Любовь за деньги. П… роману с Бузовой - Роман Третьяков

Проснувшись, я первым делом посмотрел вверх, на этих чрезмерно влюбленных, держатся ли они по-прежнему или нет. Они спокойно спали, отвернувшись в разные стороны. Руки все-таки затекли. Я так и думал, все рано или поздно заканчивается.

Петербург встретил меня хорошей солнечной погодой, я посчитал, что это хороший знак для такого непростого дня. Втянул ноздрями холодный привокзальный воздух, пропитанный мазутом, и двинулся в город. Первым делом надо было позвонить Оле.

– Алле, Оленька, привет.

– Привет, котешенька.

– Я тебя не отрываю там ни от чего?

– Да нет. У нас как раз перерыв.

– Здорово.

– Что-то случилось?

– С чего ты взяла?

– Ты никогда так рано не звонишь.

– Да нет, ничего особенного. Звонил мне только что мой приятель из Петербурга, Тимур, ты его должна помнить.

– Да, помню, ну и что?

– Он хотел мне что-то передать. Хотел к тебе подъехать после учебы. Ты когда заканчиваешь?

– Пусть подъезжает в большой перерыв после второй пары, или нет, лучше после третей. В 14:25 я заканчиваю, думаю, что без пятнадцати три буду свободна.

– А адрес скажи, куда приезжать.

– «Василеостровская», Первая линия, дом двадцать шесть.

– Только ты сама обязательно встречай. Хорошо?

– Ладно.

– Ну все, целую. Пока.

– Пока.

Вот и чудесно. Сейчас полодиннадцатого, к 14:30 надо быть у нее на «Василеостровской». Есть время немного прогуляться.

Я вышел с Московского вокзала на Невский и пошел в сторону Адмиралтейства. Смотрел на здания, которые сияли отражающимся в окнах солнечным светом. Люди бежали мимо и не замечали торжества вокруг, а я замечал, и это выгодное отличие радовало меня и делало уникальным на фоне остальных. Я не спеша прошел дворец Строгановых, Аничков мост и дворец, римско-католический храм Святой Екатерины. Шел и смотрел на уходящий в небо Невский проспект. На фоне этих дворцов все мои проблемы казались мелочью и суетой, прахом у моря. От этой мысли мне становилось спокойнее, на место тревоги приходила нега. Я знал – мне хорошо, вот так одному, в чужом городе, на улице, которую не знаю, среди чужих прохожих. Всего этого вокруг меня было достаточно для того, чтобы быть счастливым. И не надо ничего более.

Я начал думать о том, что живу одним словом – надо. Мне, как и остальным, постоянно что-то надо: надо вернуть деньги, надо защитить свою девушку, надо не опоздать на работу, если она есть, или надо ее найти, если ее нет, надо сходить в магазин и купить сыр, надо выиграть приз, надо купить автомобиль, чтобы стоять в пробках, надо купить квартиру, чтобы надо было делать ремонт и покупать мебель, а потом надо будет жениться, завести детей – и вот так всегда надо-надо-надо до того самого момента, когда будет надо умирать. Всю жизнь надо! А кому это надо? Мне? Нет. Тогда зачем все это? Не знаю. Наверное, лучше говорить «хочу». Хочу жениться, хочу сыр и квартиру. В слове «хочу» нет такого долженствования, как в слове «надо». «Хочу» – в нем больше воли и свободы, а «надо» – это какое-то рабство. Если Ленин сказал «надо», комсомол ответил «есть». Видимо, я прав в своих размышлениях. Теперь буду говорить «хочу».

Так я дошел до канала Грибоедова, тут на углу есть одно кафе, мы часто в нем останавливаемся с Олей покушать. Место удобное, и кафе неплохое, к тому же у нас есть десятипроцентный дисконт. Я решил пообедать.

До встречи оставалось не так много времени, всего пара часов. Обед и дорога у меня займут час, оставшееся время я погуляю по ее университету. Мне очень интересно сравнить его с моими представлениями о нем.

Ровно через час я уже стоял на 1-й линии у входа в дом номер 26. Это тот самый Санкт-Петербургский государственный университет, про который так любит говорить Оля. Здание не впечатляло. Я потянул на себя тяжелую, обшарпанную дверь и вошел в маленькое помещение со старым турникетом, без проблем прошел мимо вахтера, клюющего носом в журнал, и остановился перед старой широкой лестницей, ведущей наверх. В этом здании не было ничего, что радовало глаз. У меня есть несколько эпитетов, идеально подходящих для этого помещения: старое, затертое, мрачное и пыльное. В этот момент я был горд своим ТРТУ, в котором было намного уютнее. Я вспомнил аккуратные светлые стены коридоров и холлов, опоясанные деревянной доской, лавочки в сквере университета, зимний сад, оранжерею, продавщиц с пирожками. Там, в моем студенчестве, было очень уютно, в отличие от этого воспетого Бузовой места. Неожиданно пришла в голову крамольная мысль: наверно, все, что она так воспевает, вот такой же раздутый мыльный пузырь, как ее хваленый университет. Мое раздражение дополнили ржущие и тыкающие в меня пальцем студенты. Находиться тут более не было желания, и я немедленно вышел.

Через полчаса я стоял с веником из разноцветных хризантем (Оля их очень любит) у входа и старательно продумывал речь. Из дверей выходили студенты, девочки оглядывались, перешептывались, некоторые даже просили автограф. Мне было неловко от повышенного внимания, но я продолжал стоять, как солдатик в карауле у Виндзорского замка, не обращая ни на кого внимания, до тех пор, пока не появилась она.

– А… как… ты что тут делаешь? – пропищала Оля. Она расплылась в улыбке, засмеялась, закрыла руками рот, потом раскинула их в стороны и потрясла ими, будто обожгла пальцы. Она не могла договорить ни одну фразу, потому что вопросов, на которые она хотела получить ответы, было слишком много. Все признаки ее бесконтрольного поведения. Но она очень была рада сюрпризу. – Ты зачем… А как… Это что… Как… Это мне?

– Это тебе.

– Боже, котенок, так приятно! Ты что тут делаешь? Мы же только вчера с тобой виделись. Как пахнут!

– Сюрприз. У нас так много сложностей и так мало классных моментов, я решил себе и тебе устроить маленький праздник. Как раньше, помнишь? Сделать что-то нетрадиционное. Я знал, что моего приезда ты не ожидаешь, вот именно поэтому приехал.

– Так классно. Котешенька!!!

– Ну что, идем?

– А твой друг? Он же хотел тебе что-то передать.

– Друга не будет, я его придумал, чтобы узнать, когда ты освободишься.

– Так мило! Спосибки тебе! Очень приятно.

– Ну что, куда пойдем? Ты хочешь кушать? Может, в кафе?

– Я хочу кушать, но с букетом будет неудобно. Он такой большой! Давай сходим в кафе завтра, а сейчас поедем домой. Я думаю, мама и Аня будут рады тебя видеть. А заодно и поговорим все вместе. Мы с мамой еще не разговаривали. Она сегодня звонила и очень интересовалась тем, что происходит, но поговорить мы так с ней и не успели.

– Ну поехали домой. – Мы быстро поймали машину, сели, поехали.

– Вот видишь, как все складывается удачно.

– Да. А мамке позвоним?

– Зачем?

– Ну, чтобы она что-нибудь приготовила.

– Это же сюрприз.

– Я переживаю, у нас дома не убрано.

– А что так?

– В нашей комнате сейчас хозяйка Аня, она там устроила такой бардак, что я не могу разложить свои вещи, они так и лежат в чемоданах. Места мало, очень тесно.

– Что, хуже, чем в женской спальне проекта?

– Нет, не хуже, конечно, но все равно не убрано. Иногда мне даже свой ноутбук некуда поставить. Мы воюем с ней за любой клочок пространства.

– Она что, уже по тебе перестала скучать?

– Скучает, конечно, но, когда я приезжаю с проекта, она говорит мне: «Ну вот, опять приперлась!»

– Ты обижаешься?

– Я же знаю, что это у нее такой юмор. А еще у нас теперь Дольче.

– Дольче? – Мне было посрать на Дольче, но я сделал заинтересованное лицо.

– Это наша лапочка. Анютке ухажер подарил йоркширского терьера, девочку. Мы назвали ее Дольче.

– Дольче – это что, как «Dolce & Gabbana»?

– Да, как D&G. Собачку надо было назвать на букву Д, вот Аня и назвала.

– Потрясающая фантазия у Ани!

– Да! А еще она у нас большая модница. Я с ней играю, завязываю бантики, кормлю и сплю с ней. Она ложится ко мне на подушку и сопит. Такая лапочка. Я ее очень люблю.

– Аня не ревнует?

– Нет, ей по фигу. Иногда возмущается, но не особо. – Мы быстро доехали до Черной речки, несколько раз повернули, и типовой дом пятидесятых годов с окнами на автобазу «нарисовался». Мы были на месте. Водитель денег не взял. Попросил расписаться для жены и ребенка.

– В подъезде все по-прежнему?

– Да все так же, аллея славы. Соседи очень недовольны тем, что пишут на стенах, тем более недавно сделали ремонт вскладчину. Это все написано уже после ремонта. – Все стены были изрисованы маркером, большинство наскальных надписей было посвящено «Д2».

– Я смотрю, мнения авторов разделились: «Бузова, ты лучшая!», «Бузова, ты тупая!», «Оля + Рома = любовь». Что-то тебя не очень любят земляки.

– Тебя тоже: «Рома – лысый карлик и лох!», «Оля, Стас лучше!», «Олечка, я тебя люблю!»

– Моя очередь? Вот смотри: «Роман самый реальный пацан в „Д2“!», «Бузова, ты лохушка!» – Читая послания фанатов, мы быстро поднялись на пятый этаж. Оля открыла дверь, и мы вошли – Разувайся, тапочки вот тут.