Дракон в её телефоне - Анастасия Максименко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гелька, блин! Аха-ха. Ты же невидимка, ну!
Перетекла на карачки, собираясь тем не менее аккуратненько выбраться на свет белый, и машинально замерла, слыша тяжелые быстрые шаги. Ножки стула отъехали назад, и перед моим носом оказались носки двух начищенных до блеска сапог. Девьян бухнулся на сидение, и мне пришлось отодвинуться назад, поскольку мужские крепкие колени неотвратимо приближались к моему лицу, а подошвы тех самых сапог чуть безжалостно не опустились на мои руки. Я-то, может, и невидимка, но проверять, пройдут ли сквозь мое тело конечности другого человека, пусть и симпатичного мне мужика, пока готова не была.
В столешницу со стуком нечто ударилось — я заподозрила мужской лоб и искренне ему посочувствовала ― и лбу, и мужчине, и заодно столу.
Все же схоронить мать, самого дорогого человека в жизни каждого — это безумно страшно и больно. Я, слава богу, еще не успела познать и прочувствовать такое горе, и как каждый нормальный человек, желанием познавать не горела, пусть никогда близка с собственной матерью не была. Дай ей Господи многих лет долгой счастливой жизни, где-нибудь подальше от меня.
Наверху тихо и душещипательно застонали, затем тренированные ноги, закованные в узкие штанцы так, что вполне отчетливо был заметен их рельеф, вновь «отъехали» назад, после чего наверху пошуршали. С очередным стуком поставили предположительно бокал, откупорили пробку и с журчанием налили себе, судя по донесшемуся до меня запаху, нечто убойно крепкое. Подергала носом, пытаясь удержать неудерживаемое желание смачно чихнуть.
— Ч-хи-и-и!!! — свой собственный чих меня же и оглушил; замерла мышкой, закрыв ладонью рот, лопатки вдавились во внутреннюю стенку стола, тело сотрясло испуганной дрожью, а все потому, что перед моим лицом оказалось озадаченное лицо Девьяна с подозрительно блестящими нездоровым блеском разноцветно-необычными глазами.
Мне показалось, он смотрел мне прямо в глаза, долго, отрешенно и как-то безжизненно-стеклянно, я уже начала подбирать слова оправданий, не находя ни одного адекватного, но вот Девьян моргнул, пошарил глазами по углам, буркнул: «Показалось, что ли?», и убрался обратно наверх.
С моих губ сорвался вздох облегчения. Но облегчалась я рано. И рано убирала со лба несуществующую испарину. Лицо Девьяна вновь резким, незаметно-смазанным движением оказалось возле моего, едва ли кончиком носа моего не касался, у меня от инстинктивного страха дыхание перехватило; а в следующий момент я прям почувствовала, как глаза вылазят из орбит, поскольку его мгновение назад вполне круглые человеческие зрачки вытянулись в узкую линию, как у ненавистных мне рептилий; скулы, подбородок, виски замерцали крупными и мелкими хаотично меняющими цвет чешуйками, красиво очерченные губы приоткрылись, пропуская раздвоенную крупную ленту языка и обнажая довольно большие толстые клыки.
Внутри меня все обмерло, горло сдавило невидимой жесткой рукой, выбивая из него хриплый сип. Кажется, еще немного ― и меня разобьет паралич самого настоящего животного ужаса, и он, паралич, меня, кажется, и разбил, когда оно выдало:
— Я же чувствую тебя… Чувствую тебя, ведьма.
— Что-о-о! — возмущенные слова полились вперед еще не осознавшего их мозга. — Какая я тебе ведьма, змей чешуйчатый, — и хлоп факелом по лбу, один раз, второй. Белая, в виде застывшего во льду огненного знамени вершина моей фалочки налилась багрянцем и осыпала мужское лицо алыми искорками.
Чешуйчатый машинально зажмурился, в то время как я рыбкой извернулась и проскочила в зазор между столом и стулом. Отбежала на другой конец помещения и юркнула за штору, уже не доверяя ни своей невидимости, ни мужчине неясного происхождения. А уж если он действительно мой Дракон, то вообще фаталити.
…И, конечно же, я, как обычно, забыла, что все окружающее меня ― просто сон! Не реальность, игра воображения. Уж слишком реальным все вокруг ощущалось. Только, как вы понимаете, не все, что кажется реальным, действительно реальное, и не обязательно фантазия ― действительно фантазия. Ведь по сути, если раздвинуть рамки сознания, откуда нам знать, что вокруг нас в данный момент реальный мир? Хватит и того, что если не ложиться спать, то завтра и вчера, как и времени, просто не существует, только сейчас.
…Все вокруг нас ― адаптированная игра…
Тряхнула головой, возвращая сознание к реальности и осознанно вовлекаясь в «настоящий мир» и принимая его правила, украдкой заметила, что и воздух будто всколыхнулся, запустившись вместе со мной.
А в обычном своем облике Девьян между тем как ни в чем не бывало, ― если это так можно назвать, ― растекшись в кресле, пил янтарную жидкость из бокала, утирал ребром указательного пальца губы, гладил пальцами фотографию в рамке, нетрудно догадаться, чью, и бормотал слова прощения, плел, что это его вина, это он должен был выпить яд, а не императрица, грозился обязательно отыскать предателей и жестоко наказать всех причастных, их уже ищут и вот-вот найдут, и вскоре он в полной мере отомстит за ее смерть. Именно так он говорил.
Притаившись в своем совсем не укромном убежище, раздумывала, как же помочь чешуйчатым, ведь оставлять за спиной убийц в самом деле нельзя, надо как-то помочь указать хотя бы на блонду. Да, она пешка. Но и пешки могут быть очень полезны, если знать, как ими управлять и как выжать из них максимум, тем более Лизетт ведь знала, должна была знать, кто главный кукловод не то переворота, не то заговора. Насчет вины Тьена я не была так уверена, в его отношении все косвенно и зыбко, и он все-таки брат, родная кровь как-никак, дикость ― его подозревать в братоубийстве или вообще той, кто его на свет произвел. Но, с другой стороны, в сериалах подобное вообще данность, вспомнить, например, «Великолепный век», там братьев своих родных пачками выносили ― и младенцев, и старшенцев.
Между тем сознание трусливо нашептывало: Девьян вообще не человек, гад хладнокровной породы, очень опасное существо, какое, узнав о попаданке, сломает мою тонкую шею не задумываясь или и вовсе просто сожрет, на хрена ему помогать?! Я скривилась. Иногда быть человеком очень сложно, по моему мнению, именно люди ― твари дрожащие и всего боящиеся, как бы это ни
