Покаянные сны Михаила Афанасьевича - Владимир Колганов

Все встали. Раздался нестройный хор голосов, по счастью заглушаемый звуками из оркестровой ямы… Пока присутствующие разевали рты, я все смотрел по сторонам, пытаясь разглядеть кого-нибудь из тех, кто в августе, под моросящим дождем, готовый ко всему стоял у Белого дома. Но то ли, распевая гимн, человек так преображается, что начисто теряет привычные черты, то ли тех, с баррикады, попросту здесь не было. Вот только голова приват-доцента с зияющей проплешиной посреди затылка маячила впереди, прямо перед сценой…

Когда в последний раз звякнули медные тарелки и что-то невнятное пропел басовитый геликон, публика стала вновь рассаживаться. Митя дождался, когда зал успокоился, а вслед за этим объявил:

— Следующим номером нашей программы… Гос поди! Да что я говорю! — Митя очень уж картинно, по-бабьи всплеснул руками, словно оправдываясь, и продолжал: — Мы ведь уже договорились. Не будет ни апрельских тезисов, ни программы партии. Зачем нам эта головная боль? — и сделал приглашающий взмах рукой, слегка наклонившись в сторону партера: — Илья Борисыч, окажите милость! Убедительно прошу!

Все снова встали. Зал взорвался овацией. Это продолжалось несколько минут. Илья Борисович тем временем поднялся по ступеням и вот теперь стоял, переминаясь с ноги на ногу, на сцене. Видимо, сознание неизбежности подобного проявления всеобщего восторга не вызывало у него положительных эмоций. Слиться с массой, лобызаться с кем попало, быть ослюнявленным с головы до ног — такая перспектива его не увлекала. Самое главное — сохранять дистанцию. Надо дать понять, кто он и кто они. Впрочем, для демонстрации единства и сплочения можно было изредка и отступить от такого правила — вот, скажем, в августе, на берегу Москвы-реки…

Овации, как по команде, стихли. Публика заняла свои места. Зал замер в ожидании. Что-то будет… И он сказал:

— Дамы и господа! Коллеги! В этот торжественный момент, в эту годину тяжких испытаний, когда решается судьба не только нашей партии, но всей страны, я обращаюсь к вам с призывом: все на выборы!

— Бис! Браво! — раздалось из зала.

Оратор переждал овации и продолжал:

— Нам надо отбросить взаимные претензии и разногласия. Забыть про гнусные оскорбления, кровные обиды и грязные плевки. И, невзирая на превратности судьбы, идти вперед, к светлому зданию всеобщего благоденствия и свободы. Пойдем же все вместе, в едином порыве, нас никому не запугать!

— Мы с вами, Илья Борисыч! — донеслось из разных концов зала.

— Спасибо! Спасибо вам, друзья! — Илья Борисович вынул платок и приложил к глазам, делая вид, что прослезился. Затем, немного помолчав, он продолжал: — Впереди у нас серьезная, напряженная работа. Я допускаю, что не каждому из здесь присутствующих она окажется по силам, по плечу. Однако на место упавшего бойца сразу же встанет другой. Случайно оступившегося мы поправим. Ну а предателям место у расстрельной стены! — И тут же, криво улыбнувшись, уточнил: — Я, конечно, фигурально выражаюсь.

— Долой! Долой! — кричали из зала.

А я подумал: до чего ж красиво, чертяка, говорит! Наверное, юные студенточки в восторге от его лекций. И все же… И все же должен откровенно вам признаться, я даже думаю, что это кого-то огорчит: речь лидера не произвела на меня желаемого впечатления. То есть ничего особенного я не ожидал, однако надеялся разъяснить для себя кое-какие краеугольные вопросы.

Увы, мэтр по сути так ничего и не сказал. Мышление лозунгами меня ничуть не возбуждает. Я глух к сентенциям, основанным на весьма поверхностных, очень приближенных знаниях, и совершенно равнодушен к выводам, если так и не услышал аргументов. Увы и ах! Каюсь, я, кажется, даже задремал…

— Делай раз!

Я вздрогнул. Да нет, даже подскочил на месте. Что? Где? Кого? Я открыл глаза.

Тут снова повторился крик:

— Делай два! — и вслед за тем стоящий посреди сцены Митя поймал брошенную ему из-за кулис пачку на первый взгляд то ли входных билетов, то ли прокламаций, сорвал упаковку и, размахнувшись, что есть силы, бросил в зал.

И тут же снова кто-то крикнул:

— Делай три!..

Пачки летели одна за другой и тут же переправлялись в зал, веером разлетаясь над головами публики. Но удивительно дело, еще в полете бумага зеленела на глазах и даже кое-где на ней проступали водяные знаки.

— Класс, класс! — восхищенно закричали в зале, пытаясь поймать летящие листы.

Тут даже в задних рядах произошло движение. Оттуда послышались радостные голоса:

— Стой!

— Погоди!

— Да это ж доллары!

Тем временем сидящий в партере солидного вида гражданин вскочил на спинку кресла, подпрыгнул верх и вырвал из потока летящих ассигнаций целую пачку, еще нераспечатанную и с надписью на непонятном языке. Рухнув с двухметровой высоты на головы соседей, даже не извинился, а стал срывать банковскую упаковку. И вдруг как заорет:

— Мать честная, да здесь же фунты стерлингов!

На галерее начался переполох. Самые нетерпеливые уже пытались перелезть через барьер и прыгнуть вниз. На их счастье, вмешались бдительные контролеры. Тут же раздались разгневанные голоса:

— А нам!

— А как же мы!

— Пустите нас в партер, а то ведь не достанется!

Так начиналась фракционная борьба…

Не без труда выбравшись из зала, я поспешил в буфет, рассчитывая, что стакан холодной сельтерской внесет некую ясность в мой ум и даже позволит разобраться в происшедшем. Немало проплутав, поскольку не у кого было спрашивать дорогу — ни в коридорах, ни в фойе уже не осталось ни души, — я, наконец, нашел что было нужно.

На первый взгляд буфет был пуст. Вот только бармен неторопливо разбавлял водою пиво, нахально глядя мне в глаза. Воняло тухлой колбасой. Витрину украшали засиженные мухами бутерброды с сыром…

— Что, не досталось? — послышалось позади меня.

Я поглядел по сторонам. В дальнем углу за столиком сидели Илья Борисович и Митя, вполне довольные собой. Ну да, уже успели принять по рюмке коньяка…

— Так что же, ты совсем пустой?

Нет, одной рюмкой здесь не обошлось, судя по развязному тону.

— Да ладно тебе, Митя! — усмехнулся Илья Борисович. — Не видишь, человек в расстройстве. Кстати, рановато покинули зал. Там вот с минуты на минуту начнутся выборы, как же без вас?

Собутыльники расхохотались.

А мне захотелось им сказать… Сказать непременно грубое и едкое, так чтобы… И я сказал:

— По-вашему, это и есть подлинная демократия?

— Ну да!

— То есть ничего отвратительнее не смогли придумать?

— Да что пристал? — оскорбился Митя. — Не знаешь, что ли? Народ выбирает тех, кто им будет управлять. Все по закону, согласно процедуре…

— Митя, не спеши, — вмешался Илья Борисович. — Товарищу надо разъяснить не торопясь. Он ведь у нас, насколько помню, из Саратова?

— При чем тут Саратов? — озлился я. — Вы мне по сути готовы отвечать?

— Извольте! — еле сдерживая улыбку, согласился Илья Борисович и налил мне рюмку коньяка.

Я залпом выпил коньяк и так сказал:

— Вот предположим, я дурак.

Тут Митя радостно осклабился. Впрочем, ничего другого я не ожидал.

— Да, да. Дурак дураком! И доверяю вам, умным, представлять меня во власти. Проще говоря, от моего имени руководить страной.

Илья Борисович одобрительно кивнул. Митя на этот раз не нашел, что возразить.

— Итак, допустим, что на выборах я проголосовал за вас. Из всех предложенных мне кандидатур выбрал столь милые мне, узнаваемые лица. — Тут я не смог удержаться от иронии. — Так вот не кажется ли вам, что здесь налицо противоречие? Способен ли дурак отличить умного кандидата от такого же дурака, как он?

— Утрируете, любезный! — сказали оба кандидата в унисон. Мне даже показалось, что слегка обиделись.

— Ладно. Пусть я немного упрощаю. Что ж, давайте усложним. — Я не хотел сдаваться. — Тогда такой вопрос: способен ли не сведущий ни в политике, ни в экономике человек выбрать из предложенных ему разными кандидатами программ одну, самую лучшую? Ту, что обеспечит процветание его страны?

— Да и не надо! — буркнул Митя.

Признаться, такой наглости я даже от него не ожидал.

— Тогда зачем же выборы? Зачем эти манипуляции с валютой?

— Вот вы опять ничего не поняли. — Илья Борисович явно огорчился. — Конечно, есть разные способы захвата власти. Но предпочтительнее захватить власть демократическим путем.

— Да где же в этом демократия?

— Сам, что ли, не видишь? — не удержался Митя. — Ты посмотри в зал, ведь в этом участвует весь народ. Ну, если не весь, то лучшие его представители, элита!

Это слово, «элита», Митя произнес с особым придыханием. С таким чувством принято читать молитву, с такой убежденностью идут на эшафот… Честно скажу, я сразу не нашелся что сказать. Сидящих в зале я не знал, разве что видел их горящие глаза, видел загребущие их руки, набитые валютой их карманы… А что, может, он и прав. Может быть, это и есть элита? Вот просто так, без доказательств, по определению…