каково тебе сейчас не думать о себе?

— О чем ты? — нахмурился демон.

— Я не понимаю, как ты можешь так легко говорить о Кассиане, пытаться оправдать его в моих глазах, когда — я уверена — внутри тебя бушует море ревности! Как можешь ты забывать обо всех чувствах, ставя на первое место свой долг?

В голосе Анны помимо непонимания и удивления была и нотка раздражения, даже злости.

— Никогда не будет по-другому, — спокойно ответил Хасин, грустно улыбаясь. — Ты, Кассиан, еще много других вещей, и только потом — я.

— Так нельзя. Это неправильно, — хмуро произнесла принцесса. — Я так много слышала о твоем эгоизме, и где же он?!

Хасин лишь тихо рассмеялся, качая головой.

— Мне нравится твой новый способ отвлечься от тревожащих и неприятных мыслей. В детстве ты предпочитала прямо и четко заявлять, что ты не хочешь думать или говорить о чем-либо. Сейчас ты пытаешься заменить тревожащие мысли на злые.

— Не получается просто не думать, — проворчала Анна, снова зябко кутаясь в одеяло. — Наверно это называется взрослением. Я уже не девочка. Даже года не прошло, как я покинула дом, но за это время я повзрослела так, как за все шестнадцать лет дома не повзрослела. Я вижу разных людей, наблюдаю мир, и это меняет меня саму.

— Так и должно быть. Ты должна быть частью того, что тебя окружает. Дома тебе не давали шанса быть этой самой частью. Дома ты была за границами жизни, общения, мира в целом. Тебе не с чем было сравнивать, леди Мирай от многого тебя ограждала, а весь дворец отталкивал и не принимал тебя. Ты могла наблюдать лишь со стороны. А без практики теория пустой звук. И да — за время в Академии ты очень изменилась. И мне нравятся эти изменения, — улыбнулся нежно Хасин. — Ты стала смелее, откровенней, живее, решительней. Упрямей, — хмыкнул демон. — Ты стала собой. Особенной, настоящей, такой, какой была всегда в душе, загнанная в рамки своей семьей и домом, нравами и традициями. Но при этом в тебе осталось много из того, чего я не хочу чтобы ты когда-нибудь лишилась: доброта, нежность, ранимость, мягкость, чистосердечие и бескорыстие. Я много и долго могу перечислять, — усмехнулся Хасин. — У тебя масса достоинств, и каждый день к ним прибавляется новое. Это и называется взрослением.

— Но ведь есть и отрицательные черты, есть недостатки, — хмыкнула Анна.

— Смотря для кого, — рассмеялся Бастард. — Та же леди Мирай была бы в шоке от того как ты себя ведешь и что позволяешь другим, от того, что ты слышишь, видишь и делаешь. Я уверен, что почти все приведет ее в ужас, если она однажды узнает об этом.

— Но тебя эти вещи восхищают?

— Верно, — ухмыльнулся Хасин, мягко щелкнув ее по кончику носа, — ведь ты уподобляешься мне. Это не может не нравиться, — рассмеялся демон.

— Я далека от того совершенного порочащего образа, которым окутан ты, — язвительно произнесла принцесса.

— Ты ближе, чем думаешь, — вкрадчиво прошептал Хасин ей на ушко, весело сверкнув глазами.

Анна возмущенно заворочалась в его руках, сопя от недовольства под смех демона, который легко и ласково ее удерживал на своих коленях.

— Неужели я такая испорченная!?

— Возьми хотя бы этот момент: под одеялом на тебе ничего нет, ты на моих коленях, в моих руках, и тебя это не смущает. Ужас!!

Анна не могла не рассмеяться тому выражению комичного возмущения, которое изобразил Хасин. И вместе со смехом постепенно выходили остатки напряжения. Как всегда рядом со своим демоном она забывала обо всем и всех, тревоги отступали, и эти минуты были только для них двоих. Их было так мало в последнее время!

— Не поверишь, — отсмеявшись, с улыбкой качая головой, заговорила Анна, — я сама удивляюсь тому, как быстро все в моей жизни меняет важность. Как быстро я ставлю новые приоритеты, как быстро привыкаю к тому, что прежде возмущало, шокировало или вызывало ужас. Понимаю, что это нормально, но иногда кажется, что я теряю что-то очень важное.