Испытательный срок - Игорь Ревва

— Откуда ты знаешь? — орала Катя. — Откуда знаешь заклинания?

— Дура! — орал в ответ Макс. — Ты же сама их читала! Только что!

Я подумал, что и правда Катька читала заклинания. И паутина у нее была почти такая же, как и у Макса. Только хилее намного... И почему Катька так взбеленилась — тоже понятно. А взбеленилась она типа сильно, я никогда не слышал, чтобы она так орала. И взгляда такого никогда не видел. Бешеные же глаза! К женщине с таким взглядом близко подходить — несовместимо с жизнью. Да и выглядит она сейчас кошмарно. Рожа вся в грязи, где маска, а где свое лицо — не отличить. Автоматом размахивает, того и гляди, пальнет, дура. И все такое.

Но Катя — она все-таки молодец. Быстренько успокоилась. Словно выключатель повернула. Р-раз — и все! И на Макса уже смотрит холодно и с этаким интересом. Хотя сам Макс еще на нерве, дергается и шумит.

— Это гоблинские заклятия, — ровным голосом говорит ему Катя. — Я им в Кремле обучилась. А ты где?

— Да не учился я им нигде! — продолжает кричать Макс. — Идиотка! Я просто за тобой повторял!

— Не просто, — возражает Катя. — Ты их лучше прочитал, чем я.

— Ну и что?! — возмущается Макс. — Прыжок на Севастопольском тоже повторял заклинания за... за этой бабой, в красном...

— Ща за бабу в глаз получишь, — предупреждаю я. А чего?! Будет тут еще всякое дерьмо бабой ее называть...

А все уже на меня смотрят. Внимательно так, с подозрением. Ну, типа как обычно... суки...

— Скажи, Прыжок, — повторяет Макс. — Ты же в Кремле не был? У гоблинских магов в учениках не ходил?

— А ты, Игнатьев, откуда знаешь, что тот гоблин магом был? — спрашивает Катя.

И глаза у нее — бешеные. Видно, вспомнила что-то, чего вспоминать не хотелось.

— Ты сама говорила, — заявил Макс. — Свою жизнь надо помнить!

Катя отвела глаза. Наверное, вспомнила, что и правда говорила. Мне, например, Гнусь сказал. А Гнусю кто? Наверное, Катя и сказала. Фиг их тут разберет, москвичей этих...

Короче, пауза возникла. Когда каждый думает о своем и все — об одном и том же. И каждый боится что-то сказать. Молчим. Смотрим. И тут как раз Маркулий от грязи отплевался и выдает:

— Простите, пожалуйста, Максим Витальевич. Но это совершенно невозможно!

— Что именно? — хмурится Макс.

— Чтобы это было всего лишь совпадением, — говорит Маркулий.

А я замер аж! Маркулий-то Макса тем самым именем-отчеством назвал, какое его приятель носил. А Макс отреагировал так, словно это и правда к нему обращаются. Так, думаю. Чем дальше в лес. тем глубже влез...

— Каким совпадением? — спрашивает Макс. А по глазам его вижу — понимает, сука, о чем базар идет.

— Чтобы и имя, и фамилия, и слова...

— Не понимаю, — ворчит Макс и в сторонку слинять хочет. А я его за куртку — цап!

— Погоди, — говорю, — Максим Витальевич Игнатьев. Вопросик к тебе имеется.

Макс на меня грустно так посмотрел, вздохнул. А Маркулий продолжает бубнить:

— Вы же один в один похожи на учителя моего! Трудно поверить даже! И эта вот его присказка, которую он часто повторял... Про то, что свою жизнь нужно помнить...

— И сколько же лет твоему учителю? — спрашивает Макс, а сам на меня смотрит.

— Сейчас должно быть около семидесяти, — выдает Маркулий.

Колобок заржал. Гнусь хмыкнул. Эллина выругалась вполголоса. Даже Юрка чё-то буркнул. Катя — та молчит.

— Еще вопросы есть? — спрашивает Макс и усмехается.

— Нет, погодите!.. — настаивает Маркулий.

— Ребята, — говорит Макс. — Я понимаю, что веду себя странно. Не так, как принято. Понимаю, поверьте. И придет время, я вам все расскажу. Вам все станет ясно, обещаю. Но не сейчас. Сейчас я хочу сказать, что вы можете мне верить. Я — с вами. Мы — одна команда. Мы должны... нет — обязаны! Обязаны довести Маркулия до Данихнова! Чтобы хотя бы попытаться нанести удар по гоблинам и прочей нечисти. Это и моё желание, поверьте, ребята. Я точно так же ненавижу Багнадоф, как и вы. Я не могу этого доказать, но это так. Я понимаю, что вы не до конца доверяете мне. Я сам далеко не всем здесь доверяю. Прыжку, например. Эллине, Кате... Но это не важно. Важно другое — нам необходимо приструнить Багнадоф. Нам всем! И пока мы делаем одно общее дело, мы — одна команда. А на разные совпадения — согласен, странные совпадения — внимания обращать не нужно. Хорошо?

После этой речи его все замолчали, на Макса смотрят. И Юрка тут выдает:

— Дело-то мы сделаем. А потом чего от тебя ждать?

— А от тебя? — спрашивает Макс. — Чего ждать от тебя? От Прыжка? От остальных?

Юрка промолчал.

И я промолчал.

И все остальные вообще — тоже...

14. ЗАСАДА

Команда добралась до Севастопольского проспекта только к утру. Маркулий очень затруднял продвижение — маг еле шел, все время спотыкался и жаловался на судьбу, на запахи, на грязь и вообще на весь белый свет.

Остановиться было нельзя, да и негде. Пустошь до самого горизонта была покрыта осточертевшей уже всем черной грязью. Ни костра развести, ни присесть отдохнуть.

Едва солнце скрылось за горизонтом и на пустошь опустилась ночная тьма, как исчезли и пузыри, вызывавшие уже у всех совершенно законное опасение. Но зато появились какие-то никому не знакомые огоньки — красные точки целыми гроздьями вспыхивали в грязи то тут, то там. Вереницы огоньков двигались, гасли, мерцали, словно искорки костра. Даже ошметки грязи на сапогах сияли этими красненькими точками.

Никто из команды никогда не видел ничего подобного. И это еще больше нагнетало и без того напряженную обстановку, действовало на нервы. Одно хорошо: напрочь исчезло гнусное зловоние, донимавшее всю команду. Однако таинственные огоньки, усталость и непрекращающееся нытье Маркулия довели всех до предела.

Дважды Прыжок пытался ударить старика, чтобы заставить его замолчать. Коновалов одергивал его, но видно было, что и самого Юрия нытье мага раздражает ужасно.

И только когда впереди замаячили развалины Севастопольского проспекта, все облегченно вздохнули. Вид порушенных домов показался чуть ли не родным и близким.

Забрезжил рассвет, бесследно сгинули таинственные цепочки огоньков, снова начали вспухать в черной жиже пузыри — пока еще небольшие. И опять потянуло зловонием.

Последние метры дороги по Битцевской пустоши дались особенно трудно. То ли команда очень устали за ночь, то ли вонь усилилась неимоверно, то ли Маркулий начал ныть очень уж активно...

Кое-как добредя до ближайшего дома, в котором сохранился более или менее приличного вида подвал, все забрались туда и обессиленно рухнули прямо на землю. Это было так хорошо — просто лежать и дышать относительно свежим воздухом. Ну и что, что слегка падалью потягивает? Ну и что, что пол в подвале сырой? Ну и что, что холодно? Сейчас все это имело для команды далеко не решающее значение.

Через полчаса пребывания в этом блаженстве Эллина зашевелилась и поднялась на ноги. Командир должен думать не только о себе, и даже не только (и не столько) о своей команде. Выполнение приказа — нот что самое главное.

Растолкав остальных, Эллина погнала Макса с Прыжком в караул. Катю и Коновалова отрядила на поиски какого-нибудь транспорта. А сама принялась осматривать подвал, где им предстояло провести какое-то время. Гнусю, очевидно пожалев его, позволила отсыпаться, А Маркулий и без ее распоряжений дрых уже без задних ног.

Подвал оказался громадным, но дальняя его часть была полностью завалена обломками. Эллина осмотрела все очень внимательно и поняла, что туда не пробраться. Сюда, следовательно, тоже. Значит, на какое-то время можно считать себя в безопасности. С этой мыслью она присела возле стены, положила автомат на колени и закрыла глаза.

Какое-то предчувствие беспокоило ее. Ощущение чего-то нехорошего, что должно будет скоро произойти. Это не было тревогой, это было именно предчувствием. А ему Эллина привыкла доверять.

Глаза слипались, голова была тяжелой — не удержать. Усталость взяла верх, и вскоре Эллина уже провалилась в тревожный и неспокойный сон. Она не заметила, как Маркулий проснулся, как он полез в свой мешок, достал оттуда блокнот Николая-летописца и принялся его читать, параллельно делая заметки на полях и дописывая на чистых листах какие-то знаки.

Постепенно сон Эллины делался глубже. Маркулий же после получаса глубоких раздумий тщательно выписал на чистом листе в блокноте длинный ряд букв, складывающихся в необычные слова. Затем он упрятал блокнот обратно в мешок, опустил на него голову и закрыл глаза. На губах его блуждала слабая улыбка...

С транспортом все оказалось из рук вон плохо. В старом обрушенном гараже обнаружилось три больших автобуса, выехать на которых оказалось совершенно невозможно — ворота гаража были завалены обломками кирпичей. Единственное, что удалось раздобыть, — потрепанный грузовичок с наполовину пустым бензобаком. Катя и Юра хмуро переглянулись — дотянем ли на этом до Данихнова? Неизвестно.