Сизые зрачки зла - Татьяна Романова

– Переезжайте все сюда, – сразу же потребовала Наталья Кирилловна.

Но Румянцева отвергла ее предложение:

– Нет уж, Натали, хватит с графа Кочубея одной тещи. У меня есть другое соображение: нужно разделить девочек. Если следовать логике нашего бравого генерала, то младшие графини Чернышевы – источник обогащения для человека, ставшего их опекуном, а раз так, то их будут беречь. А вот Верочке, которой до совершеннолетия остался всего год с небольшим, может угрожать опасность. Кто знает, случайно ли карету взорвали именно тогда, когда она находилась рядом с тобой… Давайте-ка спрячем Велл подальше отсюда. Она собралась ехать в Солиту, вот пусть туда и отправляется. В деревне ее никто не найдет, а дальше посмотрим.

– Но ведь она контужена…

– Никто же не говорит про завтра, но и откладывать не стоит.

Софья Алексеевна долго молчала, а потом сдалась:

– Пусть будет так…Похоже, что другого выхода у нас просто нет.

Выхода не было. Невыносимо пахло гарью. Яркий костер, получившийся из нового дорожного экипажем Чернышевых, кидал алые отсветы на брусчатку, на опоры моста, на стены домов. О матери Вера не беспокоилась, ведь она сама закрыла за той надежные двери дома Кочубеев. Она осталась здесь одна.

«Зачем это нужно? – запаниковал внутренний голос. – Иди к маме, пока не стало поздно».

Страх гнал под защиту, но Вера не собиралась сдаваться. Она знала, что только здесь можно узнать правду. Нужно лишь престать бояться и сделать шаг навстречу опасности. Вера никогда в жизни не трусила, и сейчас не собиралась этого делать. Она обошла пылающий экипаж, жар от его огненных боков казался адским, но отойти в сторону было невозможно, ведь за алым световым кругом начиналась тьма – тот мрак, где притаился зверь. Зачем он преследовал Чернышевых? Или он метил именно в нее?

«Ему нужна я, – вдруг поняла Вера, – он охотится за мной».

Тьма вокруг сгущалась, наступая на тающие отблески догорающего экипажа, а вместе с ней двигался ужас. Веру назначили жертвой, а в черной тьме ее поджидал охотник.

– Нет, не бывать этому! – крикнула она в угольную вату мрака, – Я не боюсь тебя! Я знаю, что это ты – слабак, иначе не прятался бы в темноте. Если ты не трус, то покажись!

Вера знала, что услышана, даже чувствовала, откуда придет ответ, ведь она читала мысли своего врага. Тот ненавидел этот город со всеми его дворцами и храмами, ведь северная столица не принимала его, и еще он ненавидел Веру: она ему мешала. Эти чувства сплелась в его душе в отвратительный змеиный клубок и сейчас рвались наружу.

«Одним ударом: мне смерть, а городу пощечина», – осознала она идею своего врага, и засмеялась от восторга.

– Ничего у тебя не вышло, – крикнула она в темноту, – Я жива, а город вообще тебя не заметил. Ты – ничто, пустое место. Ты проиграл, и никогда уже не станешь победителем.

Она знала, что ее стрела попала в цель, ведь ярость ее врага стала почти осязаемой. Чернота сгустилась, став еще плотнее, и соткалась в силуэт рослого человека. Он двигался прямо на Веру, еще мгновение и она узнает правду. Враг ступил на свет, она вперила в него взгляд и охнула: человеческого лица у того не было, вместо него серело смазанное пятно с выкаченными от бешенства безумными глазами. Ошибиться было невозможно, огромные и сизые, как бельма, зрачки уставились на Веру, не видя ее Они не различали вообще ничего. Вера была лишь песчинкой на пути этого сгустка ярости – зверя, летевшего из тьмы. Она поняла, что сейчас погибнет, ужас ударил стилетом в сердце… и она проснулась.

Вокруг царила тьма, лишь где-то вдалеке мерцал огонек одинокой свечи, в его отблесках проступали два силуэта. Ужас вновь кольнул душу, но шепот родных голосов тут же принес успокоение. Она лежала в одной из спален дома Кочубеев, рядом с ее постелью сидели мать и бабушка, а свет потушили по настоянию доктора, объявившего, что Вера контужена.

Родные, похоже, считали, что она спит, раз тихо обсуждали случившееся. Вера не слышала начала их разговора, но то, что сказала бабушка, ее поразило:

– Мы, Сонюшка, может, правды и вовсе и не узнаем. Конечно, все указывает на твоего пресловутого родственника, на это нам недвусмысленно намекал и Бенкендорф. А вдруг мы все ошибаемся и на самом деле имеем дело с мстителем? Мне Загряжская по секрету шепнула то, что рассказал ей зять: арестованные офицеры все друг на друга показывают. Не от подлости, а от благородства своего, честь ронять не хотят – их спросят, так они не лгут, а все как есть и излагают. Может, наш Боб тоже на кого-нибудь показал, а у того друзья или близкие злобу за это затаили. Мало ли безумцев на свете? Сколько я за свою жизнь таких гордецов – вершителей чужих судеб – перевидала, со счету можно сбиться.

Вера уже собралась вмешаться в их разговор, но ее опередила мать:

– Не могу поверить, что по вине моего сына кто-нибудь мог попасть в тюрьму!

– А сам-то Боб как туда попал, если его в столице во время выступления не было? С кого-то допрос сняли, вот он про Боба и рассказал. Да у мальчика просто нет другого выхода – его спрашивают, он отвечать должен. Ты про это Соня не думай, у тебя и так есть о чем голову ломать. Девочек в разных местах спрятать нужно. Вот этим и озаботься.

В комнату вошла присланная Загряжской горничная и сменила дам у постели больной. Вера, так и не открывшая глаз, задумалась над словами бабушки и не смогла не признать, что доля истины в ее словах есть. Родные хотят, чтобы она уехала в деревню. Ее саму здесь держит только Джон, но его-то присутствие или отсутствие Веры совсем не волнует… Щемящая грусть затопила душу. Как же тяжела безнадежность, как пронзительно ужасно слово «никогда».

«Может быть, отъезд это выход? Я смогу наконец-то вылечиться от своей несчастной любви, вновь стать собой, – рассудила Вера и решила: – Поеду в Солиту, стану кормить семью».

И все сразу стало понятным и правильным, и, что тоже немаловажно, очень далеким от всякой мистики вроде кошмарных снов. Хватит разлеживаться в постели и терять время! Дорога и так будет долгой: зима ведь, на дорогах снегу полно.

Глава 9

Снег, снег и еще раз снег…Поставленная на полозья дорожная карета графини Румянцевой мягко катилась по застуженным дорогам России. Вытертые сидения экипажа оказались довольно удобными, но остановок в пути было так мало, что ноги у Веры к вечеру все равно затекали. Вот и сейчас правую закололо, а потом по ней побежали мурашки. Меняя позу, Вера поерзала под теплым покрывалом, а потом подняла ноги, стараясь не задеть горничную Дуняшу, дремавшую напротив.

Мать настояла, чтобы в путешествие вместе с ними отправился и Осип – крепкий дворовый мужик средних лет, тот считался отличным стрелком. В пути он сидел на козлах рядом с кучером, а на постоялых дворах охранял двери хозяйкиной комнаты. Вера, сначала посчитавшая это требование лишней перестраховкой, понаблюдав за проезжающей публикой, согласилась с матерью, и теперь, благодаря мудрости Софьи Алексеевны, путешествие ее дочери подходило к концу вполне благополучно.

«Еще утром миновали поворот на Смоленск, значит, завтра приедем, – прикинула Вера и к ней вернулись прежние сомнения: – Чего ждать от Солиты? Может, за тринадцать лет хозяйство все же восстановили?»

Она уже не раз уговаривала сама себя, но волнение не проходило. Как же справлялась с огромным разоренным имением дочка управляющего? Чем ближе Вера подъезжала к поместью, тем больше тревожилась. Она попробовала отогнать тяжкие мысли и постаралась представить, что сейчас делают мать и сестры. Впрочем, это оказалось ничуть не веселее, ведь в памяти всплыло недавнее прошлое.

Сначала произошел этот загадочный взрыв, после которого она неделю пролежала контуженная, потом пришлось ожидать разрешения на свидание с братом. Получили его лишь за день до Вериного отъезда. Ей вспомнилось бледное лицо матери, замершей с долгожданной бумагой в руках.

– Мама, а это пропуск на всех? – спросила тогда Вера, – вы сможете взять нас с собой?

– Нет, дорогая, здесь написано только мое имя, да и не место молодым девушкам в тюрьме, я бы все равно не взяла вас с собой.

Графиня собрала для сына теплую одежду, взяла кулек с пирожками и отбивными котлетами, а за вырез корсажа спрятала аккуратно завернутые в тонкую бумагу столбики золотых монет. Дочери проводили мать и стали ждать ее возвращения. Вернулась Софья Алексеевна постаревшей на десяток лет, и хотя она старалась убедить дочерей, что с Бобом все хорошо, верилось в это с трудом.

– Мама, пожалуйста, не старайтесь ради нас приукрашивать действительность, – тут же заявила Надин, – у вас же все на лице написано!

Вера укоризненно глянула на сразу же пожалевшую о своей несдержанности сестру и постаралась исправить положение: