Дедушка и внучка - Элизабет Мид-Смит

– В лес? – изумился старый слуга.

– О, я хочу только сказать, что ее что-то тяготит, тревожит.

– К чему рассуждать об этом попусту. Лучше идите-ка и сварите кашу нашему господину, – промолвил Карбури, сворачивая разговор.

Мэри пошла на кухню.

Все это происходило в тот самый день, когда мисс Сезиджер настраивала себя на опасную длинную прогулку – она снова собиралась пойти в лес, чтобы посмотреть, не ждет ли ее под плоским камнем письмо. О болезни отца она узнала во время завтрака. Карбури вошел и печально сообщил, что сэр Роджер останется в постели и что он просит домашних ни под каким видом не беспокоить его. Мисс Сезиджер бросила испуганный взгляд на Дороти, а девочка успокаивающе взглянула на тетку и проворковала, положив ручку на сердце:

– Я чувствую, что сегодня удачный, добрый день, и, конечно, буду прекрасно, прекрасно учиться.

Мисс Сезиджер отвела девочку наверх, и до обеда они занимались.

Дороти делала успехи в арифметике и легко осваивала книгу «Путь к знанию», одновременно обучая, как она выражалась, тетушку французскому языку. Она выучила все стихотворение «Я помню» и часто тихонько шептала его про себя.

Наконец пришло время отправиться в северный лес. Мисс Сезиджер, стараясь скрыть дрожь в руках, надевала шляпку.

– Дороти, – предупредила она, выходя из комнаты, – смотри, ни в каком случае не беспокой дедушку. Этого нельзя делать. Я ухожу на время.

– А мне нельзя с тобой, тетя?

– Нет, дорогая, не сегодня. Может быть, когда-нибудь в другой раз я возьму тебя, но не сегодня. Я иду гулять.

– Куда, тетушка?

– Маленькие девочки не должны задавать таких вопросов.

– Нет? – спросила Дороти. – Но ведь тогда маленькие девочки вообще ничего не будут знать.

– Взрослые сами научат их, чему нужно.

Дороти покачала головкой.

– Нет-нет, это не так, тетя Доротея. Если бы такие маленькие девочки, как я, не задавали вопросов, они ровно ничего не узнали бы.

– Ну, хорошо, во всяком случае, я не скажу тебе, куда иду, и, полагаясь на твою честь, надеюсь, что ты не будешь стараться узнать это.

– Конечно, не буду. К тому же у меня есть дело: я должна присмотреть за бедным дедулей.

– Он не совсем здоров и просит, чтобы ни ты, ни я не беспокоили его.

Дороти улыбнулась ангельской улыбкой.

– Бедный мой голубчик, – прошептала она.

– Ты сделаешь то, что тебе приказано, правда, дорогая?

– Поцелуй меня, тетушка, и не делай такого расстроенного, печального лица; это беспокоит и огорчает меня.

Доротея наклонилась и поцеловала Дороти. Ей хотелось попросить племянницу еще раз нарвать в саду цветов, чтобы оставить их на плоском камне, но она побоялась. После ее ухода Дороти отправилась бродить по саду.

Заметив девочку, Карбури с облегчением вздохнул: «Она действительно милое дитя, – умилялся он про себя. – Когда ей скажешь что-нибудь прямо, она на редкость послушна. Ну, теперь, может быть, я могу отдохнуть немного. Мэри сидит в швейной комнате, и никто не будет надоедать мне. По правде говоря, я порядочно устал!»

Дороти неторопливо пересекала сад. Тетя Доротея прошла здесь за полчаса до нее. Девочка не надела шляпу, она никогда этого не делала, когда выходила во двор или в сад. Белое платьице было чистым, без одного пятнышка, густые темные волосы падали на плечи и доходили почти до талии. Маленькое серьезное лицо было задумчиво.

Шаг за шагом, сама не замечая того, она приблизилась к изгороди, которая отделяла сад Сторма от ближнего леса, и через мгновение оказалась уже в чаще. Кролики всех цветов так и мелькали перед ней: белые, черные, белые с черными пятнами, коричневые! Высоко подняв коротенькие хвостики, они при ее приближении разбегались в разные стороны. Дороти смотрела на зверьков глазами, полными любви и восхищения, и продолжала идти вперед. Вскоре она очутилась в той части леса, которая вела к домику Персела.

До жилища лесного сторожа было далеко, но девочка стремилась к известной цели, а это поддерживает бодрость сердца и духа таких созданий, как Дороти.

В дом лесника она пришла как раз в то время, когда миссис Персел накрывала стол для чая. В комнате было прохладно, входная дверь была открыта. Дороти вошла, не постучав.

– Это я! – сказала она, перейдя сразу к делу: – Как здоровье Бенни?

Миссис Персел вздрогнула, потом поклонилась, и кровь бросилась ей в лицо.

– Ах, это вы, моя дорогая, – радостно засуетилась она. – Я сначала вас не узнала. Не хотите ли присесть?

– Я не могу задерживаться надолго, я пришла за Бенни.

– Ему гораздо лучше, даже можно сказать, он совсем здоров. Персел хотел отнести его к вам завтра или на днях.

– Если вам все равно, я возьму его теперь. Он мне нужен для дедули. Видите ли, мой дедушка очень нездоров, и я думаю, Бенни займет его больше всего на свете. Пожалуйста, дайте мне его.

Миссис Персел прошла в угол комнаты, пошарила в клетке и вынула оттуда совершенно здорового на вид кролика.

– Вы не донесете его на руках, моя дорогая.

– Ну, так посадите Бенни в корзинку, – предложила Дороти. – Ах, какая прелесть, ах ты, мой маленький голубчик! Я так вам признательна, и, пожалуйста, передайте спасибо мистеру Перселу! Нет, благодарю вас, я не могу остаться у вас на чай. Мне очень жаль, но я тороплюсь, потому что моему дедуле нужен Бенни.

Через минуту маленькая Дороти двинулась из лесного домика в обратный путь, держа в руках корзину. В Сторм она вернулась очень усталая. Ей было жарко, личико горело, но она, не останавливаясь, прошла в дом.

Повсюду стояла неподвижная тишина жаркого летнего дня. Мэри в швейной комнате приводила в порядок платьица маленькой мисс. Туалетов было много, целые дюжины, один нежнее, милее и красивее другого. Мэри размышляла, что будет, когда девочка вырастет из всех этих нарядов, и сумеет ли мисс Сезиджер сшить ей столь же элегантные платья. Потом мысли служанки перешли на мисс Доротею, и она начала раздумывать, что скрывает старая дева. Мэри было известно, что мисс Сезиджер опять в одиночестве ушла в лес и, если прогулка продлится как в прошлый раз, еще не скоро вернется. Зачем она пошла туда?

Мэри не беспокоилась о том, чем занята сейчас маленькая Дороти. Она точно знала, что оба садовника, совершенно очарованные непосредственностью и веселым нравом Дороти, с удовольствием присмотрят за малышкой. Старый хозяин приказал никому, кроме Карбури, не входить в свою спальню, поэтому Мэри чувствовала себя совсем свободной. Она работала, но игла двигалась все медленнее и медленнее, наконец, разморенная летним теплом и восхитительной тишиной, служанка задремала.

Крепко спал в буфетной и утомленный Карбури, но сэр Роджер бодрствовал. Он лежал на спине, неподвижно глядя прямо перед собой. Окружающая тишина странным образом лишь раздражала его. Яркий поток солнечного света вливался в комнату через окно и слепил больного. У старика не было сил сдвинуться с места, и солнце своим жаром лишь усиливало его лихорадку. Рядом с кроватью стояла нетронутая тарелка с кашей. Сэру Роджеру, конечно, и в голову не приходило потратиться на доктора. О да, завтра он поправится и будет таким же, как всегда. Однако тишина и жара совсем изнурили его.

Вдруг своим чутким ухом (на самом деле он нисколько не был глух) сэр Роджер уловил легкие шаги в просторной, выложенной плитами передней. Сердце забилось немного быстрее. К его комнате приближались мелкие, но твердые и уверенные шаги. Сердце старика забилось еще быстрее. Он мысленно возмутился: «Если только Карбури нарушил данное слово и если этот ребенок…»

Но какие бы ни были у него намерения по отношению к Карбури и к ребенку, они разлетелись в пух и прах, когда рядом зазвенел светлый нежный голосок:

– Эй, дедуля, я сегодня прелесть какая умница и принесла тебе моего Бенни. Поиграй с ним.

Дороти, по обыкновению, словно ветер ворвалась в комнату, стукнув корзинкой с кроликом о деревянный косяк двери.

– Вот и я, дедушка!

Дверь осталась широко распахнутой, создав весьма ощутимый сквозняк. Движение воздуха принесло облегчение разгоряченному лихорадочным жаром пожилому человеку, но он решил, что не должен показывать этого.

– Закрой дверь и уходи, – проворчал он. – Я говорил Карбури, чтобы меня не беспокоили. Разве он забыл тебе это передать?

– Не знаю, – Дороти хитренько прищурилась. – Не помню точно. Может быть, говорил, а может быть, и нет.

Она вернулась к двери, притворила ее, при этом оставшись в комнате.

– Уйди, Дороти, я нездоров и не могу разговаривать с тобой.

– Мой бедненький, бедненький, – нежно прошептала Дороти. – Неужели ты действительно думаешь, что единственная внучка бросит тебя одного в этой жаркой, душной, неуютной комнате? Неужели ты действительно считаешь, что она такая?

Дороти подошла близко к кровати и внимательно вгляделась в покрасневшее от лихорадки старое лицо.

– Мой бедненький, бедненький! – повторила она, положив прохладную ладошку на разгоряченный лоб.