Рыцарь Курятника - Эрнест Капандю

— Если так, король будет доволен.

— Да услышит вас Бог!

— Еще одно, — продолжал д’Аржансон тихим голосом.

— Что еще?

— По некоторым причинам, неизвестным никому, кроме меня, королю было бы любопытно знать, что делает принц Конти, с кем он чаще всех видится, не готовится ли к путешествию.

— Я этим займусь.

Маркиз встал.

— Вы мены поняли? — спросил он.

— Да, конечно, — отвечал Фейдо.

Министр сделал несколько шагов к дверям, Фейдо бросился провожать его.

— Нет, нет, останьтесь! — воспротивился маркиз. — Я приехал инкогнито. Посыльному я запретил говорить кому бы то ни было, что я здесь. Мое посещение должно остаться в тайне. До свидания. Постарайтесь, чтобы его величество остался доволен вашими услугами.

Фейдо поклонился, министр иностранных дел вышел из гостиной.

Оставшись один, Фейдо прошел в свой кабинет, подошел к библиотеке, нажал пружину и отворил секретный ящик, из которого вынул связку бумаг. Он положил эти бумаги на бюро, отпер другой ящик и вынул две медные решетки, употребляемые для расшифровки дипломатических корреспонденций. Прикладывая эти решетки к разным бумагам, он читал их про себя.

— Так и есть! — прошептал он. — Эти сведения были верны. Польская партия хочет свергнуть короля Августа, другая партия хочет призвать на трон короля Станислава, но ей не сладить с саксонским домом. Этот буйный народ может угомонить только принц со знаменитым именем — Бурбон!.. Очевидно, этот поляк прислан к принцу де Конти…

Фейдо долго размышлял.

— Одобряет ли король этот план? — продолжал он рассуждать. — Вот щекотливый вопрос!.. Арестуя этого поляка, друга или врага приобрету я в лице принца де Конти?

Фейдо де Морвиль встал и начал вышагивать по комнате с беспокойством и нетерпением. Он был встревожен и колебался, что было легко объяснимо. Начальники французской полиции ставили в первый ряд щекотливую обязанность наблюдать за принцами крови и членами королевской фамилии не взирая на звание. И им было известно, что как только эти знатные особы узнавали или догадывались об этом, они сердились и, не стесняясь, давали почувствовать это тому, кто окружал их неприятным для них надзором.

— Черт побери! — сказал начальник полиции, подавив гнев. — Сегодня все соединилось, чтобы затруднить состояние моих дел! Эти непонятные дела с Рыцарем Курятника, это покушение на жизнь дочери Даже, эта новая история с поляком, которая ставит меня в весьма щекотливое положение!.. Что тут делать?.. Надо, однако, действовать, — продолжал Фейдо после минутного молчания.

Он сильно дернул за шнурок звонка.

XV. СЛУЖАНКА

— Жильбер прав! — сказал Даже. — Надо действовать именно так.

— Вы позволяете мне действовать, как я сочту нужным? — спросил Жильбер.

— Да. Сделайте все, что посчитаете необходимым, но мы должны узнать тайну этого злодеяния!.. О дочь моя! Мое бедное дитя!..

— Успокойтесь, ради Бога, будьте мужественны, как Ролан и я.

— Ну, хорошо! Делайте, как знаете, я справлюсь с собой!

Эта сцена происходила ночью в комнате Даже, которая имела три выхода: во двор, в коридор и в парикмахерскую. Лампы были зажжены. Даже, Жильбер и Ролан сидели за круглым столом, на котором лежало все необходимое для письма.

— Ты тоже поддерживаешь мой план? — спросил Жильбер у Ролана.

— Да, Жильбер, я знаю, как ты любишь мою сестру, знаю, какой ты человек, и заранее одобряю все, что ты сделаешь.

Жильбер встал и отворил дверь, ведущую в парикмахерскую.

— Фебо! — позвал он.

Прибежал подмастерье парикмахера.

— Позовите Иснарду и Жюстину, мне надо С ними поговорить.

— Леонар! — опять позвал Жильбер.

Второй подмастерье подошел к нему.

— Попросите мсье Рупара, чулочника, и его жену прийти сюда. Потом зайдите в лавку мадам Жонсьер, жены парфюмера, в лавку мадам Жереми, швеи, и тоже попросите этих дам прийти сюда сейчас же, не теряя ни минуты.

Подмастерье бросился выполнять приказание.

— Зачем вы просите сюда всех этих людей? — спросил Даже с беспокойством.

— Предоставьте мне свободу действий — вы сейчас узнаете все, — отвечал Жильбер.

Обе служанки пришли вместе с Фебо.

— Как чувствует себя моя дочь? — спросил Даже.

— Все так же, — отвечала Жюстина. — Она неподвижна, но мадемуазель Кино говорила сейчас мадемуазель Нисетте, что ее дыхание стало более свободным.

Даже сложил на груди руки и поднял глаза к небу, как бы благодаря Бога.

— Разве мадемуазель Кино не хочет немного отдохнуть? — спросил Ролан.

— Нет, — отвечал Жильбер. — Она объяснила, что всю ночь просидит возле Сабины и выйдет из ее комнаты только тогда, когда та ее узнает и улыбнется ей.

— Как мне отблагодарить ее? — спросил Даже. — Это добрый гений, охраняющий мою дочь.

Дверь отворилась, и вошел третий подмастерье.

— А! — сказал Ролан. — Это Блонден.

— Виконт де Таванн возвратился из Версаля? — спросил Жильбер.

— Нет еще, — отвечал подмастерье, — но как только он возвратится, ему отдадут ваше письмо. Его взял первый камердинер.

— Хорошо! — сказал Жильбер, знаком велев подмастерью уйти.

Через пять минут Рупар, Урсула, мадам Жереми, мадам Жонсьер сидели в комнате за лавкой и смотрели друг на друга, сгорая от любопытства. Обе служанки стояли у камина, три подмастерья — у стеклянной двери, отделявшей комнату от парикмахерской.

— Друзья мои! — начал Жильбер. — Вы все были глубоко огорчены страшным происшествием, поразившим нас. Вы все любите Сабину, как и мы, вы должны узнать правду, приподнять завесу, скрывающую до сих пор это злодеяние. Вы нам поможете разъяснить это дело, не правда ли?

— Да-да! — сказали в один голос мадам Жереми, мадам Жонсьер, Урсула.

— Очевидно, — сказал Рупар, — что свет истинный — это великий общественный светильник.

— Молчите! — перебила Урсула, толкнув муже локтем.

— Начнем по порядку, — сказал Жильбер. — В котором часу вы вчера уехали в Версаль? — обратился он к Даже.

— Утром, в восемь часов, — отвечал парикмахер.

— И вы не возвращались сюда ни днем, ни вечером?

— Нет.

— Уезжая, в каком состоянии оставили вы Сабину?

— Как обычно, она была жива, весела, счастлива; и тени печали не было в ее глазах.

— Она спрашивала вас, вернетесь ли вы в Париж?

— Нет, она об этом не осведомлялась.

— Вы ничего не заметили? Припомните хорошенько.

— Нет, ничего особенного.

— А ты, Ролан, в котором часу оставил сестру?