Маленькие женщины. Хорошие жены - Луиза Мэй Олкотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько тебе нужно заплатить, чтобы вернуть их уважение? – спросила Мэг, доставая кошелёк.
– Четверти доллара будет больше чем нужно, и останется ещё несколько центов, чтобы угостить тебя. А ты не любишь лаймы?
– Не очень. Можешь забрать себе мою долю. Возьми деньги. Постарайся, чтобы их тебе хватило надолго, потому что, знаешь ли, это не так уж много.
– О, спасибо! Должно быть, так здорово, когда у тебя есть карманные деньги! Я устрою грандиозный пир, ведь на этой неделе я ни одного лайма не попробовала. Я чувствовала себя неловко, когда меня угощали, так как не могла ответить, и я страсть как хочу хотя бы одну штучку.
На следующий день Эми пришла в школу довольно поздно, но не смогла устоять перед искушением с горделивым видом (простим ей это) выставить на обозрение влажный сверток в коричневой бумаге, прежде чем спрятать его в самый дальний угол парты. Не прошло и нескольких минут, среди её «компании» прошёл слух, что Эми Марч купила двадцать четыре восхитительных лайма (один она съела по дороге в школу) и собирается всех угостить, что вызвало совершенно ошеломляющее внимание всех её подружек. Кэти Браун тут же пригласила её на следующую вечеринку. Мэри Кингсли настояла на том, чтобы одолжить ей свои часики до перемены, а Дженни Сноу, юная насмешница, которая подло высмеивала Эми за отсутствие у той лаймов, сразу же зарыла топор войны, предложив ей дать ответы на некоторые ужасающие задачи. Но Эми не забыла резких замечаний мисс Сноу, что «кое у кого нос хоть и плоский, но он всё равно суёт его в чужие лаймы, а у кого-то нос хоть и высоко задран, но это не мешает ему попрошайничать», и она мгновенно разбила надежды «этой девицы Сноу» уничтожающим посланием: «Нет нужды вдруг становиться такой учтивой, вы всё равно ничего не получите».
В то утро школу посетила некая знатная особа, и прекрасно выполненные географические карты Эми удостоились её похвалы, и эта честь, оказанная её врагу, терзала душу мисс Сноу, из-за чего мисс Марч напустила на себя вид молодого учёного павлина. Но, увы, увы! Гордыня до добра не доведёт, и мстительная Сноу нанесла ответный удар, закончившийся полным фиаско Эми. Едва гостья произнесла обычные банальные комплименты и откланялась, как Дженни, под предлогом важного вопроса, сообщила учителю, мистеру Дэвису, что Эми Марч прячет в парте маринованные лаймы.
Мистер Дэвис недавно объявил лаймы контрабандным товаром и торжественно поклялся публично наказать первого, кто будет уличён в этом нарушении правил. Этот очень терпеливый человек весьма преуспел в изгнании жевательной резинки после долгой и изнурительной войны. Он развёл костёр из конфискованных романов и газет, искоренил частную переписку, запретил гримасничать, давать прозвища и рисовать карикатуры, то есть сделал всё, что по силам одному человеку, чтобы держать в узде полсотни непослушных девочек. Мальчики, видит Бог, довольно сильно испытывают человеческое терпение, но девочки – гораздо сильнее, особенно если они досаждают нервным джентльменам, склонным к тирании, которые способны к преподаванию не более, чем доктор Блимбер[25]. Мистер Дэвис в совершенстве знал греческий, латынь, алгебру и всевозможные «-ологии», поэтому его называли прекрасным учителем, игнорируя его воспитание, нравственный облик, эмоции и тот пример, который он мог подать своим ученицам. Это был самый благоприятный момент, чтобы обличить Эми, и Дженни об этом знала. В то утро мистер Дэвис, очевидно, выпил слишком крепкий кофе; дул восточный ветер, который всегда дурно действовал на его нервную систему, и его ученицы не оказали ему того уважения, которого он, по его мнению, заслуживал. Поэтому, говоря выразительным, но не столь изящным языком школьниц, «он был зол, как карга, и сердит, как медведь». Слово «лаймы» словно воспламенило порох, жёлтое лицо учителя покраснело, и он стукнул по столу с такой силой, что Дженни помчалась к своей парте с необычным проворством.
– Внимание, девочки!
Его суровый окрик оборвал жужжание в классе, и пятьдесят пар голубых, чёрных, серых и карих глаз послушно уставились на его внушающее страх лицо.
– Мисс Марч, подойдите ко мне.
Эми поднялась, сохраняя внешнее спокойствие, сжимаясь внутри от страха, потому что лаймы давили на её совесть.
– И захватите с собой лаймы, которые вы прячете в своей парте, – неожиданно раздался приказ, который остановил её, не успела она встать.
– Все не бери, – прошептала её соседка, юная леди, отличавшаяся хладнокровием.
Эми поспешно вытряхнула из свёртка полдюжины лаймов и положила остальные перед мистером Дэвисом, чувствуя, что любой мужчина, у которого есть сердце, должен смягчиться, когда этот восхитительный аромат коснётся его носа. К несчастью, мистер Дэвис особенно сильно ненавидел запах модного маринада, и отвращение только усилило его гнев.
– И это всё?
– Не совсем, – запинаясь, пробормотала Эми.
– Немедленно принесите остальное.
Бросив отчаянный взгляд на свою компанию, она повиновалась.
– Вы уверены, что ничего больше нет?
– Я никогда не лгу, сэр.
– Да, я вижу. А теперь возьмите эту мерзость в руки и бросайте в окно по две штуки.
Девочки одновременно издали вздох, отчего по классу пронёсся лёгкий ветерок, и последняя надежда улетучилась, когда угощение было вырвано из их алчущих губ. Покраснев от стыда и гнева, Эми ходила туда и обратно шесть ужасных раз, и когда каждая обречённая пара лаймов – о, таких пухленьких и сочных! – выпадала из её рук, неохотно ронявших их в окно, крики с улицы усугубляли страдания девочек, ибо они означали, что их заклятые враги – ирландские детишки – торжествуют, лакомясь их угощением. Это… это было уже слишком. Все бросали негодующие или умоляющие взгляды на неумолимого Дэвиса, а одна страстная любительница лаймов не выдержала и заплакала.
Когда Эми вернулась из своего последнего похода к окну, мистер Дэвис издал зловещее «Гм!» и сказал самым внушительным тоном:
– Юные леди, вы помните, что я говорил вам неделю назад. Мне очень жаль, что так получилось, но я никогда не позволяю нарушать свои правила и всегда держу своё слово. Мисс Марч, протяните руку.
Эми вздрогнула и, заложив обе руки за спину, обратила на него умоляющий взгляд, говорящий лучше, чем слова, которые она не могла произнести. Она была одной из любимиц «старины Дэвиса», как его, конечно, называли, и, по моему личному убеждению, он нарушил бы своё слово, если бы одна неугомонная молодая леди не выразила своего возмущения шипением. Это шипение, хотя и чуть слышное, разозлило вспыльчивого джентльмена и решило судьбу преступницы.
– Вашу руку, мисс Марч! – было единственным ответом на её немой призыв, и Эми, слишком гордая, чтобы плакать или умолять, стиснув зубы, вызывающе вскинула голову и, не дрогнув, стерпела несколько обжигающих ударов по своей маленькой ладошке. Ударов было несколько, и они были несильными, но для неё это уже не имело значения. Впервые в жизни её ударили, и позор в её глазах был таким страшным, как будто её опрокинули на землю.
– Теперь вы будете стоять на помосте до перемены, – сказал мистер Дэвис, решив довести дело до конца, раз уж он его начал.
Это было ужасно. Ей было бы достаточно тяжело даже вернуться на своё место и видеть сочувствующие лица своих подруг или довольные физиономии её немногочисленных врагов, но стоять на виду перед всей школой, только что перенеся такой позор, казалось просто невыносимым, и на секунду ей показалось, что она упадёт и расплачется, разбив своё сердце. Горькое чувство несправедливости и мысль о Дженни Сноу помогли ей это вынести, и, заняв позорное место на помосте, она, не мигая, смотрела на дымоход, который возвышался над тем, что теперь казалось морем лиц, и стояла там, такая бледная и неподвижная, что девочкам было трудно заниматься, видя перед собой эту жалкую фигуру.
В течение следующих пятнадцати минут гордая и чувствительная девочка испытывала стыд и боль, о которых помнила всю жизнь. Другим это могло
