Потерянный - Гордон Диксон

— После ночного загула они могут так простоять до самого полудня, — сказал я.

— Не думаю, что так долго, — рассеянно, видно думая о своем, произнес Ян. — Но отсрочку мы все-таки получим. Ты пойдешь сейчас к Аманде?

— Время от времени ее обязательно нужно навещать, — ответил я. — Сейчас пойду, но между визитами я — в вашем полном-распоряжении.

— Вот и ладно. Когда освободишься, загляни к Мигелю; возможно, ему потребуется помощь. Мне кажется, у них в команде не все в порядке, и Мигель нервничает.

Кивнув в ответ, я вышел. Аманда спала. Стараясь не делать резких движений, я попятился к двери, но она проснулась, открыла глаза и узнала меня.

— Корунна, — едва слышно прозвучал слабый голос, — как я?

— Ты молодец. — Я наклонился к ней. — Все, что тебе нужно, это покой и сон, и ты скоро поправишься.

— Как дела? — спросила она. — Уже день?

Госпиталь размещался во внутренних комнатах и не имел окон.

— Рассветает. Но ничего не происходит. Не думай об этом, ты должка отдыхать.

— Но я вам нужна.

— Очень нужна, но без трубки между ребрами. Закрой глаза и спи.

Голова ее беспокойно метнулась на подушке.

— Лучше бы они убили меня.

Я коснулся ее лба.

— Успокойся. Мне все говорили, что ты разумный человек, и кому, как не тебе, знать, что если оказался на больничной койке, то надо гнать от себя дурные мысли.

Она хотела ответить, но зашлась в приступе мучительного кашля, а потом некоторое время молчала, ждала, наверное, когда уляжется боль. Не то что кашель, даже глубокий вздох заставлял конец дренажной трубки свободно двигаться, а значит, причинять боль. Тут уж ничего не поделаешь, и я видел, как она дышит — часто и осторожно, привыкая.

— Нет, — сказала она. — Я не из тех, кто ищет смерти. Но то, что происходит, — это безнадежно. Нет... нет у нас выхода. Мы хотели спасти Гебель-Нахар, а теперь... а теперь и у нас нет выхода.

— Кейси и Ян найдут выход, они могут.

— Они не могут, потому что его нет.

— Хорошо, тогда чем можешь помочь ты?

— Я должна была помочь.

— Должна, хотела... но можешь ли сейчас?

Она дышала, часто и неглубоко захватывая воздух открытым ртом, а потом бессильно откинула голову на подушку.

— Тогда не думай. Выброси все из головы. Я не оставлю тебя одну. Я буду приходить. Ты просто жди меня, и все будет хорошо.

— Как я могу ждать? — шептала Аманда. — Я боюсь себя. Я боюсь, что покончу со всем, сделаю то, что хочу сделать больше всего, и... и погублю всех.

— Ты не сделаешь этого.

— Я могу.

— Ты измучена. Истерзана болью. Перестань изводить себя. Через час, самое большее через два, я вернусь. А сейчас немедленно спать!

Я вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой двери.

Быстрыми шагами мерил я пустынные коридоры, направляясь к казарме музыкантской команды Третьего полка. Дневальный занимал свое обычное место в приемной, и Мигель был на месте. Стоя у письменного стола, он что-то внимательно изучал на испещренном цифрами листе бумаги.

— Капитан! — воскликнул он, стоило мне отворить двери.

— Я присматриваю за Амандой, — начал я объяснять причину своего появления, — а Ян попросил, как освобожусь, узнать, не нужна ли тебе помощь.

— Я всегда рад вашей помощи, сэр. — Едва заметная улыбка коснулась губ Мигеля. — Не хочешь составить компанию прогуляться к складам? Мне надо проверить снаряжение, а по дороге можно поговорить.

— Ничего не имею против.

Мы вышли из кабинета и уже по другим коридорам зашагали к складским помещениям крепости.

Как выяснилось, интересовало Мигеля не само снаряжение, а его автоматическая доставка по сигналу с пульта дистанционного управления. Если же из-за повреждения сигнал не поступал, то доставка производилась через определенные и равные промежутки времени; следовательно, каждый сектор и уровень Гебель-Нахара был обеспечен всем необходимым. С такой тщательно продуманной системой я, пожалуй, столкнулся впервые.

— Видишь, как предусмотрительны были наши ранчеры, когда строили эту крепость, — говорил Мигель, проверяя автоматику и осматривая уже заполненные всем необходимым и готовые по первому сигналу отправиться в заранее определенное место контейнеры.

Яркий свет мощных светильников, отражаясь от бетонных стен, вероятно из практических соображений выкрашенных ровной белой краской, порождал странное, двойственное ощущение ослепительного света и одновременно давящего сверху, обступающего мрака и уныния. И состояние это подчеркивал и усиливал совершенно неподвижный, словно застывший воздух этих коридоров и залов. Вентиляция здесь, как, впрочем, и в остальных секторах Гебель-Нахара, работала исправно, но в огромных залах с их высокими потолками, что представляли собой складские помещения, движения воздуха совершенно не чувствовалось, как будто не было вовсе.

— Впечатляет, — сказал я, оглядываясь. Мигель кивнул:

— Если и существует крепость, которую может эффективно защищать малая горстка людей, — она перед нами. Только никто не знал, что защитников будет еще меньше... Расчет шел на сотню семей со слугами и приближенными. Но даже мы дорого им обойдемся...

Мигель работал, а я украдкой разглядывал его лицо. Да, исчезли сомнения. С тех пор как он встретил нас с Амандой в космопорте Нахар-Сити, прошло лишь несколько дней, но каким усталым, осунувшимся, даже постаревшим выглядел он. Ему всего лишь двадцать, а значит, это не тяжелая работа и не обрушившиеся на нас испытания так надломили Мигеля. Было здесь еще что-то...

Он закончил проверку последней транспортировочной стойки, закрыл крышку последнего контейнера и повернулся ко мне.

— Ян говорит — у тебя серьезные сомнения в том, что музыканты выдержат первую атаку, — начал я.

Губы его сжались, превратились в тонкую нить, и некоторое время он просто молчал.

— Да, — наконец ответил он. Помолчал и добавил:

— Нельзя их ни в чем обвинять. Солдатом нужно родиться. Настоящим солдатам место в боевых взводах, а не в полковом оркестре. Сюда приходят не за наградами и подвигами, а ради собственной безопасности. — И вдруг он улыбнулся:

— Конечно, для таких, как я, — место идеальное.

— Но с другой стороны, — возразил я, — они здесь, с нами. Они остались.

— Остались, — повторил Мигель, тяжело опустился на деревянный ящик и жестом пригласил занять место рядом. — Остались, потому что кроме нескольких дней непривычной работы это им ничего не стоило. А платой за все стали острые ощущения. Страсти, чувственный надрыв, драма — вот ради чего живут и готовы жертвовать жизнью нахарцы. Чем больше страстей, тем лучше... Когда мы летели из Нахар-Сити, я говорил тебе об этом.