Сила страсти (СИ) - Бер Надежда

— Скажи, Силантий, что со мной не так? Почему я тебе не люба? Чем, твоя Роксана лучше? — спросила Ганна, вопрос этот давно ее мучил.

— Так ведь сердцу не прикажешь, Ганна. Може, и ты кого встретишь и замуж выйдешь.

— Сердце у него, тоже мне! Зачем тогда женился?!

— С батькой спорить не хотел… Думал, все так живут, ни о какой любви не помышляют, и я как-нибудь да проживу. Мне ведь тебя еще в детстве в невесты назначили, кто ж меня спрашивал…

Да уж, выйти удачно замуж — мечта каждой девушки. Хорошие женихи на дороге не валяются, за них еще побороться нужно, жениху и его родне понравиться. Но это пусть девки-бесприданницы изворачиваются. А Ганне «повезло» — жених готовый достался, с детства договоренность. И Ганна принимала это как данность. Она любимая дочка, семья зажиточная, родня многочисленная, все у нее самое лучшее, и наряды, и украшения, приданное приличное, ну и жених соответствующий — первый парень на деревне. А то, что Сила ей никаких особых знаков внимания не оказывал, как невесте, она как бы и не замечала: никуда не денется, влюбится и женится, привыкнет… Кто же знал, что разлучница коварная чары на него напустит, и уйдет от Ганны муж по праву ей принадлежащий…

Покидав в узел кое-какие вещички, ушла Ганна в родительскую хату.

— Остальное, потом заберу. В хозяйстве и моя доля есть. Да и приданное, у нас все описано: чего и сколько я в ваш дом принесла.

После бурных эмоций, тихо стало в хате.

— Как бы нам не заскучать тут с тобой, Остап, — пошутила Акулина — я уж к ней привыкла.

— Ништо, будем жить втроем.

— Илюшку жалко. Я ведь с теткой Оксаной у Ганны роды принимала, первая его на руки взяла. Отпустит ли его теперь к нам Ганна?

— Сам прибежит, не переживай. Ганна позлится, да и перестанет — сказал Остап — ты, Сила, погостишь у нас али как?

— Переночую, а завтра с утра подвода в город идет. Мне же на работу.

— Ну да… Не тоскуешь по селу, по крестьянской жизни?

— Бывает. Но и в городе люди живут.

— Живут, в бараке на несколько семей — хмыкнул Остап — одна кухня, один нужник на всех. Может вернешься, хату построим, да и живи здесь, со своей… Роксаной.

— Не-а… Не вернусь. Роксана тоже работает, в больнице медсестрой.

— Та ну! Во дела! Баба должна в хате сидеть, за хозяйством глядеть…

— Так какое ж у нее хозяйство? Ни свиней, ни курей, ни огорода — возразила Акулина — вот и бегает на работу, только как бы, Сила, кто не увел у тебя «красоту» такую.

Акулина рассмеялась. Остап хмыкнул. Сила нахмурился.

— Не уведут. Пусть только попробуют.

***

Вернулся в город, радостно показал Роксане документ о разводе.

— Все, Саночка, свободен! Теперь и мы с тобой можем пожениться.

Роксана улыбнулась, провела рукой по его небритой щеке, и сказала:

— А зачем нам торопиться? Походи пока свободным.

— Не хочу я свободным быть… от тебя. Пора тебе мою фамилию принять, а то, шо це таки: Роксана Прайс? Мне это не нравится. Тебе тоже нужно печать штампануть, доктор твой в бегах.

— Но он ведь, за границей живой. Как я с ним разведусь?

— Тимофей посоветовал паспорт твой «потерять», и он тебе новый сделает, чистый.

Тимофей Беркутов, из армии уволившись, милицию городскую возглавил, звал к себе Силантия, да тот отказался. «Хватит с меня, Тимоха, наслужился, буду простым работягой»

Роксана задумалась, мысль о «черных вдовах» не оставляла ее: а вдруг и правда это все, боялась за Силантия, потому и не думала о замужестве. Силантий обиделся: «Не хочет замуж за меня Роксана, а вдруг и правда, кто другой ей нравится. Она ведь каждый день на людях, а там в больнице мужиков полно. Роксана-то красивая у меня…»

— Не поняла, Сана, говорят, Сила тебя замуж позвал, хочет законным браком с тобой жить, а ты отказываешься? — удивилась Матвеевна — что так?

— А зачем, Лизавета Матвеевна? Детей у нас нет. Может, еще и бросит меня, и что опять разводиться.

— Вот ты дуреха! Кто же от законного брака отказывается?! Любит он тебя! Такая любовь раз в сто лет бывает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Так уж и раз в сто лет. Кто посчитал? — рассмеялась Роксана — любит он не меня, а ту глупую девчонку в тарантасе, которую он спас, а она смотрела на него, как на героя сказочного, богатыря былинного. Увидел он себя в моих глазах такого распрекрасного, да и влюбился… сам в себя.

Матвеевна посмотрела на нее с опаской.

— Чудно ты говоришь, Роксана. Я ничего не поняла. Ты сама-то любишь его?

— Люблю, конечно…

Прошел год, жили Сила и Роксана дружно, мирно. Мечтать о ребенке перестали, просто наслаждались друг другом. Как известно, мечта, как только ее отпускают на волю, крылья свои раскрывает во всю ширь, взлетает ввысь и вдруг исполняется. Так и желание Силы осуществилось, когда Роксана, вернувшись с работы, улыбнулась загадочно и к Силантию на колени уселась. Обняла за шею, поцеловала в щеку, приласкалась, как кошечка игривая.

— А давай, Силушка, поженимся.

Он удивленно взглянул, недоверчиво. Потом улыбнулся, хитро подмигнул.

— Давай… Надумала, наконец? Поняла, что нельзя такого ценного жениха упускать? Да?

— Поняла. Что наш сынок должен твою фамилию носить — ответила.

— Сынок? Какой сынок? — растерялся Силантий.

— Который внутри меня. Маркер. Как ты и хотел. Или раздумал уже?

Сила сначала дар речи потерял, а потом уж обрадовался. Брак они через месяц оформили, свадьбу даже сыграли скромную вместе с соседями. А Тимофей фотографа позвал, чтобы карточка на память у молодоженов осталась. Фотографию ту, супруги Маркеры выслали родне: маме в далекое село Березовое и папе в Чертогово. Пусть любуются.

После рождения сына, молодой семье вторую комнату в бараке выделили. Мальчика назвали Леонтий. Здоровый, хорошенький малыш получился. Видимо, отпустила Роксана вину за смерть своего первенца, простила себя.

31. Неожиданное решение

Прошло время, подрастал Леонтий, мальчику четвертый год. Роксана и Силантий по-прежнему жили в бараке, занимая в нем две смежные комнаты. Оба работали, праздники с соседями отмечали на общей кухне. И все было хорошо, да начались приграничные волнения, разговоры пошли, что не иначе Китай войной пойдет. И Силантий заволновался. Неспокойно стало в городе, давно ли война закончилась, только начали жить мирно, спокойно, и что опять? Парторг на собрании обстановку в мире обрисовал, рассказал, что новое китайское правительство неправильную политику ведет против Советов, а недобитые белогвардейцы, что как крысы в норах прятались за границей, а теперь головы подняли, диверсии устраивают…

— Но, главное, товарищи. Красная армия всех сильней и отпор всяким врагам достойный даст, мало не покажется. Поэтому без паники! Работаем на благо страны и народа…

«Короче, если говорят без паники, значит, спасайся, кто может» — подумал Силантий, что такое война, он знал хорошо, и если почти девять лет назад, будучи совсем молодым, он без лишних раздумий ринулся вслед за Тимохой в партизанский отряд, то теперь, ему очень дорога была мирная семейная жизнь. В задумчивости глава семейства вернулся после собрания домой. Роксана сидела за столом и читала письмо, а по щекам ее текли слезы.

— Что такое? Плохие новости? От матери? — спросил он.

Роксана кивнула.

— Соседка пишет, что мамин муж Каллистрат Иванович, умер.

— Жалко, конечно, а что болел он?

— Нет. Утонул на рыбалке, лодка перевернулась.

— Вот беда, но что же ты плачешь? Ты его даже не знала — произнес он, боясь обидеть впечатлительную супругу, но в то же время ему непонятны были ее слезы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А сама мама заболела, поэтому письмо соседка пишет под диктовку: «Как похоронила я Каллистрата, так и сделалось мне худо, Роксаночка. Развалиной себя чувствую. Похоже, и моя очередь пришла на тот свет собираться. Калистрат которую ночь снится, к себе зовет. Утром встаю кое-как, руки-ноги дрожат. Работать не могу. Врачиха мне больничный выписала, говорит, нервенное это у тебя. А пройдет ли это непонятно, а кто же трудо-дни зарабатывать будет, чем зимой кормиться? Огород сажать как, не знаю… Лучше и правда, лечь, да и помереть, не маяться. Жалко мне, Роксана, доченька, что не повидаю тебя больше на этом свете, одна ты у меня кровиночка, и внука своего единственного не приласкаю никогда. Прости меня за все. Твоя мама…»